THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама

«ЗВУКОИЗОБРАЗИТЕЛЬНАЯ ПРИРОДА ФОНОСТИЛИСТИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ АНГЛОЯЗЫЧНОГО РЕКЛАМНОГО ТЕКСТА (ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ) ...»

-- [ Страница 1 ] --

ДЕПАРТАМЕНТ ОБРАЗОВАНИЯ ГОРОДА МОСКВЫ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ ГОРОДА МОСКВЫ

«МОСКОВСКИЙ ГОРОДСКОЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

____________________________________________________________________________

На правах рукописи

Чукарькова Ольга Владимировна

ЗВУКОИЗОБРАЗИТЕЛЬНАЯ ПРИРОДА ФОНОСТИЛИСТИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ

АНГЛОЯЗЫЧНОГО РЕКЛАМНОГО ТЕКСТА (ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ

ИССЛЕДОВАНИЕ)

10.02.04 – германские языки Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель – кандидат педагогических наук, доцент Твердохлебова Ирина Петровна Москва – 2015

ВВЕДЕНИЕ ………………………………………………………………………………………………4 ГЛАВА I. ИССЛЕДОВАНИЕ ЗВУКОИЗОБРАЗИТЕЛЬНОСТИ В ПАНХРОНИИ ………………..16 § 1. История изучения звукоизобразительности ………………………………………………………16

1.1.Эволюция теорий тесей и фюсей……………………………………………………………………………………………16

1.2.Исследование звукоизобразительности в англистике ………………………………………...23

1.3.Звукоизобразительность в семиотическом аспекте ………………………………..............31 § 2. Фоносемантика как интегративная наука ………………………………………………………...39



2.1. Основные теоретические положения фоносемантики ………………………………..............39

2.2. Методология фоносемантики и современные исследования звукоизобразительности в англистике.…………………………………………………

§ 3. Экспрессивность плана выражения как основа фонетической коннотации …………….............57 Выводы…………………………………………………………………………………………………..62

ГЛАВА II. ФОНОСТИЛИСТИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ АНГЛОЯЗЫЧНОГО РЕКЛАМНОГО

ТЕКСТА ………………………………………………………………………………………………....65 § 1. Определение понятия рекламный текст ………………………………………………….............65 § 2. Ключевые параметры рекламного текста

§ 3. Стилистические средства выразительности фонетического уровня англоязычного рекламного текста………………………………………………………………………………

Выводы …………………………………………………………………………………………..............89

ГЛАВА III. ФОНОСЕМАНТИЧЕСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ НА МАТЕРИАЛЕ

АНГЛОЯЗЫЧНЫХ ТЕКСТОВ РЕКЛАМНОГО ДИСКУРСА ………………………………..92 § 1. Разработка авторской методики трехуровневого фоносемантического эксперимента …………………………………………………………………………………92 Фоносемантические эксперименты на материале англоязычных рекламных 1.1.

текстов …………………………………………………………………………………….......92 Разработка фоносемантической интерпретации англоязычного рекламного 1.2.

текста…………………………………………………

§ 2. Трехуровневый фоносемантический эксперимент…………………………………………...113

2.1. Отбор экспериментального материала………………………………………………...113

2.2. Разработка критериев восприятия англоязычных рекламных текстов …….............120

2.3. Разработка понятия коннотативная фонографическая доминанта англоязычного рекламного текста ……………………………….………………………………………….146

2.4. Информанты …….……………………………………………………………………….149

2.5. Ход эксперимента …….…………………………………………………………………151 § 3. Обработка и обсуждение результатов фоносемантического эксперимента…………….154

3.2. Корреляция элементарного и контекстуального звукового символизма фоники англоязычного рекламного текста с образом рекламируемого объекта ………..………….156

3.3. Степени и типы проявления звукоизобразительности в англоязычных рекламных текстах ………………………………………………………………………………………...170 Выводы ………………………………………………………………………………………………179 ЗАКЛЮЧЕНИЕ ……………………………………………………………………………………….182 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ……………………………………………………………………………...188 ПРИЛОЖЕНИЯ ………………………………………………………………………………………...208

ВВЕДЕНИЕ

Данная работа посвящена выявлению звукоизобразительной связи между планом содержания и планом выражения англоязычного рекламного текста, организованного при помощи стилистических средств выразительности фонетического уровня, т.е. посредством фоностилистических приемов, в основе которых лежат звуковые повторы (например, аллитерация, ассонанс).

В современной лингвистике под фоностилистикой принято понимать два разных направления исследований. В первом случае изучается звучащая речь на суперсегментном уровне в аспекте стилистики .

Второе направление обращается к фоностилистике сегментного уровня, фонемному составу текста. Таким образом, в данном случае делается акцент на проблемах звукового насыщения речи в качестве предпочтения одних единиц плана выражения другим через выбор звуковой материи текста .

В работе рассматриваются сегментные фоностилистические приемы, связанные со звуковыми повторами в англоязычном рекламном тексте, – аллитерация и ассонанс. Ни звуки, ни их сочетания не обладают лексическим значением, однако они могут являться стимулами формирования того или иного подтекста, а также создавать определенные коннотации при помощи сегментных фоностилистических приемов. В настоящем исследовании звукоизобразительность данных приемов интерпретируется в аспекте взаимосвязи формы и содержания.

Проблема соотношения формы и содержания не только имеет давнюю историю, но и исследуется в разных областях науки: философии, искусствоведении, психологии, литературоведении, языкознании. В лингвистике этот вопрос раскрывается, в частности, посредством обращения к взаимосвязи плана выражения и плана содержания слова, т.е. к его фонике1 и семантике одновременно.

Интерес к звукоизобразительности слова имеет давнюю историю. Он проявляется в античном споре тесей – фюсей Платон, [«Кратил» 1994], Аристотель, стоики [цит. по: Якушин 2012], позднее – в глоттогонических исследованиях [Лейбниц 1937; Бросс 1822], во многовековой литературной традиции [Белый 1910; Хлебников 1928–1933; Ломоносов 1952;

Рембо 1982]. Первоначально философы, поэты и писатели обнаруживали взаимодействие В данном исследовании термин фоника используется для обозначения плана выражения слова. О фонике подробнее см. БЛС 2008: 680.

между звучанием и значением слова интроспективно. В дальнейшем эти корреляции объективно и научно посредством этимологического, типологического, статистического методов подтвердили многие языковеды: В. фон Гумбольдт, Э. Сепир, О. Есперсен, Ш. Балли, А.А. Потебня, Л. Блумфилд, Д. Болинджер, С.В. Воронин и др. Таким образом, возникновение новой языковедческой дисциплины – фоносемантики – было обусловлено постоянным научным интересом к взаимосвязи между содержательной и формальной (звуковой) составляющими лексики [Воронин 1982; 2006]. По словам О.И. Бродович, «...заслугой С.В. Воронина, как и таких ученых, как А.П. Журавлёв, И.Н. Горелов, В.В. Левицкий, и ряда других является привнесение порядка и научно обоснованной аргументации туда, где до того почти безраздельно царили субъективизм и дилетантство» [Воронин 2006: 1].

С одной стороны, своим становлением как наука фоносемантика обязана семиотике, предложившей структуру знака, в частности языкового, указав на иконическую и индексальную связь означаемого и означающего на уровне слова (ономатопея и звуковой символизм) .

С другой стороны, внедрение в лингвистику экспериментального метода (шкалирование семантического дифференциала Ч. Осгуда , звукобуквы А.П. Журавлёва ) позволило получить проверяемые данные, также свидетельствующие о языковой звукоизобразительности на стыке фонетики (по плану выражения), семантики (по плану содержания) и лексикологии (по совокупности этих двух планов) [Воронин 1990: 21].

Традиционным материалом для исследования фонетических единиц и коннотаций, ими создаваемых, являются тексты художественного дискурса. Как известно, эта область объективации звукоизобразительности изучена достаточно широко в поэзии , в частности в детских поэтических произведениях [Смусь 1988; Егорова 2008], в прозе [Павловская 1999; Лебедева 2006; Черткова 2006] и др. Одной из областей исследования звукоизобразительности плана выражения являются суггестивные тексты – молитвы [Прокофьева 2008], заговорные тексты [Казиева 2010] – однако при этом звукоизобразительная природа текстов англоязычного рекламного дискурса, связанного с языковой манипуляцией, нуждается в дальнейшем изучении.

Рекламный текст, являясь формой репрезентации языка, реализует множество языковых функций, в частности эмотивную, экспрессивную, эстетическую, семиотическую, в том числе посредством взаимосвязи своих составляющих – содержательной и формальной (фонографической). Как правило, авторы успешной рекламы используют многочисленные фоностилистические приемы, основанные на феномене звукосимволизма, одного из проявлений иконичности, присущей языку как знаковой системе . В связи с этим данные приемы отражают ингерентную (внутриязыковую) и адгерентную (приобретенную в силу прагматики англоязычного рекламного дискурса) экспрессивность языковых единиц – фонем и фонестем (звукосочетаний, понимаемых как субморфемы ).

В лингвистических исследованиях раскрываются их различные аспекты:

фонологический (фоностилистика звучащей речи): просодические особенности (Ксензенко 1996; Сомова 2002; Терехова 2008; Федорова 2008), в частности ритмические характеристики (Морилова 2005), речевой голос в американской рекламе (Гирина 2008);

словообразовательный и синтаксический: особенности глагола в рекламном тексте (Дементьева 2004; Воронина 2011), экспрессивный синтаксис (Золина 2006; Кораблева 2008);

лексический: коллоквиализмы (Собянина 1996), языковая игра и компрессия (Лазовская 2007; Шокина 2008; Исаева 2011, Ксензенко 2013), синонимия (Ямпольская 2009), ономастика (Кирпичева 2007).

Ластовецкая 2005; Македонцева 2010), межъязыковая и межкультурная коммуникация (Медведева 2002; Щербина 2002, Викулова 2008, Борисова 2012), вербальная и невербальная манипуляция (Желтухина 2004; Борисова 2005; Попова 2005; Страхова 2012), гендерные аспекты (Кирилина 2000; Колтышева 2008; Назина 2011; Яндиева 2011) и др.

Реклама в совокупности своих характеристик рассматривается как особый вид текста (Литвинова 1996; Дмитриев 2000; Шидо 2002) и тип дискурса (Ксензенко 2012; Кочетова 2013), ключевыми аспектами которого являются императивность (Терпугова 2000), интертекстуальность (Терских 2003; Ускова 2003), медиарекламная картина мира (Добросклонская 2000; Ежова 2010) и др.

Зарубежные ученые также обращаются к различным аспектам рекламы: Leech 1966; Dyer 1982; Cook 1992; Klink 2000; Goddard 2001; Lowrey 2013 и др.

Некоторые исследования уделяют внимание плану выражения рекламных текстов, при этом не затрагивая фоносемантические проблемы рассматриваемого материала . Они ограничиваются описанием фоностилистических приемов, рекомендациями по читабельности (readability) и эффективности текста, например, отмечается, что: «...названия фирм “Алиса”, “Блик”, “Алекс” – это примеры удачного словоупотребления, а такие названия, как “Темпбанк”, “Холдинг-центр”, неблагозвучны для русского уха и, следовательно, антирекламны» [Леденева 2004: 89] Таким образом, несмотря на многоаспектный подход к исследованию рекламы, звукоизобразительность фоностилистических приемов сегментного уровня (композиционные звуковые повторы) в англоязычном рекламном дискурсе в настоящий момент изучена недостаточно.

В связи с этим актуальность работы обусловлена рядом факторов.

Во-первых, современная лингвистика обращается к комплексному рассмотрению языковых явлений, связанных с вербальной манипуляцией. Поскольку имеет место устойчивый интерес к проблемам звукоизобразительности языка, в частности к вопросам взаимосвязи формы и значения слова, фоносемантика проявляет себя как междисциплинарная наука.

Во-вторых, одной из благоприятных сфер, в которой происходит реализация потенциальной звукоизобразительности языковых единиц в процессе вербальной манипуляции, является рекламный дискурс в силу (экстра-) лингвистических факторов. Рекламный текст рассматривается в как объект изучения фоносемантики благодаря прогнозируемости реакции адресата, неспонтанности, четкой стилистической маркированности [Сомова 2002: 421–422].

Несмотря на то, что тексты массовой коммуникации часто выступают объектом исследований, на данном этапе развития лингвистики существует только несколько работ, посвященных фоностилистике рекламного текста [Ксензенко 1996; Терехова 2008; Федорова 2008], однако при этом данные исследования описывают просодические особенности звучащей рекламы и не рассматривают фоностилистику звуковых повторов в фоносемантическом аспекте.

В-третьих, хотя в целом фоностилистические приемы представляются хорошо изученными, их звукоизобразительная адгерентная экспрессивность остается недостаточно освещенной, о чем свидетельствует описание фоностилистики сегментного уровня вне глубокого пересечения с аспектами семантики, в частности коннотации [Кузнец, Скребнев 1960; Кухаренко 1988; Гальперин 2009]. В данных работах по стилистике констатируется наличие фоностилистических приемов в анализируемом материале, но при этом принципы выбора фонем с точки зрения роли их ингерентной экспрессивности в создании импликатуры не уточняются.

В-четвертых, соотношению между фоникой и семантикой в целом посвящено большое количество работ, которым свойственна многоплановость, например цветовая и признаковая символика звуков [Бондарь 2001; Прокофьева 2009; Ищенко 2010]; фоносемантический аспект антонимии 1990; Васильева 2004] и др.; рассматриваются проблемы [Бурская звукоизобразительности конкретных языков: русского [Шляхова 2003; 2006], якутского [Афанасьева 1993; Сорова 2011; Тарасова 2013], итальянского [Белова 2009], татарского [Осипова 2008], английского [Павловская 1999; Евенко 2008; Егорова 2008; Солодовникова 2009; Швецова 2011; Флаксман 2015]. Однако при этом звукоизобразительная природа англоязычного рекламного текста не описана в фоносемантических исследованиях. Нами предпринята попытка рассмотреть рекламный дискурс в совокупности его характеристик как одну из сфер активизации ингерентной звукоизобразительности, что также позволяет говорить о научной новизне данной работы.

Таким образом, звукоизобразительность англоязычного рекламного текста, связанная с возникновением коннотаций под влиянием ингерентных и адгерентных свойств его фонемного состава, впервые анализируется в реферируемой работе.

Объектом исследования является англоязычный рекламный текст, план выражения которого содержит стилистические средства выразительности сегментного фонологического уровня, в частности фоностилистические приемы (аллитерация, ассонанс).

Предметом исследования выступает звукоизобразительная природа данных фоностилистических приемов англоязычного рекламного текста как его коннотативная фонографическая доминанта.

Материалом исследования послужили англоязычные рекламные тексты, отобранные методом сплошной выборки из аутентичных источников – англоязычных журналов и их интернет-аналогов в период с 2012 по 2015 год (Cosmopolitan, Vogue, Harper"s Bazaar, Tatler, Psychologies, Women"s Health, Men"s Health, Family Fun, Glamour, GEO, Elle, Fair Lady, Easy Living, Shape, Good Housekeeping, Bicycling, Autocar, American Cop, Natural Health, Women"s Fitness, Prevention, Prima, Guitar Player, Design New England, Crochet!, Sporting Shooter, Gardens, Guns). Данные тексты подвергались фоностилистическому и фоносемантическому анализам, в результате чего корпус исследования составили 1822 рекламных сообщения с фонографическими повторами. Выборка рекламных текстов не носила гендерного или социоориентированного характера и охватывала журналы, целевой аудиторией которых являются англоговорящие читатели (мужчины и женщины в возрасте 16 лет и старше).

Ключевыми требованиями для отбора единиц экспериментального корпуса исследования (26 англоязычных рекламных текстов) выступают следующие характеристики рекламных текстов:

семантическая непрозрачность (широкая формулировка, «низкая степень кодируемости»

[Чейф 1983]);

проекционная стратегия рекламирования [Пирогова, Паршин 2000] (в отличие от рационалистической, проекционная стратегия подчеркивает психологически значимые свойства рекламируемого объекта, создавая сильный эмоциональный эффект, в том числе посредством сегментной фоностилистики);

наличие фоностилистических приемов, репрезентирующих доминантные средства языковой выразительности на уровне фонемы и фонестемы текстов широкого корпуса.

Цель диссертационного исследования состоит в выявлении и экспериментальной верификации наличия особенностей коннотаций, возникающих на основе плана выражения англоязычного рекламного текста, созданного при помощи фоностилистических приемов на сегментном фонологическом уровне.

Для достижения поставленной цели были решены следующие задачи :

представить описание истории развития исследований звукоизобразительности, в том числе в англистике;

провести анализ современных исследований в области фоносемантики;

представить описание стилистических звуковых повторов письменного текста в аспекте речевой экспрессивности;

показать связь коннотации и плана выражения языковых единиц;

сформировать базу широкого и узкого корпусов исследования;

разработать трехуровневый метод (фонема / фонестема – текст – образ рекламируемого объекта) анализа англоязычного рекламного текста, план выражения которого организован при помощи сегментных фоностилистических приемов;

подготовить и провести лингвистический эксперимент по выявлению звукоизобразительности англоязычного рекламного текста, а также обработать полученные результаты методом статистического анализа.

В качестве рабочей гипотезы выдвигается предположение о том, что план выражения англоязычного рекламного текста, содержащий фоностилистические приемы на сегментном фонологическом уровне (например, аллитерация, ассонанс), обладает звукоизобразительной природой, которая реализуется как коннотативный потенциал рекламного текста и выступает модификатором интерпретации сообщения.

Положения, выносимые на защиту :

1. Звукоизобразительность фоностилистических приемов сегментного фонологического уровня (аллитерация, ассонанс) англоязычного рекламного текста носит системноярусный характер и создается символизмом конституентов плана выражения (фонемами и фонестемами). Это происходит, в частности, вследствие того, что тексты англоязычного рекламного дискурса представляют собой благоприятную сферу, в которой раскрываются потенциальные звукоизобразительные свойства данных фоностилистических приемов.

2. При условии взаимодействия составляющих плана выражения фоностилистические приемы сегментного фонологического уровня рекламного текста не только выполняют аттрактивную и мнемоническую функции, но и позволяют манипулировать интерпретацией декодируемого сообщения в качестве одного из коннотативных модификаторов.

3. Англоязычные рекламные тексты письменной реализации, план выражения которых организован при помощи сегментных фоностилистических приемов, обладают коннотативной фонографической доминантой, которая обусловливает возникновение адгерентной звукоизобразительности.

4. Звукоизобразительная природа фоностилистических приемов сегментного фонологического уровня англоязычного рекламного текста понимается как синергия ингерентной экспрессии доминантных звуков, входящих в стилистические повторы, и адгерентной экспрессии, создаваемой данными приемами в целом. В связи с этим звукоизобразительность в англоязычных рекламных текстах неоднородна и обусловливается степенью взаимосвязи конституентов плана выражения.

5. В основе звукоизобразительности сегментной фоностилистики англоязычного рекламного текста письменной реализации лежит образная интерпретация единиц фонологического уровня. В результате этого с учетом принципа tertium comparationis фонетические характеристики звуковых повторов (экспрессивные и артикуляционные) могут создавать метафорические, метонимические и метафтонимические семантические ассоциации.

Комплексная методика исследования включает в себя методы общенаучные (гипотетико-дедуктивный и индуктивный), а также используемые в языкознании (контекстный анализ, метод лингвистической интерпретации текста и фоностилистического анализа единиц сегментного фонологического уровня, фоносемантический анализ фонем и фонестем, в частности аудитивный анализ исследуемого материала), социометрический метод (на этапе работы с информантами). Основной метод исследования – лингвистический эксперимент, проводимый посредством опросов информантов для выявления и верификации наличия особенностей коннотаций плана выражения англоязычных рекламных текстов. На подготовительном этапе, а также при обсуждении результатов эксперимента применялся статистический анализ полученных данных для обнаружения корреляций коннотативных отношений между конституентами плана выражения, а также между планом выражения рекламного текста в целом и его планом содержания.

Методологической и теоретической базой работы послужили исследования таких отечественных и зарубежных ученых в области фоностилистики, как Ш. Балли, М. Граммон, О.М. Брик, Д.Н. Лич, О.С. Ахманова, И.М. Магидова, Р.О. Якобсон, И.В. Арнольд, А.В. Пузырёв, А.А. Липгарт, Г.В. Векшин; фоносемантики – С.В. Воронин, В.В. Левицкий, А.Б. Михалёв, А.М. Газов-Гинзберг, А.П. Журавлёв, И.Ю. Павловская, Л.П. Санжаров, С.С. Шляхова, O. Есперсен, A. Абелин, Л. Блумфилд, Д. Болинджер, M. Магнус;

лингвистического эксперимента – Л.В. Щера, Л.Р. Зиндер, в частности фоносемантического эксперимента – А.С. Штерн, А.П. Журавлёв, В.В. Левицкий, Э. Сепир, Ч. Осгуд, M. Магнус, И. Тейлор; философии языка – В. фон Гумбольдт, Э. Сепир, А.А. Потебня; семиотики – Ч.С. Пирс, Ч.У. Моррис, Ф. де Соссюр, Э. Бенвенист; коннотации – Ю.Д. Апресян, И.В. Арнольд, Ш. Балли, В.Н. Телия, В.И. Шаховский, рекламного дискурса – Д.Н. Лич;

Т.А. ван Дейк, Т.Г. Добросклонская, Е.В. Медведева, О.А. Ксензенко, Л.А. Кочетова, Ю.К. Пирогова, П.Б. Паршин, Е.Г. Борисова; когнитивной лингвистики – Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Дж. Лакофф, Э. Рош, У.Л. Чейф.

Данное исследование опирается на следующие теоретические положения:

Звукоизобразительная система языка подразделяется на звукоподражательный и звукосимволический пласты лексики .

Лексическое значение может включать в себя семантическую ассоциацию (коннотацию) .

План выражения лексики может восприниматься с учетом ассоциаций и быть связанным с ингерентной и адгерентной экспрессией [Граммон 1913; Сепир 1929; Jespersen 1949;

Воронин 1969; 1990; 2006; Гридин 1990; Журавлёв 1991; Лукьянова 1991; Потебня 2010;

Михалёв 1995].

Рекламный текст принадлежит к одной из экспрессивных сфер в силу экстралингвистических особенностей рекламного дискурса [Дейк 1977; Пирогова, Паршин 2000; Медведева 2002; Сомова 2002; Ксензенко 2012; Кочетова 2013].

Сообщение может быть представлено в виде текста «низкой степени кодируемости»

(широкой формулировки) [Чейф 1983].

Вербализация, а также коннотация носят интерпретирующий характер [Рош 1978; 1991;

Воронин 1969; Чейф 1983; Кубрякова 1986; 2001; Телия 1986; Михалёв 1995].

Фоносемантическая доминанта представляет собой звук речи, обладающий объективными признаками статистической проминативности, маркированный многократными фонетическими повторами, оказывающими доминирующее воздействие на реципиента [Балаш 1999; Пищальникова 1999; Шадрина 2001; Наумова 2005].

Фоностилистические приемы подразделяются на исполнительские (суперсегментные), допускающие варьирование при перекодировании произведения из письменной формы в устную, и авторские (сегментные), которые задаются автором на этапе продуцирования текста, константно связанные с фонемным составом, например, аллитерация, ассонанс, рифма и т.д. [Станиславский 1951; Aрнольд 1990; Пузырёв 1995; Сомова 2002; Векшин 2006].

Фонографическая стилизация текста письменной реализации учитывает фонетический образ устной речи, в чем выражается прагматическая, семантическая и экспрессивная функции языкового материала [Сомова 1991; 2002; Сковородников 2005; Куликова 2011].

Внутренняя речь, представляющая собой артикуляционные движения (внутреннее проговаривание, скрытая вербализация), проявляется, в том числе при чтении текстов про себя и аудировании [Жинкин 1964; Соколов 1968; Выготский 1999].

Во избежание эффекта «звукосимволической интерференции» фоносемантическое восприятие языкового материала должно учитывать характеристики не только количественные (наличие определенных фонем в том или ином языке), но и качественные («порог различия фонем», например, аспирация) [Поливанов 1968;

Кулешова 1990; Сомова 2002].

Под звуковой метафорой понимается эмоционально-коннотативный образ, создаваемый планом выражения слова. По своему механизму звуковая метафора аналогична той, которая свойственна обозначаемой тем же названием фигуре речи, и связана с ассоциативностью фоники благодаря возникновению различного типа импликатур [Вундт 1990; Якобсон 1975; Сомова 1991; 2002].

Научная новизна исследования состоит в том, что:

2) введено понятие коннотативной фонографической доминанты для описания плана выражения англоязычного рекламного текста письменной реализации, организованного при помощи фоностилистических приемов сегментного фонологического уровня;

3) корреляция плана выражения и плана содержания рекламного текста интерпретирована в аспекте коннотации, в том числе как проявление ингерентной и адгерентной экспрессивности языковых единиц фонологического уровня;

4) впервые звукоизобразительность сегментных фоностилистических приемов англоязычного рекламного текста понимается как метафорическая, метонимическая и метафтонимическая интерпретация акустико-артикуляционных характеристик фонем и фонестем.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что получили развитие теоретические представления, связанные с пониманием коннотации посредством обращения к плану выражения языковых единиц фонологического уровня.

Результаты работы вносят вклад в осмысление функциональной значимости звукосимволических средств в рекламной коммуникации на английском языке, а также в некоторые аспекты рекламного дискурса:

лингвопрагматика, вербальная манипуляция и медиарекламная картина мира.

Кроме того, исследование затрагивает проблему мотивированности языкового знака, расширяет теоретические положения фоностилистики и способствует осмыслению экспрессивных средств английского языка с позиции стилистики декодирования.

Практическая ценность работы состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в курсах по теоретической фонетике, стилистике, в спецкурсах по фоносемантике английского языка, рекламной коммуникации, а также в дальнейших исследованиях по данной теме. Поскольку звукоизобразительный компонент плана выражения текста, обладая особой звуковой аттракцией, является одним из мотивов коннотации, учет данного фактора при создании рекламы позволяет управлять интерпретацией рекламного сообщения, что особенно важно для практической деятельности специалистов маркетинга. В связи с этим авторская методика оценки звукоизобразительности рекламного текста, предложенная в диссертационном исследовании, может быть применена для лингвистического, в частности фоносемантического, анализа рекламного материала.

Структура диссертации обусловлена поставленными выше целями и задачами.

Работа включает в себя введение, три главы, заключение, библиографию и приложения.

Во Введении излагаются гипотеза и положения, выносимые на защиту, определяются цель и задачи работы, ее объект, предмет и методы исследования, а также аргументируются ее актуальность и научная новизна, теоретическая и практическая значимость.

Глава I «Исследование звукоизобразительности в панхронии» посвящена ряду теоретических вопросов, связанных с фоносемантическим аспектом изучаемой проблемы:

дается характеристика исторической традиции исследований звукоизобразительности, в частности в англистике; излагаются основные теоретические положения фоносемантики как современной междисциплинарной науки; поднимается вопрос о фонетической семиотике;

освещается корреляция коннотации и плана выражения языковых единиц.

Глава II «Фоностилистические приемы англоязычного рекламного текста»

посвящена описанию текстов рекламного дискурса, их характерных особенностей и основных функций с позиции звукоизобразительности языка; затронут вопрос о фоностилистике в ее разделении на исполнительскую (суперсегментную) и авторскую (сегментную), в частности продемонстрирована связь экспрессивности содержания рекламного текста с элементами плана выражения (фонемы, фонестемы), обладающими аттрактивным, мнемоническим, эмотивным потенциалами в силу (экстра-) лингвистических особенностей рекламного дискурса.

В Главе III «Фоносемантический эксперимент на материале англоязычных рекламных текстов» помимо подробного описания трехуровневого фоносемантического эксперимента, проведенного по авторской методике, представлен анализ полученных результатов. Эксперимент позволил установить, каким образом фонографические элементы плана выражения рекламного текста (аллитерация, ассонанс) актуализируют ингерентные свойства доминантных звуков и создают коннотации при помощи фоностилистических приемов сегментного фонологического уровня, задавая ракурс возможного толкования всего текста, обладающего адгерентной звуковой экспрессивностью. В этой главе вводится идея коннотативной фонографической доминанты англоязычного рекламного текста.

Главы диссертации завершаются обоснованными выводами.

В Заключении суммируются основные положения работы, подводятся итоги, намечаются перспективы возможного продолжения исследования в области заявленной проблематики.

Приложения содержат образцы экспериментального материала (перечень рекламных текстов и рекламируемых объектов), а также результаты статистического анализа как текстов широкого корпуса исследования, так и информации, полученной в ходе лингвистического эксперимента, которая представлена в виде диаграмм.

Апробация результатов исследования. Результаты исследования были представлены в докладах на международных, всероссийских и межвузовских конференциях: на научных сессиях Института иностранных языков МГПУ (Москва, 2004, 2005, 2013, 2014, 2015); на конференции ПСТГУ (в рамках секции германской филологии, Москва, 2012); на Международной научной конференции «Общественные науки, социальное развитие и современность» (Москва, 2012); на Международной научной конференции «Коммуникация в рекламе и PR» (ЛГУ им А.С. Пушкина, Санкт-Петербург, 2013). Результаты и выводы проведенного исследования обсуждались на заседаниях кафедры фонетики английского языка и деловой коммуникации ГБОУ ВО города Москвы «Московский городской педагогический университет» (2012-2015 гг.).

Основные положения диссертации отражены в семи публикациях, в том числе в четырех статьях в ведущих рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки России.

ВАК Министерства образования и науки РФ:

1. Чукарькова О.В. Основные тенденции расширения интегративности фоносемантики как науки на современном этапе // Электронный журнал «Теория и практика общественного развития», 2011. – № 8, http://www.teoria-practica.ru/-8-2011/philology/chukarkova.pdf, дата выхода на сайте: 20.12.2011, шифр Информрегистра: 0421100093\0691.

2. Чукарькова О.В. Фоносемантика как связь формы и содержания в языке суггестивных произведений (на примере рекламных текстов на английском языке) // European Social Science Journal (Европейский журнал социальных наук). – М.: Издательство «МИИ Наука», 2012. – № 12. – С. 225–229.

3. Чукарькова О.В. Звукоизобразительная гиперэкспрессивность (на материале англоязычных рекламных текстов) // Филологические науки. Вопросы и теории практики. Научнотеоретический и прикладной журнал. – Тамбов: Издательство «Грамота», 2013. – № 4 (22), часть II. – С. 206–211.

4. Чукарькова О.В. Экспрессивность плана выражения как основа звукоизобразительной коннотации (на материале английского языка) // Филологические науки. Вопросы и теории практики. Научно-теоретический и прикладной журнал. – Тамбов: Издательство «Грамота», 2015. – № 10 (52). – С. 206–211.

5. Чукарькова О.В. Парономазия как фоностилистический прием современного рекламного текста на английском языке // Аракинские чтения. Актуальные проблемы лингвистики и методики преподавания иностранных языков. Сборник научных трудов. / Отв. ред.:

И.П. Твердохлебова. – М.: МГПУ, 2004. – С. 210–213.

6. Чукарькова О.В. Языковые игровые приемы в рекламных текстах // Аракинские чтения.

Актуальные проблемы лингвистики и методики преподавания английского языка. Сборник научных статей. – М.: МГПУ, 2005. – С. 158–160.

7. Чукарькова О.В. Аллитерация как фоностилистический прием современной техники рекламирования (на материале английского языка) // XXII Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. 2. – М.: Издво ПСТГУ, 2012. – С.162–164.

8. Чукарькова О.В. Экспериментальное исследование: фоносемантика рекламных текстов на английском языке // Современное информационное пространство: коммуникация в рекламе и PR: материалы международной научной конференции (9 апр. 2013 г.) / под общ. ред.

М.В. Ягодкиной. – СПб: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2013. – С. 92–102.

ГЛАВА I. ИССЛЕДОВАНИЕ ЗВУКОИЗОБРАЗИТЕЛЬНОСТИ2 В ПАНХРОНИИ

§ 1. История изучения звукоизобразительности

1.1. Эволюция теорий тесей и фюсей Обсуждение проблемы звукового символизма имеет долгую историю размышлений о произвольности языкового знака. Принимая во внимание различные аргументы и данные, полученные в ходе лингвистических экспериментов, а также многовековые литературные традиции, мы рассматриваем звуковой символизм как чрезвычайно сложное и неоднозначное явление языка и речи. В связи с этим описание пути становления фоносемантики требует тщательного анализа не только самих эмпирических фактов, но и методов выявления и толкования фонетического символизма наряду с историческим экскурсом в проблему.

Вначале мифологическому сознанию было свойственно отождествление самой вещи и ее названия (имени). Впервые этот вопрос рассматривается в древнеиндийских ведах (XXV–XV вв. до н.э.): «Для древних индийцев была характерна убежденность в существовании изначальной связи между самой вещью и ее наименованием» [Воронин 2006: 9]. Пытаясь понять, как передается значение, древние философы утверждали, что в звуках слова кроется сущность вещи. По словам И.М. Тронского, архаическое сознание полагало, что «каждая вещь – единый целостный комплекс, живой носитель конкретных отношений, от которого не абстрагируются отдельные элементы, в том числе имя. Имя не существует вне вещи, и, совершая какие-либо операции над именем, мы воздействуем на вещь, подчиняя ее нашей воле. Отсюда сила заговоров, заклинаний, отсюда стремление “первобытного” человека “засекретить” имена тех предметов, которые он считает нужным обезопасить от враждебного воздействия, тенденция к созданию тайных языков»

[Античные теории языка и стиля 1936: 8–9]. Предположения о связи звука и значения в слове содержатся во многих мистических и религиозных текстах, в которых определенные значения и смыслы ассоциировались с буквами алфавита и использовались в качестве оракулов: руны викингов, Каббала, Арабский Абжад, Упанишады, кельтские священные книги др. .

Если в мифологическом мышлении имя принадлежало непосредственно вещи, то античная наука, разорвав эту связь, поместила между именем и вещью мысль. Древние философы, Понятия звукоизобразительность, фонетический символизм, звуковой символизм употребляются в нашей работе синонимически, однако нюансы толкования раскрыты в соответствующих контекстах. Идеи фонетическое значение и фонетическая семантика трактуются в данной работе как взаимосвязь формы и содержания в коннотативном аспекте.

размышляя о происхождении языка, обратили внимание на воздействие звуков речи на человека, т.е. на ассоциации, возникающие под действием плана выражения. Так, в Античности было положено начало спору приверженцев теорий тесей () и фюсей (), дискуссии о «правильности имен» или о том, принадлежит ли имя вещи по установлению, т.е. по договору (тесей), или по естественному положению вещей, т.е. – по природе (фюсей). Данный спор, во многом продолжающийся по сей день, затрагивает принцип произвольности языкового знака. В диалоге «Кратил, или О правильности имен» (IV в. до н.э.) Платон, ссылаясь на существовавшие в то время гипотезы о связи звука и значения слова, сам полностью не соглашается ни с одной из них, давая понять, что истина, возможно, лежит посередине: «…если бы у нас не было ни голоса, ни языка, а мы захотели бы объяснить другим окружающие предметы, не стали бы мы разве обозначать все с помощью рук, головы и вообще всего тела, как делают немые? … если бы мы захотели обозначить что-то вышнее и легкое, мы подняли бы руку к небу, подражая природе этой вещи, если же что-то низкое и тяжелое, то опустили бы руку к земле. … имя, видимо, есть подражание с помощью голоса тому, чему подражают...» [Платон 1990: 660]3.

Таким образом, уже в древние времена подход к проблеме связи звука и значения в слове носит ассоциативный характер: в основе связи лежит не только непосредственное прямое подражание вещам (звукоподражание), но и сходство впечатлений, получаемых как от вещей, так и от самих звуков (звуковой символизм), их обозначающих (сила, грубость, мягкость и т.д.).

Одним из ярчайших сторонников теории тесей являлся Аристотель. Он полагал, что вещи и вызываемые ими впечатления одинаковы везде, а знаки неидентичны в различных языках, следовательно, «ни одно имя не существует от природы, слова лишь случайным образом связаны с вещами»4 [Якушин 2012: 33]. Данные идеи в дальнейшем подхвачены и развиты сторонниками конвенциональной связи звука и значения слова.

Высказывания древнего философа-мистика Ф. Нигидия (I в.

до н.э.) представляют интерес в лингвистическом плане, поскольку они затрагивают другой аспект проблемы – артикуляцию:

«Когда мы произносим vos, мы производим движение ртом, связанное со значением слова: губы медленно продвигаются вперед, а дыхание направляется в сторону того, кому адресованы наши слова. Однако nos произносится без придыхания и выпячивания губ. Напротив, в этом случае губы оттягиваются назад, указывая на самого говорящего. Аналогично tu – это артикуляционная противоположность ego, а tibi – mihi … произнесение подобных слов представляет собой Позднее эти идеи находят отголоски в работах А.А. Потебни: «Изобретатели языка поступали подобно живописцу, который, изображая траву или листья древесные, употребляет для этого зеленую краску: желая, например, выразить предмет дикий и грубый, избирали и звуки дикие и грубые» [Потебня 2010: 8].

Современная фоносемантика с опорой на обширный языковой материал свидетельствует о звукоизобразительных универсалиях на уровне прототипического значения, составляющего основу лексики многих языков мира (Воронин, Левицкий, Охала, Газов-Гинзберг, Михалёв и др.). См. раздел 2.1. Основные теоретические положения фоносемантики.

естественный жест, заключенный в движении рта и дыхании»5 6. Об артикуляции, положенной в основу мотивированности фонетического знака, впоследствии писал Шарль де Бросс, связывая во французском, латинском и английском языках такие звукосочетания, как , , , с коннотацией усилие для разрыва, , – полировать, скользкий, а – твердость, неподвижность [Бросс 1821].

Вопрос связи звука и значения слова поднимается и в Средневековье. Св. Блаженный Августин, Ф. Аквинский и многие другие ученые того времени, по-своему трактующие мистические работы древности, обратили внимание на данный аспект языка, выдвигая различные теории происхождения лексики (названия по смежности, по контрасту, по схожести и др., отчасти затрагивающие фонику)7.

С течением времени интерес ученых к взаимосвязи звука и значения слова не угасает. В эпоху Возрождения философская мысль, находясь под сильным влиянием Аристотеля, встает на сторону теории тесей.

Обширное наследие Античности послужило фундаментом для осмысления звукоизобразительности в эпоху Нового времени, в котором исследования соотношения акустического символа и смысла развиваются в глоттогоническом аспекте. Ономатопоэтическая теория происхождения языка открывается гипотезами в духе фюсей. Немецкий ученый Готфрид Лейбниц, трактуя звуковой знак как носитель смысла, подразделил звуки на сильные (шумные), например [r], и мягкие (тихие), такие как [l]: «...руководствуясь естественным инстинктом, древние германцы, кельты и другие родственные им народы употребляли букву r для обозначения бурного движения и шума, какой производит этот звук» [Лейбниц 1983: 282]. В поддержку своей теории ученый приводит многочисленные примеры из немецкого языка: rinnen (течь, струиться), Rhone (река Рона), rauben (грабить, захватывать), rauschen (шуметь, рокотать) – leben (жить), laben (услаждать), liegen (лежать), lind (мягкий, кроткий, нежный) [там же: 282]. Вместе с тем Лейбниц наблюдает противоречия и указывает на слова, план выражения которых не соответствует передаваемой идее: фр. le lion (лев), англ. lynx (рысь), лат. lupus (волк). Рассматривая немецкое слово der Lwe (лев), ученый утверждает, что мягкость в названии – это следствие переноса признака (впечатления от предмета) быстроты бега хищника (нем. der Lauf – бег) на название животного [там же: 283]. Указывая на диалектику взаимосвязи плана содержания и плана выражения слова, Лейбниц делает важнейшее предположение об отходе слова от своей первоначальной формы в диахронии: «...в силу различных обстоятельств и изменений Перевод наш. – О.Ч.

Ср. идеи возникновения некоторых слов, связанных с указанием на направление вперед/назад у В. фон Гумбольдта [Гумбольдт 1984: 114], языковой жест у Ш. Балли [Балли 2009], Ш. де Бросс .

Подробнее см. Jakobson 2002: 15; Якушин 2012: 39–40.

большинство слов чрезвычайно преобразилось и удалилось от своего первоначального произношения и значения» [там же: 283]8.

Среди современников Лейбница следует упомянуть Джона Локка, поддерживавшего теорию тесей: «Слова возникли как знаки идей человеческих, а не по причине естественной связи между звуком и значением, иначе не было бы языкового многообразия. Только произвольным выбором слово становится знаком той или иной идеи»9 10.

Вопрос взаимосвязи плана выражения и плана содержания слова в аспекте языкового многообразия обсуждался Вильгельмом фон Гумбольдтом в XIX в. По мнению ученого, языковые различия заключаются в том, что в основу номинации было положено неодинаковое впечатление, создаваемое тем или иным объектом действительности в силу экстралингвистических факторов и самого развития языкового коллектива: «языковые различия и национальные разделения связаны с работой человеческого духа» [Гумбольдт 1984: 47]. «Языки, по-видимому, всегда развиваются одновременно с расцветом народов – их носителей, сотканы из их духовной самобытности, накладывающей на языки некоторые ограничения» [там же: 49].

Для Гумбольдта звуковой знак – некое связующее звено между субъективным (внутренним миром человека) и объективным (действительностью). В этом заключается диалектичность акустического знака: звук, произносимый человеком, возникая, способен порождаться по воле человека, однако звук – это часть действительности, фоносферы (термин М.Е. Тараканова, 2002), которую преобразует сама личность, связывая значение со звучанием. Гумбольдт призывает рассматривать звуки языка не как отдельные всплески артикуляции, но как элементы внутреннего мира сознания говорящей нации (фрагменты языковой картины мира), что, в свою очередь, в определенной мере коррелирует с теорией фюсей11.

Гумбольдт указал на три причины связи звука и значения на основе различных способов воплощения идеи в слове. Прежде всего, это прямое звукоподражание (ономатопея) как иконический знак, детально исследованный семиотикой позднее: «Этот способ как бы живописный: подобно картине, изображающей зрительный образ предмета, язык воссоздает его слуховой образ» [Гумбольдт 1984: 93]. Данная идея коррелирует с пониманием В рамках современной фоносемантики несоответствие фоники ее семантике принято считать случаями относительной денатурализации плана выражения (процессом, происходящим в диахронии под действием искажения примарной номинации) [Воронин 2006], подробнее см. раздел 2.1. Основные теоретические положения фоносемантики.

Перевод наш. – О.Ч.

Комментируя слова Локка, современный лингвист М. Магнус пишет о семантике, которая ранее понималась иключительно как референция . Данные высказывания свидетельствуют о важности определения понятия значение, которое невозможно рассматривать без учета всех его компонентов. Этот вопрос и сегодня остается дискуссионным. Изучение работ, посвященных звуковой символике, позволяет утверждать, что звукоизобразительность языка теснейшим образом связана с коннотативным компонентом значения, внимание к которому выходит на первый план в экспрессивных языковых средах.

Как известно, в репрезентации национальной картины мира участвует не только план содержания (Телия 1988;

Колшанский 1990; Тер-Минасова 2000; Апресян 2006), но и план выражения и, в частности, его фоника (Чижова 1994;

Шляхова 2003; Наумова 2005).

звукоподражательной лексики в фоносемантике: tick-tock (тик-так), buzz (жужжать), whoosh (пронестись со свистом), bang (ударить), howl (выть), beep (гудеть) и т.п.

«Второй способ основывается на подражании не непосредственно звуку или предмету, а некоему внутреннему свойству, присущему им обоим» [там же: 93]. Идя по стопам древних философов, Гумбольдт отмечает, что акустический знак способен выразить саму сущность вещи12:

«Для обозначения предмета этот способ избирает звуки, которые отчасти сами по себе, отчасти в сравнении с другими звуками рождают для слуха образ, подобный тому, который возникает в глубине души под впечатлением от предмета» [там же: 93]. Для подтверждения идеи ученый сравнивает способ артикуляции с характерными признаками денотатов и приводит ряд примеров из немецкой лексики с конкретными семантическими ассоциациями: ощущения стабильности – stehen (стоять), sttig (постоянный), starr (неподвижный); быстрое и точное отсечение – nicht (не), nagen (глодать), Neid (зависть); нечто неустойчивое, беспокойное, неясно предстающее перед органами чувств движение – wehen (веять), Wind (ветер), Wolke (облако), warren (спутывать), Wunsch (желание) [там же: 93]. «Каждое понятие обязательно должно быть внутренне привязано к свойственным ему самому признакам или к другим соотносимым с ним понятиям, в то время как артикуляционное чувство (Articulationssinn) подыскивает обозначающие это понятие звуки. Так обстоит дело даже с внешними, телесными предметами, непосредственно воспринимаемыми чувством. И в этом случае слово – не эквивалент чувственно-воспринимаемого предмета, а эквивалент того, как он был осмыслен речетворческим актом в конкретный момент изобретения слова. Именно здесь – главный источник многообразия выражений для одного и того же предмета»

[Гумбольдт 1984: 103].

Третий способ соединения значения со звуком в слове Гумбольдт называет аналогическим, поскольку он «строится на сходстве звуков в соответствии с родством обозначаемых понятий.

Словам со сходными значениями присуще также сходство звуков, но при этом, в отличие от рассмотренного ранее способа обозначения, не принимается во внимание присущий самим этим звукам характер» [там же: 94]. Этот способ проявляется во всей системе в целом при наличии словесных единств определенной протяженности. Аналогия – наиболее плодотворный из всех известных способов номинации. В нем выражаются результаты работы мысли во всей ее целостности при помощи такой же целостности языка [там же: 94].

Стоит отметить, что для описания данной группы Маргарет Магнус предлагает термины

Phonosemantic Association и Clustering. В ее концепции этот тип связи близок к произвольному:

Clustering связан с семантическими категориями и через это – отчасти с референцией, поэтому Ср. идея сущности лексики (is-ness) у М. Магнус: «Сущность (is-ness) не может быть переведена на другой язык, потому что она заключается в самой форме слова. Она относится к той области, где форма неотделима от содержания. В таком случае, если форма изменяется, содержание также должно измениться» , (перевод наш. – О.Ч.) имеет в себе произвольный элемент . Необходимо отметить, что термин Clustering иллюстрирует работу сознания: под действием когнитивного процесса категоризации объединяются предметы окружающей действительности в аналогичные классы как побочный эффект естественной продуктивной тенденции ассоциировать форму с адекватным для нее содержанием. Clustering приписывает референтам с общей семантикой схожий план выражения, как, например, в английском языке для семантического поля жилище: hacienda (гасиенда), hall (зал), hangar (ангар), harem (гарем), haunt (прибежище), haven (приют), hearth (очаг), hive (улей), hogan (жилище у индейцев навахо), hold (берлога), hole (нора), hollow (дупло), home (жилище), hostel (гостиница), hotel (отель), house (дом), hovel (хибара), hut (хижина), hutch (каморка) и др. [там же: 7]. Согласно теории Магнус Phonosemantic Association выражается по-разному от языка к языку, поэтому не всегда возможно установить прямое соответствие между названием одного и того же предмета в разных языках [там же: 8].

В связи с этим трудно не согласиться с Магнус, утверждающей, что без учета всех аспектов номинации вывод о тотальной произвольной связи фоники и семантики на основе одного языкового многообразия – субъективная крайность (conventionalist overgeneralization)13. [там же: 2– 3].

Вопрос произвольности языкового знака, трактуемого как соотношение звука и значения в слове, исследовался отечественными учеными. Языковые памятники указывают на то, что в Древней Руси монах Ефимий занимался данной проблемой в XII в. Звуковая «семантика» видится им в оценочных характеристиках фоники слов. Он выделяет группы звуков, связанных с определенным коннотативным компонентом значения: «гласни» (гласные звуки с ярко выраженными качественными характеристиками), «грубы» ([б], [в], [г], [д]), «громны» ([к], [п], [р], [т]; их значение описано как «грохочущие» и «шумные»), «натужны» ([л], [м], [н]), «немы», «шепетливы» ([с], [з]). Данная классификация основана на ассоциациях и впечатлениях, производимых способом артикуляции [цит. по: Васильева 2004: 10].

Вслед за монахом Ефимием размышлениям о связи звука и значения слова уделяет внимание М.В. Ломоносов, который в 1748 г. в «Кратком руководстве к красноречию» пишет о чувственной сфере человека, влияющей на выбор слова и определяющей его план выражения: «В российском языке, как кажется, частое повторение письмени А способствовать может к изображению великолепия, великого пространства, глубины и вышины; учащение письмен Е, И, Ъ, Ю - к изображению нежности, ласкательства, плачевных или малых вещей, через Я показать «Если нельзя точно определить референт на основе фонем слова, его репрезентирующих, то не существует никакой синхронической продуктивной связи между фоникой и семантикой в том или ином языке» . Отметим также противоположную крайность (naturalist overgeneralization): «Если некоторые аспекты семантики выводятся из фоники, то значение слова полностью определяется его звуковой оболочкой» [там же], (перевод наш. – О.Ч.).

можно приятность, увеселение, нежность и склонность, через О, У, Ы - страшные и сильные вещи: гнев, зависть, боль и печаль» [Ломоносов 1950 – 1983: 241].

В языкознании XIX в. на диалектику формы и содержания слова обращает внимание А.А. Потебня, для которого слово является одновременно и средством выражения мысли, и способом ее создания. Описывая процесс языкотворчества, ученый прибегает к таким понятиям, как символизм языка, символизм (символ) звука, символ восприятия, для характеристики связей, существующих между предметом и звуком, чувством и звуком, словом и чувством [Потебня 1976].

Потебня утверждает, что каждое слово представлено совокупностью трех компонентов, в которой, в частности, прослеживается взаимосвязь фоники и семантики: «В слове мы различаем:

внешнюю форму, т.е. членораздельный звук, содержание, объективируемое посредством звука, и внутреннюю форму, или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание. При некотором внимании нет возможности смешать содержание с внутреннею формою» [там же: 174]. При этимологическом анализе родственной лексики следует, что в ряду однокоренных слов предшествующий член может оказаться внутренней формой последующего (язва (она горит, жжет) – язвить (т.е. наносить «раны», причинять боль, «жжение»).

Рассматривая данный пример, ученый указывает на существование санскритского корня indh (жечь, гореть), прямо образованного от междометия. Для данного элемента этимологической цепи внутренней формой может являться чувство, связывающее значение со звуком: «Связующим звеном здесь может быть только чувство, сопровождающее восприятие огня и непосредственно отраженное в звуке indh» [там же: 115]. Таким образом, опираясь на традиции Античности, А.А. Потебня помещает чувство, сопровождающее восприятие, между звучанием и значением слова, но делает это, основываясь на данных, полученных в ходе этимологического анализа.

Согласно концепции Александра Афанасьевича, на раннем этапе развития языка не только чувство является внутренней формой, но и сам звук выбран неслучайно: «Чувством и звуком, взятыми вместе (потому что без звука не было бы замечено и чувство), человек обозначал полученное извне восприятие» [там же: 115]. Первичная субъективная связь между впечатлением, вызываемым предметом, и звуком, его обозначающим, развивается в объективную языковую привычку, осознаваемую всеми членами говорящего коллектива, на основе устойчивой внутренней связи между восприятием звука и чувством, индуцируемым при перцепции. При попытке анализа связи плана выражения и плана содержания слов, признанных первичными, необходимо обратиться к исследованию патогномических звуков, предшествующих слову [там же: 116]. Важно отметить, что круг проблем, рассматриваемых в рамках фоносемантики, позволяет затронуть этот аспект. Данные исследования изложены подробнее в разделе, посвященном природе фонетического знака, в частности, на примере работ А.Б. Михалёва, связывающего иконичность звукового знака с идеей прототипической семы, лежащей в основе лексического значения14.

Таким образом, абсолютная произвольность языкового знака была поставлена под сомнение задолго до начала эры структурализма, радикально истолковавшего утверждение Ф.

де Соссюра:

«le signe linguistique est arbitraire» (языковой знак произволен) .

На раннем этапе исследования звукового символизма носили преимущественно эмпирический характер и проводились в основном интроспективно. Фонетический символизм выявлялся косвенно как «побочный эффект» языковой природы в процессе размышлений о глоттогенезе, а также как практическое руководство к литературному творчеству. Однако это указывает на то, что человеческому сознанию свойственно подмечать тенденции связи звука и значения даже в ситуациях, далеких от целенаправленного изучения звукового символизма.

Резюмируя доводы за и против мотивированности языкового знака, Эмиль Бенвенист пишет: «...эта проблема есть не что иное, как знаменитое: или, и решена она может быть только путем принятия той или другой точки зрения. В самом деле, эта проблема не что иное, как переведенная на язык лингвистики философская проблема соответствия разума действительности.

Лингвист, возможно, в один прекрасный день сможет с пользой ею заняться, но пока ее лучше оставить. Полагать отношение произвольным – это для лингвиста способ уйти от данного вопроса...» [Бенвенист 1974: 93].

Дальнейшее становление фоносемантики как эволюции идей тесей и фюсей шло во многом по пути семиотики, однако, прежде чем обратиться к природе фонетического знака, необходимо рассмотреть исследования связи звука и значения слова на материале английского языка. В англистике данная тема разрабатывается с XVII в. и первоначально носит эмпирический характер.

С началом эры позитивизма и активным внедрением эксперимента в гуманитарные науки регистрация звукового символизма обладает большей доказательностью и объективностью.

Следующий раздел посвящен работам, выполненным на материале английского языка, и имеет непосредственное отношение к предметной области нашего исследования.

1.2. Исследование звукоизобразительности в англистике

Английский математик, теолог и грамматист Джон Уоллис (John Wallis) впервые в 1653 г.

опубликовал в труде «Grammatica linguae anglicanae» список английских звукосочетаний, между Разбирая пример, заимствованный из работы А.А. Потебни (слово окно), А.Б. Михалёв регистрирует изобразительный потенциал звуков слова, прямо указывающих на его внутреннюю форму: «Два звука о в структуре слова – это красноречивый и оптимальный языковой жест (открытый рот с округленными губами), сочетающий в себе и ОТВЕРСТИЕ, и ОКРУГЛОСТЬ. ОКРУГЛОЕ также нельзя вывести из какого-то другого значения, его можно только показать жестом, поэтому его тоже можно считать семантическим прототипом, способным давать жизнь новым значениям» [Михалёв 2005: 35].

str – сила (strength – сила, strive – sl – легкое движение (slip – скользить, slide – борьба, stress – усилие); двигаться плавно);

thr – резкое движение (throw – cl – прилипание, сцепление (cleave – бросать, thrust – толкать, throb – прилипать, clasp – прикреплять, clot – пульсировать); свертываться).

wr – искривление (wry – кривой, .

– корчиться, – wrestle wriggle извиваться);

Согласно описанию истории изучения звукового символизма в работе Ж.

Женетта «Mimologiques: Voyage en Cratylie», помимо начальных звуковых комплексов Уоллис предлагал свое видение семантики конечных сочетаний, например:

Ash (crash, flash) обозначает что-либо -ing благодаря сочетанию -ng и высокому яркое, пронзительное (о звуке): crash звуку обозначает продление небольшого

– грохот, flash – сверкание; движения или вибрации, которые

Ush (to crush, blush) обозначает что- заканчиваются плавно: ding – звенеть, swing либо тусклое, тихое: – – колебаться;

Ink, имеющее на конце глухой согласный раздавливание, blush – блеклый;

звук, обозначает резкое завершение действия: clink – бряцать, blink – моргать 15.

Уоллис писал о семантике лексем, сводимой к комбинации значений конституентов. Так, например, в слове sparkle (искриться) инициальное сочетание sp- символизирует дисперсию (spit – брызгать; splash – плескать; sprinkle – кропить); -аr- отражает потрескивание; k- – это внезапно прерванный процесс; а конечная -l означает многократное и частое повторение (ср.: wiggle – извиваться; wobble – дрожать; battle – сражаться; twiddle – вертеть; mottle – испещрять; etc.) [там же: 39]16.

Несмотря на то что анализ звукосочетаний Уоллиса имеет весьма обобщенный характер и не всегда способен объяснить исключения, его подход к структуре слова проливает свет на Подробнее о других анафорических сочетаниях (cr-, shr-, gr-, sw-, sm-, sp-, sq-sk-scr-), а также эпифорических звукокомплексах (-angle, -umble, -amble, -imble) см. Genette 1995: 37–42.

Современные лингвисты также вычленяют смыслообразующие составные части слов, связывая свой анализ с языковой звукоизобразительностью. М. Магнус раскладывает слова на фонетические сочетания в попытке зафиксировать нюансы семантики. Анализируя лексему strap, ученый добавляет к гипотезе Уоллиса новую интерпретацию анафорического сочетания str- – линейность (string – струна, strip – полоса, stripe – кайма, street – улица), а также такое толковаие для сочетания –ap, как расположение на плоскости (flap – нечто широкое, плоское, lap – подол, map – карта): «If you put them together, you get a flat line: “strap”» .

внутреннюю синтагматику лексики, проявляющуюся в ее плане выражения, которая заключается в позициональной потенции отдельных элементов (влияние расположения фонем на активизацию возможных коннотаций).

Впоследствии идеи Уоллиса были подхвачены и развиты многими лингвистами, работающими с англоязычным материалом: рассмотрены не только звуковые комплексы как сочетания элементов, но и отдельные звуки (Есперсен 1949; Сепир 1925), а далее – сами фонетические характеристики фонем (например, высокие передние гласные передают идею света, отсутствие света выражается низкими гласными заднего ряда (Tsuru 1933; Chastaing 1964;

Wissemann 1954 и др.). Исследования в таких плоскостях станут возможными, поскольку изменится аспект изучения пробемы: фоника и некоторые аспекты семантики будут рассматриваться в совокупности .

В англистике устойчивая связь сочетаний фонем, а также звукокомплексов с тем или иным значением получает название фонестема17. Данный термин введен Джоном Ферсом в 1930 г. в книге «Речь» и понимается автором как phonetic habit. Для подтверждения своей гипотезы ученый приводит подборку слов с начальным сочетанием sl-: slack, slouch, slush, sludge, slime, slosh, slash, sloppy, slug, sluggard, slattern, slut, slang, sly . Поскольку слова со схожим планом выражения в той или иной степени объединены экспрессивной окраской (в данном случае

– пейоративной, а также идеей скольжение), лингвист делает вывод о способности плана выражения накапливать суггестивное значение (cumulative suggestive value). Этот процесс происходит в ситуациях, в которых лексика употребляется аффективно, в чем состоит «научение»

носителей языка тому или иному семантическому нюансу фонестемы, а связь с ингерентным звукосимволизмом отсутствует. Утверждая, что эффект фонестемы обусловлен только языковой привычкой, и поддерживая произвольность языкового знака, Ферс, однако, обращает внимание на коннотативность звукокомплексов [там же: 184].

Наряду с понятием phonetic habit в англистике существует ряд аналогичных идей, описывающих данную тенденцию: language training, conventional sound symbolism. Последняя трактуется как ассоциация конкретных сочетаний фонем с тем или иным значением, например, звукокомплекс традиционно связан с идеей света: glitter (блестеть), glisten (сиять), glow (светиться), glimmer (мерцать). Таким образом, каждое слово может вступать в ассоциативные отношения, основанные на коннотации, и впоследствии продуцировать цепочку аналогий для всей лексико-семантической группы18 .

Согласно О.С. Ахмановой, фонестема – это «повторяющееся сочетание звуков, подобное морфеме в том смысле, что с ним более или менее отчетливо ассоциируется некоторое содержание или значение, но отличающееся от морфемы полным отсутствием морфологизации остальной части словоформы: англ. sp- в splash, spray, spout, sputter и т.п. при полной бессмысленности -ash, -ay и т.п.» [СЛТ 2012: 496].

Ср. третий способ соединения значения и звучания у Гумбольдта .

Language training в ассоциативной концепции И. Тейлор восходит к аналогическому способу связи звука и значения у Гумбольдта.

Вслед за Ферсом Тейлор рассматривает языковую привычку и отмечает ее влияние на результаты языковых экспериментов:

«В английском языке фонема [g] встречается в словах со значением “большой” (great, grand, gargantuan, grow), а поэтому испытуемые (разумеется, подсознательно) оценивают сочетания с начальным [g] как нечто большое» [цит. по: Солодовникова 2009: 24]. М. Магнус описывает подобные эксперименты, иллюстрирующие «научение» языкового коллектива в глоттогенезе: «На просьбу придумать квазислова, начинающиеся на звукокомплекс , и затем дать им толкование респонденты предоставляют значительное количество материала, связанного с идеями отраженный свет или сцепление, приклеивание, что может объясняться тем, что в английском языке большое количество слов, начинающихся с данных звукосочетаний, связано именно с этими значениями. Таким образом, информанты прибегают к механизму Clustering, который оказывается весьма продуктивным»19 .

Данные идеи в духе теории тесей не объясняют выбор определенного звука (группы звуков) для номинации, однако иллюстрируют когнитивные процессы категоризации с точки зрения плана выражения.

Как следует из термина фонестема, в трактовке этого явления возможны параллели с морфемой. Данная категория по-прежнему является дискуссионной, поскольку статус и степень ее конвенциональности до конца неопределены. В связи с этим фонестему описывают либо как особый вид фонемных сочетаний, либо как промежуточные единицы, находящиеся между фонемами и морфемами и, следовательно, обладающие двойственными признаками20.

Идеи звукосимволического корня развивает Леонард Блумфилд в работе «A Semasiological Differentiation in Germanic Secondary Ablaut» (1909). Анализируя различие в значениях слов slink, slank, slunk21, ученый пишет о корреляции семантики с фонетическими характеристиками: различие в значении этих слов можно объяснить, прибегая к плану выражения. Не только данные слова, но и другая германская лексика учитывает такую характеристику гласного звука, как его высота: «If a word containing some sound or noise contains a high pitched vowel like i, it strikes us as implying a high pitch in the sound or noise spoken of; a word with a low vowel like u implies low pitch in what it stands for... Its far reaching effects on our vocabulary are surprising. … A high tone implies not only shrillness, but also fineness, sharpness, keenness; a low tone not only rumbling noise, but also bluntness, dullness, clumsiness; a full open sound like a, not only loudness, but also largeness, openness, fullness...» (Если слово содержит высокий звук, например, гласный [i], создается впечателение, что значение этого В связи с этим при проведении лингвистического эксперимента по выявлению возможных коннотаций, создаваемых планом выражения англоязычного рекламного текста, мы обращались к информантам-носителям русского языка, не владеющим английским языком (подробнее см. главу III).

Подробнее см.: Householder 1946: 83–84; Nida 1951: 10–14; Harris 1951: 177, 188; Bolinger 1965.

slink – красться; slank (диал.) – идти вялой походкой; slunk (диал.) – пробираться через трясину.

слова связано с высоким звуком; слово с низким гласным, например [u], указывает на низкую частоту, связанную с идеей, передаваемой этим словом …. Это имеет сильное влияние на лексику. … Высокий тон указывает не только на визг, но также на малый размер, резкость, остроту; низкий тон означает грохот, отсутствие остроты, тусклость, неуклюжесть; полностью открытый звук – это и громкость, и большой размер, и открытость, и полнота)22 [цит. по:

Magnus 2001: 20].

Проведя данное исследование, в монографии «Язык» Л. Блумфилд показал, как синонимичный ряд может различаться семасиологически, что коррелирует с самой ранней работой по звуковому символизму английского языка Дж. Уоллиса. Л. Блумфилд внес неоценимый вклад в разработку вопроса звукового символизма в германистике, сделав выводы для английского языка.

Он одним из первых придал исследованию английского фонетического символизма научный характер, статистически обработав обширные эмпирические данные, и установил следующие фонестемные соответствия:

– движущийся свет: flash (вспышка), flame [b] – глухой удар: bang (ударять), bat (бить);

(пламя); движение в воздухе: fly (лететь), flap – сильное движение: bash (избивать), (хлестать), flit (порхать); clash (сталкивать), gnash (скрежетать);

– неподвижный свет: glow (свечение), – сильный свет или шум: blare (рев), glare (сияние), gleam (проблеск); stare (пристальный взгляд);

– гладкий и мокрый: slush (слякоть), slip [-mp] – неуклюжий: bump (колдобина, (скользить), slide (плавно передвигаться); выбоина), hump (горб, кочка). [Блумфилд – громкий удар, столкновение: crash (с 1968: 266–269].

грохотом рушиться), crack (трещать), crunch (хрустеть);

– звук дыхания: sniff (втягивание носом), snore (храпеть); быстрое движение: snap (щелкать), snatch (хватать);

На материале английского языка исследовались не только согласные, но и некоторые гласные звуки. Так, например, помимо Дж. Уоллиса и Л. Блумфилда, Отто Есперсен упоминает о возможности указать на размер предмета посредством выбора гласного звука. Ученый приводит множество любопытных примеров как из самого корпуса языка: piece (кусок), pin (шип), needle (иголка), bit (частица), kick (пинок), tick (метка) , так и непосредственно из детского лексикона: lakeil (кресло) / lukul (большое кресло) / likil (игрушечное кресло для куклы);

mem (луна, тарелка) / mom, mum (большая круглая тарелка) / mim-mim-mim-mim (звезды на небе) [там же: 283].

Перевод наш. – О.Ч.

Американские исследования звукового символизма проводились Дуайтом Болинджером в Гарвардском университете. В работе «The Sign is Not Arbitrary» (1949) он приводит множество примеров, свидетельствующих о непроизвольности фонетического знака, подмечая ряд естественных языковых тенденций взаимовлияния плана выражения и плана содержания, одной из которых является подчинение формы содержанию (а meaning alters a phonemic shape): естественная подмена носителями языка одной звуковой формы другой. Новая форма является более предпочтительной, поскольку языковое сознание не может не подчиняться взаимообусловленности обозначающего и обозначаемого; так возникают обиходные названия и словосочетания (сорт арбуза Kleckley Sweet получил название Crackly Sweet, Schumberger Slumber Jay, wrapped rapt, в сочетаниях rapt attention, rapt expression . Ученый заключает, что в подобных выражениях форма является значащей, следовательно, паронимическая аттракция – это естественный процесс, характерный не только для художественной речи, но и для языка в целом [там же: 56].

Ученый приходит к выводу о том, что рекламный дискурс – одна из областей практического применения данных взаимосвязей: «The ideal conditions under which to test the influence of meaning over phonemic shape are those obtaining when new expressions at the level of morphemes are deliberately created. Such conditions are infrequent, but are found occasionally in the work of poets and often in the work of advertising men» (Влияние значения на фонетическую оболочку может быть обнаружено в условиях, когда создается новый языковой материал на морфемном уровне. Это происходит весьма редко, однако время от времени данное явление присутствует в поэтических произведениях и достаточно часто – в рекламе)23 [там же: 57]. Болинджер приводит ряд интересных названий продуктов, например моющее средство Dreft (паронимическая аттракция drift), отмечая, что односложные слова, оканчивающиеся на -ft, как правило, обозначают нечто приятное и возвышенное (pleasant or poetic meanings): soft (мягкий, нежный), oft (часто), lift (воодушевление), tuft (заросли (деревьев, кустарников)), deft (ловкий) [там же: 57].

Таким образом, изучая тексты англоязычного рекламного дискурса, наше исследование опирается на слова Д. Болинджера о понимании звуковой «семантики» как коннотации (a secondary meaning), которая в рекламном контексте подчиняет себе план выражения (the form) и связана с денотацией (the primary meaning): «In such terms, of course, the primary meaning is the product; a secondary meaning, which the seller wishes to suggest, influences the form»24 [там же: 58].

Перевод наш. – О.Ч.

В текстах современного рекламного дискурса этот механизм рассматривается нами через призму стилистики декодирования: в рамках фоностилистики посредством паронимической аттракции происходит контекстуальное сближение неродственных понятий на основе плана выражения: One nibble and you"re Hobnobbled (печенье Hobnobbled); SHOP your SHAPE (спортивная одежда Venus Williams); Pure genius. Guinness (пиво Guinness).

Следующим феноменом, раскрывающим взаимовлияние формы и содержания, по мнению Болинджера, является изменение плана содержания под действием плана выражения (а phonemic shape alters a meaning). Данная тенденция проявляется в результатах языковых экспериментов, в которых неологизмам приписывается та или иная семантическая ассоциация [там же: 58].

Так, для квазислова smuck ученым были получены следующие результаты, свидетельствующие о коннотативном восприятии рассматриваемого звукокомплекса:

Nice 2 Definitions:

Not nice 13 1. Dirt, mud 5 (No reply) 1 2. Something slimy or sticky 1

3. Worthless (low-bred, socially unacceptable) person 4

5. Stupid person 1

6. Opprobrious name for a foreigner 1

7. Slap 1 [там же: 59]25 В конце XIX и на всем протяжении XX в. в лице не только Д. Болинджера, но и многих других англистов (H. Bradley 1927; Partridge 1938; Kirchner 1941; Charleston 1960 и др.) лингвистика продолжает обращаться к исследованию гипотетической связи плана содержания и плана выражения слова, несмотря на научную парадигму произвольности языкового знака.

Необходимо признать, что изучение звукового символизма на ранних этапах в определенной степени граничит с субъективным восприятием. Например, по мнению Партриджа, такие слова, как clink (бряцать), clank (лязгать), tinkle (звенеть), репрезентируют металлические звуки . Однако вместе с тем многие выводы, сделанные в начале XX в., были подтверждены масштабными экспериментами (см. раздел, посвященный современным исследованиям в фоносемантике).

Нельзя не отметить первые попытки классифицировать и обобщить результаты предшествующих звукоизобразительных исследований на материале английского языка, предпринятые А. Фрелихом и Х. Марчандом . В отличие от своих коллег Ханс Марчанд анализировал звуковую семантику одинарных фонем и коротких фонестем. Ученый заключает, что в конце слова придает дополнительное звучание и символизирует продление: rattle (гвалт), sizzle (шипеть), tremble (дрожать); назальные на конце слова выражают повторяющиеся вибрирующие звуки: ring (звенеть), sing (петь), drum (стучать, барабанить) . Для каждой характеристики ученый приводил множество примеров.

В отечественной лингвистике работы обобщающего характера принадлежат А.М. ГазовуГинзбергу [Газов-Гинзберг 1965], а позднее С.В. Воронину [Воронин 1969, 2006] и его ученикам (И.Б. Братусь, С.В. Климова, М.Я. Сабанадзе, Н.В. Бартко и др.).

Масштабные эксперименты, результаты которых также свидетельствуют о звукоизобразительности языка, описаны в параграфе, посвященном фоносемантическим методам.

В 1969 г. С.В. Воронин предлагает классификацию англоязычных ономатопов относительно их акустических денотатов [Воронин 1969].

Согласно данной теории звукоподражания составляют:

три класса: два гиперкласса:

Инстанты – мгновенные акустические - инстанты-континуанты – удар и последующий удары: pip (чирикать), bubble (булькать), clack / предшествующий неудар: dump (выгружать, (квохтать); разгружать, сваливать), plump (полный,

Континуанты – слитные тоновые или округлый, пухлый), flap (нечто широкое, шумовые звучания: hoot (гиканье, крики), toot плоское);

(гудок, свисток), cheep (пищать); - фреквентативы квазиинстанты-континуанты –

Фреквентативы – быстрые диссонирующий удар с последующим / последовательности ударов, воспринимаемые предшествующим неударом: tramp (тяжело как диссонансы: crack (раскалывать), jerk ступать, громко топать), crash (с грохотом (дергать), chirp (щебетать). разрушать, разбивать), ring (звенеть, звучать).

Фонетический символизм ономатопов выражается в том, что звуковые элементы отражают психоакустические характеристики денотата. Так, например, взрывной характер фонемотипа репрезентирует удар или краткость звучания: tap (легкий стук), clap (хлопок); наличие аффриката встречается в ономатопах, обозначающих чавканье: munch (чавкать), crunch (грызть), champ (хрупать), squelch (хлюпанье); латеральные и лабиальные звуки, как правило, передают движение воздуха или воды: leak (течь), flow (струиться). Гласные звуки в составе фонемотипа ономатопа являются показателем высоты и громкости звучания денотата: pip (пищать), peep (чирикать), squeak (визжать), blare (реветь), flare (внезапный громкий звук), roar (рычать, орать) [Воронин 2006: 69–70].

Работы В.В. Левицкого внесли существенный вклад в развитие фоносемантики как науки в целом и в изучение звукового символизма в англистике в частности. В результате статистического анализа ученый приходит к выводу, что «почти все двух- или трехфонемные сочетания в начале корня в английском языке связаны с определенным значением или определенным кругом значений» [Левицкий 1983: 14]. Вслед за Гумбольдтом Левицкий разделяет лексику на три подтипа: звукоподражательная, звукосимволическая и лексика, соотношение фоники и семантики которой демонстрирует «связи, не относящиеся ни к первой, ни ко второй группе, статистическая значимость которых обусловлена “случайной” распределенностью того или иного корня в данном языке» [там же: 16].

Среди межъязыковых исследований в области звукового символизма необходимо отметить работы не только Ричарда Родса и Джона Лоулера , но и Маргарет Магнус , внесшей большой вклад в разработку проблемы звукового символизма в английском языке и предложившей обширный обзор трудов по рассматриваемой проблеме в работе «What’s in a Word? Studies in Phonosemantics», по результатам которой был составлен фоносемантический словарь.

Одной из интереснейших работ в области фоносемантики английского языка является исследование Н.Н. Швецовой по изучению звукоизобразительной лексики в английских диалектах [Швецова 2011]. Несмотря на многочисленные работы в сфере диалектной лексики, соотношения ее формы и содержания рассматриваются ученым впервые. Благодаря повышенной экспрессивности диалектизмов Швецовой удалось обратиться к различным аспектам звукоподражательной и звукосимволической групп географических синонимов (термин М.А. Бородиной), различающихся несколькими фонемами. В результате Швецовой был предложен термин звукоизобразительная гиперлексема как инвариант реализаций семантики внутри ЛСГ [Швецова 2011: 20]. Данное исследование является новым шагом в осмыслении звукоизобразительной системы языка и одной из первых работ в области диалектической фоносемантики, что, в свою очередь, существенно расширяет круг проблем, рассматриваемых в рамках звукоизобразительности языка в англистике.

Безусловно, помимо английского языка исследования звукового символизма проводились и в других языках, например во французском (Граммон 1930; Йордан 1937), итальянском (Rosetti 1957), испанском (Diego 1965), греческом (Joseph 1994), шведском (Abelin 1999), русском (Германович 1961; Шляхова 2003, 2006) и др..

Многие работы по вопросам звукового символизма опираются на ключевые положения семиотики. В связи с этим освещение этапов становления фоносемантики не будет полным, если не коснуться природы самого языкового знака в аспекте плана выражения.

1.3. Звукоизобразительность в семиотическом аспекте

Древний спор о природе языкового знака тесей – фюсей затронул XX в., однако дискуссия о фонетическом «значении» разворачивается в рамках семиотики. В 1916 г. опубликован «Курс общей лингвистики» Ф. де Соссюра, в котором языковой знак признан произвольным.

Последующие версии естественной связи звука и значения шли вразрез с идеями, постулируемыми Соссюром и его учениками: «Соссюровская догма отбросила всякие размышления о гипотетической мотивированности означающего и об экспрессивной или мимической связи звуков со значениями в гетто фантастических конструкций или совершенно периферийных фактов, не контролируемых научно» [Михалёв 1995: 16].

Как известно, языковые знаки имеют две природы – форму (означающее) и содержание (означаемое). Возвращаясь к теории тесей, Соссюр утверждает, что значения слов – это результат коллективного договора носителей того или иного языка. Между значением и его формой (акустической оболочкой) нет мотивированной связи – языковой знак следует понимать как произвольный: «...всякий принятый в данном обществе способ выражения в основном покоится на коллективной привычке, или, что то же, на соглашении», которое «фиксируется правилом, именно это правило, а не внутренняя значимость обязывает нас применять эти знаки. … Когда семиология сложится как наука, она должна будет поставить вопрос, относятся ли к ее компетенции способы выражения, покоящиеся на знаках, в полной мере “естественных”». … Но даже если семиология включит их в число своих объектов, все же главным предметом ее рассмотрения останется совокупность систем, основанных на произвольности знака» [Соссюр 1977: 101].

Соссюрианские идеи на долгие годы разделили языковедов на две группировки – за и против отприродной связи внешней формы слова и его значения. Даже внутри «лагеря», вставшего на сторону теории фюсей, наметилась своя поляризация. Среди допускавших связь звуковой и содержательной сторон слова выделились лингвисты, поддерживающие идею частичной произвольности языкового знака, особенно характерной для ономатопеи (Sainean 1925; Brown 1958; Lyons 1968; Weinreich 1968 и др.). С другой стороны, ученые полагали, что прямая звукоподражательная связь распространяется за пределы звукоподражания (Koziol 1937; Thun 1968; Tanz 1971 и др.). По словам Д.А. Фэриса, обращение к семиотике Ч.С. Пирса – это поиск золотой середины в попытке проверить выдвигаемые гипотезы. Д.А. Фэрис призывает: «…not to cling to the opinions of Saussure or his opponents, or to that of the majority, but to investigate the matter objectively and dispassionately. Peircian semiotic provides, in the concept of iconicity and indexicality, the ideal tools for this investigation» (…не цепляться за мнения Соссюра, его оппонентов или мнения большинства, но изучать этот вопрос объективно. Семиотика Пирса предоставляет идеи инонизма и индексальности как наилучшие инструменты для такого исследования)26 .

Семиотика сформировалась во многом благодаря трудам американского философа и логика Ч.С. Пирса, предложившего классификацию знаков: символы, индексы, иконы .

По Пирсу, символический знак отражает условную связь между ним самим и его содержанием.

Таким образом, связь с референтом, основанная на определенной договоренности, является мотивированной . Типичным примером символического знака являются цвета светофора, где связь между цветом и его значением определяется соглашением. По словам А.Е. Кибрика, для символов между означаемым и означающим нет никакой «полезной»

внутренней связи27. Символ – это полностью конвенциональный знак.

Символам противопоставлены знаки-иконы. Иконические знаки отражают сходство, визуальное или акустическое подобие самого знака и его референта . В данном случае означающее, или материальная внешняя сторона знака, задается означаемым, или идеальной внутренней стороной референта, и потому план выражения такого знака подобен плану содержания, так же как картина полностью обусловлена предметом, на ней изображенным.

Ч.С. Пирс дает определение знакам-иконам в коннотативно-ассоциативном ракурсе – свойства Перевод наш. – О.Ч.

Электронный ресурс: http://www.krugosvet.ru /enc/gumanitarnye_nauki/_lingvistika /IKONICHNOST. html?page =0,3 (дата обращения: 30.06.2014).

самого знака вызывают у интерпретатора ассоциации аналогичные впечатлениям, получаемым от предмета, им обозначаемым . Поскольку иконичность основана на свойстве, общем как для знака, так и для его референта, постольку иконические знаки – это представители целого ряда ситуаций и явлений. По Пирсу, «…an icon doesn’t relate to any particular thing…»

(…знак-икона не относится к какому-либо конкретному объекту)28 [цит. по: Pharies 1985: 38]. «This is because the respect in which icons agree with their objects is a mere community of qualities, and since these qualities are abstract, universal attributes, they can refer to things only in a general way» (Это обусловлено тем, что знаки-иконы соотносятся со своими объектами как некоторая общность, и поскольку качества объектов могут носить абстрактный, универсальный характер, эти знаки могут относиться к объектам только в общем виде)29 [там же: 38].

Принято считать, что индексальные знаки занимают промежуточное положение между иконами и символами, поскольку их означаемое строится по принципу ассоциации по смежности с означающим. Индексы выполняют указательную функцию наподобие того, как дым является знаком огня .

Все три типа знака, находясь во взаимодействии, формируют единство восприятия ситуации. Они постоянно используются сознанием, конструирующим язык. Ч.С. Пирс поясняет эту идею, интерпретируя предложение It rains, в котором знак-икона – это «ментальная фотография»

(mental composite photograph) всех дней, определяемых сознанием как дождливых; индекс – это все, посредством чего конкретный день становится представителем категории, а символ – это умственное действие (mental act), благодаря которому день назван именно дождливым 30.

Эмиль Бенвенист, выступающий в поддержку непроизвольности языкового знака, пишет:

«…разум приемлет только такую звуковую форму, которая служит опорой некоторому представлению, поддающемуся идентификации; в противном случае разум отвергает ее как неизвестную или чуждую. Следовательно, означающее и означаемое, акустический образ и мысленное представление являются в действительности двумя сторонами одного и того же понятия и составляют вместе как бы содержащее и содержимое. Означающее – это звуковой перевод идеи, означаемое – это мыслительный эквивалент означающего. Такая совмещенная субстанциальность означающего и означаемого обеспечивает структурное единство знака»

[Бенвенист 1974: 92–93].

В свою очередь, Г.П. Мельников дает логико-философское объяснение непроизвольности языкового знака в терминах необходимость и равновесие: «...требования универсальности знаковой системы приводят к желательности немотивированности связи между означаемым и означающим, а требования надежности делают необходимой “зацепку” за любые виды мотивированности, так что в любой реально существующей функционирующей знаковой системе, в том числе и в языковой, устанавливается динамическое равновесие этих противоположных тенденций, и понять истинную природу такой системы без учета компонента мотивированности принципиально невозможно» [Мельников 1969: 5].

Интересной представляется концепция фонетической семиотики, предложенная М. Магнус в диссертационном исследовании «What"s in a Word? Studies in Phonosemantics», 2001. Вслед за Гумбольдтом ученый разделяет случаи звукового символизма на три подтипа: Onomatopoeia, True Iconism и Phonosemantic Association (Clustering) . В концепции Магнус произвольная корреляция между звучанием и значением лексики представлена в подгруппе Phonosemantic Association (Clustering) – это механизм, лежащий в основе знака-символа. На уровне нации выбор языковой формы невозможен, и потому фонетический знак, воспринимаемый как данность, произволен: «Во всякую эпоху, как бы далеко в прошлое мы ни углублялись, язык выступает как наследие предшествующей эпохи. … Фактически всякое общество знает и всегда знало язык только как продукт, который унаследован от предшествующих поколений и который должен быть принят таким, какой он есть» [Соссюр 1977: 104–105]. Именно в этом ключе видит произвольность языкового знака и Эмиль Бенвенист: «Произвольность заключается в том, что какой-то один знак, а не какой-то другой прилагается к данному, а не к другому элементу реального мира. В этом, и Электронный ресурс: http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/IKONICHNOST.html?page=0,3 (дата обращения: 30.06.2014).

только в этом смысле допустимо говорить о случайности, и то, скорее, пожалуй, не для того, чтобы решить проблему, а для того, чтобы наметить ее и временно обойти» [Бенвенист 1974: 93].

Вместе с тем каждое коллективное сознание обладает мотивирующей силой и маркирует особым образом те или иные характерные черты предметов окружающей действительности в силу их коннотативного восприятия: «Живой язык существует лишь в сознании говорящих на нем людей, законы языка объясняются законами человеческого разума. … Соприкасаясь с жизнью, язык пропитывается аффективностью, каждое слово может получить оценочное значение» [Балли 2009: 8]. Таким образом, в произвольно приобретенном языковом материале проявляется непроизвольность языкового знака как творческого порыва говорящего коллектива (ср. Гумбольдт 1984). В данном случае репрезентируются другие типы знака (индексальный и иконический), опосредованные теми или иными свойствами описываемого объекта, выбранными в конкретном языке. Другими словами, картина мира отражается в языке не только через лексику, но и посредством плана выражения, образуя специфическую фоносферу (Чижова 1994; Наумова 2005;

Шляхова 2003, 2006).

Идея фоносферы31 (звукосфера, соносфера) вводится в науку М.Е. Таракановым по аналогии с понятиями биосфера и ноосфера и разрабатывается в лингвистике С.С. Шляховой . Фоносфера находится на грани биосферы и семиосферы, поскольку она образована как природными звуками, так и звуками естественного языка человека. Обобщая различные звуковые коды (биоакустический, музыкальный, языковой), фоносфера становится частью семиосферы и как результат интеллектуального действия входит в ноосферу конкретного языкового коллектива: «Фоносферу можно определить как некий звуковой континуум, репрезентированный как на материально-пространственном, так и абстрактном уровнях, заполненный разнотипными биологическими (неосознаваемые человеком) и семиотическими (осознаваемые человеком) звуковыми системами» [там же 2003: 6].

Звукоподражательный и звукосимволический пласты лексики демонстрируют процесс семиотизации звукового языкового знака и под действием конкретных экстралингвистических факторов превращают фонетический знак в непроизвольный. Фоносфера – значимая составляющая семиосферы, поскольку звуковые коды участвуют в процессе коммуникации и отражают предшествующий культурный опыт языкового коллектива.

Маркирование языкового знака и, следовательно, придание ему мотивированности проявляется не только в рамках конкретного языка, но и в глобальном масштабе, т.е. на уровне фоносемантических универсалий. М. Магнус характеризует данные универсалии (True Iconism) как имеющие наименее конкретные смыслы (least salient), где форма неотъемлема от значения (form Фоносфера – музыкальная составляющая жизни человека в самом широком смысле, т.е. звуки окружающей действительности. Термин предложен М.Е. Таракановым (подробнее см. Тараканов 2002).

literally is meaning) и представляет собой саму сущность предмета, объективированную посредством фонетической формы настолько, насколько это возможно в языке (It is purely meaningas-form) .

В данном случае речь идет о проявлении звукового иконического знака, который фиксируется на материале многих близких синонимов, например, в этих цепочках слов, образующих единое семантическое поле:

flit (порхать), flitter (махать крыльями), float (парить), flutter (перепархивать, трепетать), fly (летать, пролетать);

stamp (топтать, давить), tramp (тяжело ступать), tamp (заполнять, набивать), tromp (давить, резко жать), step (ступать, шагать), stomp (топать).

М. Магнус приходит к выводу о том, что основное отличие в семантике данных синонимов репрезентировано через план выражения: «In the first class, the final [ makes the movement repetitive, the short makes the movement quick and short. In the second class, a pre-final [m] makes the contact with the ground heavy. A pre-vocalic [r] makes the motion go forward, and so forth» (В первом случае конечное сочетание указывает на повторяющиеся движения, краткий репрезентирует быстрое действие. Во второй группе [m] – это тяжесть поступи, а появляющийся непосредственно перед гласным звук [r] – это энергия движения вперед)32 [там же: 7].

Данные идеи находят отголоски в работах В.В. Левицкого. По мнению ученого, сами дифференциальные признаки фонем могут восприниматься как иконический знак. Таким образом объективируются звукоизобразительные универсалии [Левицкий 1998].

На основе данных, полученных в ходе межъязыковых экспериментов, Левицкий фиксирует следующие корреляции между значениями и различительными признаками фонем:

Значение Дифференциальный признак Большой звонкость, дрожание, задний ряд, нижний подъем Маленький глухость, латеральность, передний ряд, верхний подъем, средний подъем Сильный звонкость, смычно-фрикативность, взрывность, дрожание, задний ряд, лабиализованность Слабый глухость, сонорность, латеральность, передний ряд, нелабиализованность Быстрый смычность, взрывность Медленный сонорность, фрикативность [Левицкий 1998: 27] Обобщая обширные межъязыковые данные, ученый делает вывод о гипотетической универсальности звукового символизма, представленной в виде фонетических инвариантов.

Иконичность звукоизобразительности языка выражается посредством отдельных фонем, а также их признаков, описывающих целый ряд предметов, имеющих сходные ключевые черты.

Перевод наш. – О.Ч.

Поскольку фонетический иконический знак – это указание не на сам предмет, а только на его типичные характеристики, при помощи звуковой формы возможно передать ассоциации, выстроенные на коннотациях. По словам М. Магнус, план выражения не отражает денотативного компонента, однако может указывать на коннотации: «It only directly affects our understanding of what the word"s referent is like, the word"s connotation» (План выражения напрямую влияет на наше восприятие того, что из себя представляет референт слова, т.е.

на его коннотацию)33 . Так, звуковая оболочка brump не способна раскрыть референт, однако если этим словом обозначается, например, действие, то оно будет носить энергичный характер прорыва [там же: 3].

Эмпирические данные начиная с Античности и по сей день свидетельствуют об определенной фонетической ассоциативной «семантике». Если бы языковой знак представлял собой только символические отношения между означаемым и означающим на основе конвенции (знаки-символы), то формам языка не было бы повторений. Однако наблюдаемые тенденции выражать то или иное значение фиксированным набором фонем, т.е. посредством их бинарных оппозиционных признаков (твердость – мягкость, высокий – низкий подъем34 и т.п.), проявляются в разных неродственных языках. По словам А.Е. Кибрика, «последние десятилетия XX в.

характеризуются постепенным “прозрением” лингвистики, освобождающейся от соссюровской догмы и обнаруживающей множество свидетельств неадекватности зафиксированного в ней представления о языковой действительности» [А.Е. Кибрик]35. Невнимание к мотивированности языкового знака, по словам ученого, отрицательно влияет на научные исследования, поскольку если знак условен и произволен, то «любое содержание кодируется в языке произвольным образом, поэтому по содержанию ничего нельзя сказать о его форме, и, наоборот, форма не дает никаких намеков на то, каково ее содержание», и вся накопленная информация, иллюстрирующая непроизвольность языкового знака, просто не участвует в лингвистическом анализе [там же].

Дав определение знакам-иконам как изобразительным формам, для которых связь между означаемым и означающим – подобие, семиологи уточняют идею произвольности знака и открывают дорогу науке фоносемантике, предоставив ей философско-теоретическую методологическую базу.

Связь звука и значения исследуется не только в рамках таких наук, как философия, языкознание, семиотика. Фонетическая знаковость также отмечалась в литературном творчестве разных мастеров слова: А. Поуп, И. Гёте, О. де Бальзак, В. Гюго, А. Рембо, М. Пруст и др.

(подробнее см.: Genette 1995). Звуко-цветовая ассоциативность (термин Л.П. Прокофьевой) присуща многим текстам художественного дискурса. В концепции Л.П. Прокофьевой (2009) звук Перевод наш. – О.Ч.

Подробнее см. Трубецкой 1960.

Электронный ресурс: http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/ lingvistika /IKONICHNOST.html, (дата обращения: 13.02.2014).

рассматривается как один из видов знака, в декодировании которого задействовано сразу несколько модальностей. Творчество символистов, футуристов (тексты, в которых звуковая оболочка слова является синестетическим началом) исследуется как в нашей стране (Якобсон 1987; Арнольд 1967;

Павловская 1999; Пищальникова 1999; Фадеева 2004; Прокофьева 2009; Солодовникова 2009;

Марухина 2014), так и за рубежом (O’Malley, 1957; Mitchell, 1988; Day, 2001).

Безусловно, описание истории изучения звукоизобразительности языка не исчерпывается данным разделом. Другие исследования, рассматривающие мотивированную связь плана выражения и плана содержания лексики, проводимые с середины XX в., описаны в параграфе, посвященном методам изучения звукового символизма. Именно этот период в значительной мере повлиял на становление фоносемантики как науки, подготовив почву для выявления методов, специфичных для данной дисциплины.

Обращение к основам семиотики необходимо для нашего исследования, выполненного в рамках англоязычного рекламного дискурса, поскольку рекламный текст – это воплощение языковой прагматики и семиотических законов. Фонетическая мотивированность языкового знака как репрезентация иконизма – одна из основ, составляющих суггестию рекламного текста. Сама сущность доминантных характеристик рекламируемого объекта может быть показана посредством фоники текста, играющей в данном случае роль иконического знака как основы дальнейшей категоризации действительности. В центре образа (визуального, поэтического, аудиального, рекламного и т.п.) лежит иконический знак, вызывающий у реципиента аналогичные ассоциации, основанные на реальном жизненном опыте. Эти ассоциации могут быть приписаны в качестве коннотаций к совершенно новой ситуации . Подобные взаимосвязи рекламного текста и описываемого им объекта свойственны для рекламного дискурса, когда акцентирование формы подачи сообщения заведомо определяет восприятие и отношение реципиента к предмету коммуникации: «If a word begins with [b], in other words, this says nothing about whether the word refers to a noise or an animal or a color. Rather the [b] tends to make the noise loud and sudden, the animal large and dangerous, and the color either very dark or very bright» (Если слово имеет инициальный звук [b], это не указывает напрямую на то, что оно обозначает, например, звук, или животное, или цвет. Однако [b] скорее указывает на то, что данный звук является громким и внезапным, животное – большим и опасным, а цвет – либо очень темным, либо очень ярким)36. . Этот аспект рекламы подробно рассмотрен в третьей части настоящей работы.

Знак вообще, и языковой в частности, рассматривается как единство, состоящее из четырех компонентов: репрезентамен (согласно Ч.С. Пирус), или знаковое средство (по Ч. Моррису), – форма, десигнат или объект; содержание, которые посредством интерпретанты (способ их соотношения) вступают во взаимосвязь, причем семиозис возможен только при наличии Перевод наш. – О.Ч.

интерпретатора, являющегося неотъемлемой частью процесса. По словам Т.А. Пруцких, «в терминах фоносемантической теории знак может быть проинтерпретирован следующим образом:

звук – это форма, значение – это содержание, интерпретанта – это, по существу, показатель связи между звуком и значением, а интерпретатор – это сознание, которое устанавливает характер отношений между формой и содержанием, то есть определяет звукосимволическое значение»

[Пруцких 2008: 130]. Стоит отметить, что данная идея представлена в стилистике декодирования как теория образов в аспекте tertium comparationis. Согласно этой теории в структуре образа различают: обозначаемое (tenor) – то, о чем идет речь в художественном тексте, и обозначающее (vehicle) – то, с чем обозначаемое сравнивается; основание сравнения (ground) – это общее для сравниваемых понятий, выраженное конкретным типом тропа [Арнольд 1990: 77]. Данные идеи релевантны для исследования рекламных текстов, в которых, как известно, создается образ товара / услуги, а в настоящем исследовании – коннотативный акустико-артикуляционный образ.

Подводя итоги вышесказанному, необходимо отметить, что звукоизобразительность – это один из аспектов семиозиса языкового знака. Символические, индексальные, иконические знаки по-разному интерпретируют соотношение формы и содержания. Языковой знак-символ демонстрирует связь звучания и значения как language training, конвенциональность или, по Гумбольдту, аналогическая номинация. Индексальные и иконические языковые знаки указывают на непроизвольность акустической номинации в рамках ассоциативного восприятия. Все акустические знаки в антропном пространстве по аналогии с семиосферой создают фоносферу.

Данные связи свойственны мышлению в целом, на них базируется создание образа и архетипа, ключевых понятий рекламного дискурса. Современные техники рекламирования – это языковое манипулирование реципиентом, основанное на когнитивных механизмах языкового сознания.

Результатом такого воздействия является формирование медиарекламной картины мира, а фонетический знак – ее конституент.

Исследования XX в., раскрывающие механизмы связи звука и значения в слове, предоставили существенную доказательную базу для выдвижения новой, самостоятельной лингвистической науки (фоносемантики), обладающей своим объектом, предметом и методом, описанию которых посвящен следующий параграф.

§ 2. Фоносемантика как интегративная наука

2.1. Основные теоретические положения фоносемантики В области звукового символизма накоплен огромный эмпирический материал, иллюстрирующий взаимосвязь фоники и семантической ассоциации (коннотации) слова, не поддающийся описанию традиционными теоретическими концепциями. На помощь приходит интегративный подход, в результате которого рождаются гибридные, стыковые, пограничные науки, одной из которых стала лингвистическая дисциплина фоносемантика. В данном разделе рассматриваются междисциплинарный характер фоносемантики, ее методы, современные исследования звукоизобразительности языка, уделяется внимание критическим замечаниям, а также раскрываются прикладные аспекты, в частности, в рекламном дискурсе. Однако, прежде всего, необходимо по возможности подробно изложить основные теоретические положения данной дисциплины, а именно описать ее объект и предмет.

Несмотря на то что во все времена наблюдается большой интерес к звукоизобразительной системе языка, фоносемантика является довольно молодой наукой. Однако в новейших словарях отсутствует определение фоносемантики при весьма подробных дефинициях ее неотъемлемых элементов: звуковой символизм, фонетический символизм, фоностилистика, фонестема, звукоподражание, звукоизобразительность и др. Несомненно, многочисленные исследования звукового символизма, выполненные на современном этапе развития науки, призваны изменить сложившееся положение вещей. Рождение науки фоносемантики – это закономерный процесс развития лингвистической мысли.

Основатель петербургской фоносемантической школы С.В. Воронин так охарактеризовал данную научную дисциплину: она рождается на стыке фонетики (по плану выражения), семантики (по плану содержания) и лексикологии (по совокупности этих двух планов) [Воронин 1990: 21].

Цель фоносемантики – «изучение ЗИ37 как необходимой, существенной, повторяющейся и относительно устойчивой непроизвольной фонетически (примарно) мотивированной связи между фонемами слова и полагаемым в основу наименования признаком объекта-денотата» [Воронин 2006: 22].

Объектом фоносемантики является звукоизобразительная система языка, предметом – звукоизобразительная система языка, изучаемая с учетом трех аспектов: пространственного, т.е.

топического (языковой ареал), временного, т.е. панхронического (совокупность синхронии и диахронии), и генетического. Таким образом, звукоизобразительность языка рассматривается в пантопохронии. Исследование предполагает обращение к языковым явлениям как одного конкретного языкового ареала, так и к любой их совокупности [там же: 21–22].

Как отмечалось выше, фонетический символизм в основном определяется параметрами отражаемого объекта. Л.С. Выготский полагал, что «...средством общения является знак, слово, звук. … Звук сам по себе способен ассоциироваться с любым переживанием, с любым содержанием психической жизни и в силу этого передавать или сообщать это содержание или это переживание другому человеку. … Так же, как невозможно общение без знаков, оно Звукоизобразительность. – Авт.

невозможно и без значения. Для того чтобы передать какое-либо переживание или содержание сознания другому человеку, нет другого пути, кроме отнесения передаваемого содержания к известному классу, к известной группе явлений, а это … непременно требует обобщения. … Таким образом, высшие, присущие человеку формы психологического общения возможны только благодаря тому, что человек с помощью мышления обобщенно отражает действительность»

[Выготский 1999: 16].

Трудно не согласиться с тем, что окружающая действительность, а также понятия внутреннего мира человека составляют два типа явлений – продуцирующие звуки или с ними связанные и беззвучные. В связи с этим одним из основных теоретических положений фоносемантики является утверждение, что психофизиологическую основу восприятия могут составлять звук как таковой (денотат-звук) и неакустический денотат. Следовательно, звукоизобразительная система языка делится на звукоподражательную и звукосимволическую [Воронин 2006].

В свете всего вышесказанного важно отметить терминологическую неточность в критике положений фоносемантики. Так, например, в работе О.Е. Знаменской не проводится четкого разграничения между звукоподражательной и звукосимволической лексикой: «...для преодоления очевидного контраргумента (отсутствие акустически мотивированного значения в большинстве слов) сторонники фоносемантики используют идею о том, что звукоизобразительными являются не только те слова, которые ощущаются современными носителями языка как обладающие безусловной фонетической мотивированностью, но и все те слова, в которых эта связь в ходе языковой эволюции оказалась затемненной, ослабленной и даже на первый взгляд полностью утраченной, но в которых с помощью этимологического анализа (подкрепленного “внешними” данными типологии) эта связь выявляется» [Знаменская Неразграничение 2009: 21].

принципиально разных механизмов возникновения звукоподражательной и звукосимволической подгрупп, последняя из которых может образоваться как звуковой троп (подробнее см. далее), ставит под сомнение подобные интерпретации фоносемантических идей в целом.

В рамках звукоподражания речь идет об акустических денотатах, выраженных в языковой форме посредством ономатопов: звук, издаваемый объектом, – основа номинации звукоподражательных слов. Результатом психофизиологической обработки звуковых параметров денотата (высота звучания, громкость, время звучания (мгновенные звуки – удары и немгновенные

– неудары), регулярность как периодичность колебаний (тоновые неудары и шумы), диссонантность (например, дрожание)) становится выбор типа фонем, образующих звукоподражательное слово. Как было отмечено в предыдущем параграфе, в 1969 г. С.В. Воронин предлагает классификацию ономатопов относительно их акустических денотатов, которая впоследствии будет рассматриваться как удачная попытка создать универсальную концепцию звукоподражаний: «Разработка всесторонней классификации звучаний-денотатов – одна из задач, стоящих перед фоносемантикой» [Воронин 2006: 44].

Если в основу звукоизобразительной лексики положен звучащий денотат, т.е. звук, то звукосимволическая лексика формируется под действием неакустического денотата – не-звука (термин С.В. Воронина) – посредством отражения его характеристик. Восприятие данных признаков представляет собой ощущения различных модальностей, за исключением слуховой.

О. Есперсен утверждал, что звукосимволические слова, как правило, выражают движение, внешний вид, размер и форму вещей, удаленность предметов, а также эмоциональные оценки говорящего, например отвращение или недовольство . Так, например, лексика с ярко выраженной негативной и пейоративной коннотацией имеет в составе звуковой оболочки элемент сходный с фонемами [n], , напрямую связанными с непроизвольными фонациями, сопровождающими различные психические состояния (плохое самочувствие, отвращение38), однако при этом данная лексика не является звукоподражательной: nausea (тошнота), rank (вонючий), stink (вонь)39.

Основу номинации звукосимволических слов составляют различные признаки объектов, выраженные при помощи синестэмии и кинем (термины С.В. Воронина).

Под кинемами в фоносемантике понимают мимические движения различной природы:

рефлекторные (кашель, дыхание); «выразительные», сопутствующие эмотивным и ментальным процессам; мимические подражания параметрам (форме, размеру) объекта. Исследование звукового символизма мимических движений представлено в работах Шарля Балли: «При произнесении округлых гласных губы выпячиваются; это движение, даже вне речевой деятельности выражает плохое настроение, насмешку, презрение: bouder “дуться” … Необходимо отметить еще, что наши голосовые органы производят mutatis mutandis те же символические движения, что и наши руки...» [Балли 2012: 148].

Эмпирические данные на примере английского языка указывают, что объекты, характеризующиеся внушительными размерами, как правило, содержат звуки, для произнесения которых необходим большой раствор рта , например: broad (широкий), formidable (громадный), tall (высокий), vast (обширный), large (большой) и др.40. Эти движения, Стоит отметить, что среди языкового материала, составившего широкий корпус исследования, рекламные тексты, план выражения которых содержит фоностилистические повторы данной фонемы, единичны: реклама призвана сформировать положительный образ описываемого предмета или услуги; этот образ включает в себя и ассоциации, возникающие при восприятии фоники текста. Вероятно, будет не лишено смысла предположение о том, что в силу данных условий подобные аллитерации нечастотны в рекламном дискурсе, как показывает статистическая обработка широкого корпуса исследования.

Этимологической звукоподражательностью обладают входящая в данную группу лексическая единица moan (стон) и ее производные.

Ср. идеи В.В. Левицкого об изобразительном потенциале фонемных признаков, в частности, значение большой может быть репрезентировано при помощи таких дифференциальных признаков, как звонкость, дрожание, задний ряд, нижний подъем [Левицкий 1998: 27].

экстракинемы, «нередко служат мимическими подражаниями процессам и формам внешней природы, и порождаемые такими движениями звуковые комплексы впоследствии становятся, замещая саму мимику, обозначениями изображаемых внешних процессов» [Газов-Гинзберг 1965:

73]. Здесь проявляется иконическое свойство звукосимволической лексики. Вслед за руками, изображающими нестандартные визуальные характеристики денотата в процессе устной коммуникации, органы речи указывают на избыточность того или иного качества. Стоит отметить, что фонемы , также присутствуют в составе некоторых слов с характерной эмоциональной окраской – интракинем: appalling (страшный), alarming (тревожный) и др. То, что первоначально ужасало большими размерами, привело к переходу данной лексики в разряд экспрессивной, сегодня не всегда имеющей только отрицательную коннотацию: awesome (ужасающий, потрясающий), startling (поразительный, удивительный), awful (страшный, благоговейный). Таким образом, интракинемы (мимические жесты, сопровождающие внутренние эмотивные процессы) являются во многом отражением действительности, поскольку они выражают эмоции, возникающие у человека в силу того, как он познает и оценивает окружающий мир. Как пишет Е.С. Кубрякова, «язык, будучи связан по-разному с двумя аспектами человеческого сознания, воплощающего в себе единство отражения мира и творчески преобразующей роли людей, не только отражает, но и в определенной мере творит, так как в языке, в его единицах фиксируются достигнутые результаты знаний, которые всегда входят в последующий опыт и синтез мышления...» [Языковая номинация 1977: 10].

К следующему явлению, обусловливающему формирование звукосимволической лексики, относится синестэмия (букв. соощущения + соэмоции). С.В. Воронин впервые вводит этот термин и дает ему определение: «Под синестэмией мы понимаем различного рода взаимодействия между ощущениями различных модальностей … и ощущениями и эмоциями, результатом которых на первосигнальном уровне является перенос качества ощущения (либо перенос нервных импульсов), на втором же уровне – перенос значения, в том числе перенос значения в звукосимволическом слове» [Воронин 2006: 77]. Как следует из данного определения, синестэмия имеет в своей основе феномен синестезии, а именно интермодальное явление переноса качества одной модальности на другую. Интермодальность проявляется, например, при звуковых переживаниях во время восприятия цвета, а также наоборот – «цветной слух». Известны также случаи возникновения дополнительных вкусовых и осязательных ощущений. В результате своего исследования Л.П. Прокофьева приходит к выводу, что многие мастера слова были синестетиками (В. Хлебников, В. Набоков, Э. По, К. Бальмонт, А. Белый и др.). Для них полимодальные ощущения являлись своего рода первоосновой речи, «метафизикой азбуки» [Прокофьева 2009: 31].

Влияние, оказываемое ощущением одной модальности на ощущение другой, может приводить либо к накоплению, либо к уменьшению количества одного ощущения под воздействием другого:

«наряду с синестезией случаи этого рода особенно значимы для понимания психофизиологической основы звукоизобразительности» [Воронин 2006: 81]. При таком накоплении возможен переход ощущений из сенсорной в чисто эмоциональную сферу, где положительное или отрицательное отношение к воспринимаемому (приятное / неприятное) свидетельствует о произошедшем переносе ощущения.

Введение в фоносемантику нового понятия – синестэмия – необходимо, поскольку синестезия не затрагивает феномены эмоциональной сферы и не может описать данный процесс на языковом уровне: «Синестэмия есть психофизиологическая универсалия, лежащая в основе звукосимволизма как универсалии лингвистической» [там же: 86]. На языковом уровне явления сенсорной сферы связаны с эмоциями не посредством ощущений как при синестезии, а через значение звукосимволического слова, и, следовательно, когнитивный процесс обращается к области семиосферы (в данном случае – фоносферы).

Звуковой символизм рассматривается лингвистами как частный случай синестезии (Peterfalvi 1970; Маркс 1978; Горелов 1990). Американский психолог Л. Маркс утверждал, что синестезия присуща всему человечеству и является доязыковой формой категоризации [цит.

Прокофьева 2009: 3]. Г. Бенедетти полагает, что в отличие от животного человеку свойственны интермодальные ассоциации, среди которых слово занимает первое место: человек овладевает навыком номинации именно благодаря синестетическим ассоциациям на основе информации, поступающей по различным каналам (зрительный, акустический, тактильный) .

Органы чувств взаимодействуют посредством ассоциативных связей в коре головного мозга. Под действием условного раздражителя (в данном случае – слова) индуцируются изменения в одном из органов чувств, которые, в свою очередь, могут влиять на состояние другого рецептора. По словам С.В. Кравкова, такая цепочка реакций «открывает бесчисленные возможности влияния органов чувств друг на друга» [Кравков 1948: 86; цит. по: Воронин 2006: 79] и дает практическое применение фоносемантическим явлениям. Таким образом, «...понимание фоносемантических нюансов может позволить выработать систему приемов воздействия в процессе речи, что значимо как для теории языка, так и для прикладных целей рекламы, PR, видео- и аудиопрезентаций»

[Прокофьева 2009: 43].

Р. Браун, и хотя высказывался против связи синестезии и звукосимволизма, говоря, что:

«звуковой символизм не следует сводить к синестезии по той причине, что исследования синестезии обычно давали значительные индивидуальные расхождения» , многочисленные фоносемантические эксперименты Л.П. Прокофьевой, М. Магнус, И.Ю. Павловской, Н.А. Наумовой и др. показали, что феномен синестезии как аналог картины мира не только является компонентом идиостиля, но и продуцируется и может быть воспринят реципиентом как в универсальном, индивидуальном, так и в национальном масштабе [Прокофьева 2009: 42].

В синестэмическом процессе, психофизиологической основе звукосимволизма, объектом переноса «ощущения» является значение звукосимволического слова. С.В. Воронин на основе экспериментальных работ С.Л. Рубинштейна, С.В. Кравкова и многих других утверждает, что синестезия – явление универсальное, присущее каждому человеку и на лингвистическом уровне являющееся языковой нормой, зафиксированной в метафорических сочетаниях: soft voice (мягкий голос), bitter sense of shame (мучительное чувство стыда), fuzzy thoughts (смутные мысли), loud colours (кричащие краски) и т.п.. Л.П. Прокофьева в работе «Звуко-цветовая ассоциативность в языковом сознании и художественном тексте: универсальный, национальный, индивидуальный аспекты» делает выводы о том, что «в языковом сознании на уровне бессознательных механизмов правополушарного мышления отчетливо выделяются синестетические законы, которые составляют универсальную основу полимодального восприятия …. Языковое сознание носителей русского, английского или вообще любого языка формируется с учетом массы внелингвистических факторов, позволяющих из области бессознательного выйти на уровень подсознания, где фиксируются природные, культурные, конфессиональные, символические и многие другие признаки...» [Прокофьева 2009: 42].

Основополагающим принципом фоносемантики является идея о непроизвольности языкового знака. Этот принцип иллюстрирует всеобщую взаимосвязь явлений и объектов реального мира как в частностях, так и в целом. Принцип произвольности языкового знака, постулируемый Ф. де Соссюром, по емкому замечанию Р. Якобсона, «сам оказывается произвольным» [Якобсон 1965: 396]. «Ф. де Соссюр, основатель системной лингвистики и в значительной мере провозвестник системного подхода как общенаучного феномена XX века, выдвинул в качестве основополагающего принцип произвольности языкового знака – принцип, который в любой трактовке оказывается противоречащим самой идее системности» [Воронин 2006: 29]. Идея Соссюра была подвергнута критике со стороны многих известных лингвистов, например, таких как Отто Есперсен: «De Saussure gives as one of the main principles of our science that the tie between sound and sense is arbitrary and rather motiveless... and to those that would object that onomatopoeic words are not arbitrary, he says that “they are never organic elements of a linguistic system.

Here we see one of the characteristics of modern linguistic science; it is so preoccupied with etymology that it pays much more attention to what words have come from than to what they have come to be.... In the course of time, languages grow richer and richer in symbolic words.... Sound symbolism, we may say, makes some words much more fit to survive.... Echoism and related phenomena – these forces are vital to languages as we observe them day by day» (В качестве одного из основных принципов нашей науки де Соссюр указывает на произвольную и немотивированную связь между звучанием и значением … и тем, кто бы возразил, приводя в пример непроизвольность звукоподражаний, он отвечает, что “ономатопы являются маргинальными элементами языковой системы” … В этом мы видим одну из характерных черт совеременной лингвистики: она настолько сильно занята этимологией, что ее скорее интересует прошлое состояние слова, нежели то, во что оно превратилось сейчас. … С течением времени в языках появляется все больше и больше символических слов … Можно сказать, что звуковой символизм позволяет словам дольше сохраняться в языке. … Иконизм и связанные с ним явления – это силы языков, которые позволяют им поддерживать жизнеспособность изо дня в день)41 .

Помимо Соссюра идею произвольности языкового знака высказывали и другие лингвисты XX в. Так, например, Charles Hockett (1958, 1963), в чьих работах фоника лексики трактуется как «design features of language», говорил: «The relation between a meaningful element in language and its denotation is independent of any physical and geometrical resemblance between the two. The semantic relation is arbitrary rather than iconic…» (Взаимосвязь между значимой языковой единицей и передаваемым ею смыслом не зависит ни от каких-либо физических и геометрических аналогий между ними. Смысловая связь скорее носит произвольный, а не иконический характер) 42 43. Как было отмечено ранее, Р. Ферc (1986), предложивший термин фонестема, в целом придерживался идеи конвенциональности языкового знака, поскольку, по его мнению, звуки языка сами по себе ничего не выражают: «...the sounds of words in themselves paint nothing» [там же].

Об отсутствии прямой связи плана выражения и плана содержания слова лингвисты пишут и по сей день: «В целом можно сказать, что основополагающий принцип произвольности языкового знака, доказываемый на многочисленных примерах, как одноязычных, так и разноязычных, игнорируется сторонниками фоносемантики в пользу архаического признания единства звука и смысла» [Знаменская 2009: 22]. Однако в критике фоносемантики не приводится ни многочисленных примеров, указывающих на произвольность языкового знака, ни ссылок на сторонников, поддерживающих данную идею. Вместе с тем немотивированность языкового знака разрушает системный подход к языку, ставя под удар устойчивость всей системы. Понятие система определяется как совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которая образует определенную целостность [Философский словарь44]. Как известно, систему слова, т.е. его единство, формируют две стороны: план выражения и план содержания (означающее и означаемое). «Лишив систему слова связи между элементами, исследователь лишает его структуры; система же без структуры – уже не система» [Воронин 2006: 27]. Стоит Перевод наш – О.Ч.

Перевод наш – О.Ч.

Электронный ресурс: http://www.percepp.com/soundsmb.htm (дата обращения: 20.02.2014).

Электронный ресурс: http://www.philosophydic.ru /sistema (дата обращения: 20.02.2014).

также отметить, что произвольность языкового знака противоречит философским принципам детерминизма, отражения и взаимосвязи формы и содержания, обусловливающим возникновение и развитие различных явлений.

Помимо философских принципов в защиту звукового символизма лингвисты апеллируют к логике:

«Is there really much more logic in the opposite extreme which denies any kind of sound symbolism (apart from the small class of evident echoisms and “onomatopoeia”) and sees in our words only a collection of accidental and irrational associations of sound and meaning? … Sounds may in some cases be symbolic of their sense even if they are not so in all words... There is no denying that there are words which we feel instinctively to be adequate to express the ideas they stand for» (Является ли логичным противоположное категоричное утверждение о том, что звукового символизма не существует (кроме небольшой группы иконизмов и “ономатопов”), а слово – это лишь случайное иррациональное сочетание звучания и значения? … Невозможно отрицать, что мы инстинктивно ощущаем, что некоторые слова как бы предназначены для того, чтобы выражать те идеи, которые они обозначают)45 ;

Предмета «Искусство (Изобразительное искусство)» Уровень образования: основное общее образование Классы: 5-9 Составители: Яхин Р.А., учитель ИЗО и технологии...»

«ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ КОНФЛИКТНОГО ПОВЕДЕНИЯ ДЕТЕЙ СТАРШЕГО ДОШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА Хуако Фарида Муратовна 3 курс, Адыгейский государственный университет Майкоп, Россия Научный руководитель: к.п.н., доцент Шхахутова З.З. PSYCHOLOGICAL AND PEDAGOGICAL CONDITIONS OF THE PREVENTION OF CONFLICT BEHAVIOR OF THE SE...»

«ПРОБЛЕМЫСОВРЕМЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ www.pmedu.ru 2011, №5, 89-95 МЕДИАТЕКСТ КАК ОСНОВА РАЗВИТИЯ КРИТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ ШКОЛЬНИКОВ MEDIA TEXT AS A TOOL FOR DEVELOPING STUDENTS CRITICAL THINKING SKILLS Нечитайлова Е.В. Учитель химии МОУ «Лицей №1» г. Цимлянска Ростовской области, З...»

«Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского» Балашовский институт (филиал) Рабочая программа дисциплины Лечебная физическа...» государственный социальный университет» Москва, Россия DELINQUENCY IN ADOLESCENCE, AS BACKGROUND UPCOMING PROPENSITY TO TERRORISM Bychkov D.V. Russian State Social...» стандарта дошкольного образования к структуре и условиям реализации Основной образовательной программы дошкольного образ...»МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Кемеровский государственный университет» Программа вступительного экзамена Направление подготовки Психологические науки 19.00.07 Педа...»

«Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского» Кафедра социальной психологии образования и развития РАЗВИТИЕ МЫШЛЕНИЯ У МЛАДШИХ ШКОЛЬНИКОВ НА УРОКАХ М...»

«Согласовано Утверждаю на заседании Директор школы педагогического совета протокол № 1 от 29/08/2014 Е.С.Торосян № 5_ от 01/09/2014_ Программа «ОДАРЕННЫЕ ДЕТИ» на 2014 - 2017гг. Одаренность – значительное по сравнению с возрастными нормами опережение в умственном развитии либо исключ...» опыта работы музыкального руководителя МБДОУ «Детский сад № 1 Березка» поселка Мостовского, муниципального образования Мостовс...»

«Н. М. БАШАРИНА АППЛИКАЦИЯ ИЗ СОЛОМКИ В ДЕТСКОМ САДУ ЯРОСЛАВЛЬ АКАДЕМИЯ РАЗВИТИЯ ТОЛЬКО для ОЗНАКОМЛЕНИЯ www.moimirknig.com для www.mirknig.com Б Б К 74.102 Б 33 Башарина, Н. М. Б 33 Аппликация из соломки в детском саду / Н. М. Башари­ на; худож. Е. А. Афоничева. - Ярославль: Академия развития, 2009. - 112 с: ил. - (Детский сад: день за дне...»

«Государственное бюджетное образовательное учреждение средняя общеобразовательная школа № 392 с углубленным изучением французского языка Кировского района Санкт Петербурга Разработала: Чистякова Алена Михайловна учитель начальных классов I. Актуальность. Сегодня патриотическо...»

2017 www.сайт - «Бесплатная электронная библиотека - разные матриалы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам , мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.

1

Статья посвящена исследованию поэтического текста как части общей парадигмы художественных произведений. Известно, что поэзия всегда представляла интерес для философов и ученых. Однако исторический обзор работ по данной теме позволяет утверждать, что теоретическое осмысление особенностей поэтического текста началось относительно недавно, в XX в. При этом звукоизобразительность стала предметом изучения еще позже, в 60-е гг. В настоящее время изучение фоносемантического аспекта поэзии является продуктивной областью лингвистических исследований. Имеющиеся по данной тематике труды (см. дис. исследования М. А. Балаш, Е. В. Евенко, А. А. Егоровой, А. П. Журавлева, А. Б. Михалева, И. Ю. Павловской, В. А. Пищальниковой, Л. П. Прокофьевой и др.) иллюстрируют разные подходы как к изучению самого явления звукоизобразительности, так и особенностей его функционирования в художественном тексте. Анализ накопленного опыта теоретического изучения фоносемантического аспекта поэтической речи (текста) позволил описать основные результаты проведенных исследований, а также выделить перспективы дальнейшего научного изучения проблемы.

понимание и восприятие поэзии.

анализ поэтической речи (текста)

звукоизбразительность поэтического текста

фоносемантика

1. Арнольд И. В. Стилистика современного английского язык: учебник для вузов. - М.: Изд-во Флинта, 2009. - 384 с.

2. Белый А. Символизм. Критика. Эстетика. Теория символизма: в 2 т. - М.: Искусство, 1994. - 572 с.

3. Воронин С. В. Основы фоносемантики. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. - 248 с.

4. Евенко Е. В. Фоносемантическая организованность текста как средство: дис. … канд. филол. наук. - М., 2008. – 155 с.

5. Казарин Ю. В. Анаграмма как способ смысловыражения в поэтическом тексте // Известия Уральского государственного университета. - 2001. - № 17. - [Электронный ресурс]. - URL:http://proceedings.usu.ru/?base=mag/0017%2801_03-2001%29&doc=../content. jsp&id=a06&xsln=showArticle.xslt (дата обращения 23.04.2013).

6. Казарин Ю. В. Поэтический текст как уникальная функционально-эстетическая система: дис. … д-ра филол. наук. - Екатеринбург, 2001. - 408с.

7. Павловская И. Ю. Фоносемантические аспекты речевой деятельности: дис. … д-ра филол. наук. - СПб., 1999. - 393 с.

8. Пищальникова В. А. Проблема смысла поэтического текста (психолингвистический аспект): автореф. дис. … д-ра филол. наук. - М., 1992. - 31 с.

9. Сомова Е. Г. Звукосимволизм как фоностилистическое средство в поэтическом тексте: дис. … канд. филол. наук. - СПб., 1991. - 206 с.

Поэтический текст (далее ПТ) стал объектом многоуровневого научного анализа относительно недавно (по сути, серьезное теоретическое осмысление стихотворного произведения в отечественной филологии было предпринято лишь в XX в. с созданием ОПОЯЗа и выходом в свет работ В. Б. Шкловского, Ю. Н. Тынянова, Р. О. Якобсона, Ю. М. Лотмана и др.). Однако это не означает того, что до XX в. поэзия оставалась на периферии филологических исследований. Можно утверждать, что интерес к стихотворным текстам возник одновременно с первыми попытками осмыслить природу языка как средства формирования и формулирования мысли. Впоследствии ученые высказывали разные точки зрения как на определение самого понятия поэтического текста, так и на способы и подходы к его изучению. Зачастую центральное место в исследованиях занимали не столько собственно лингвистические, сколько общегуманитарные вопросы (философские основания поэзии М. Хайдеггера, определение свойств поэзии в работах Х.-Г. Гадамера, истолкование поэтического текста как вида литературного произведения в рамках герменевтической трактовки П. Рикёра и т.д.).

Несмотря на то, что опыт исследования ПТ насчитывает не одно столетие, интерес языковедческих дисциплин (семантики, фонетики, семиотики, фоносемантики) к проблеме интерпретации и декодирования художественного произведения до сих пор не ослабевает. Достаточно упомянуть работы Н. М. Азаровой, Л. Г. Бабенко, Б. М. Галеева, М. Л. Гаспарова, Ю. В. Казарина, В. А. Плунгяна и многих других.

На наш взгляд, подобное положение объясняется, во-первых, сложной природой самого явления ПТ, а во-вторых, неизменным развитием теоретических основ анализа стихотворного произведения. В целом нельзя не согласиться с замечанием В.А. Пищальниковой о том, что «проблема смысла поэтического текста - одна из «вечных» проблем лингвистики и филологии» .

Возможно, именно этим объясняется тот факт, что вопросы, связанные с фоносемантическими особенностями (ФС) художественного текста и его интерпретации, составляют актуальный вектор современных лингвистических исследований (см. работы М. А. Балаш, Е. В. Евенко, А. А.Егоровой, А. П. Журавлева, А. Б. Михалева, И. Ю. Павловской, В. А. Пищальниковой, Л. П. Прокофьевой и др.). Рассмотрение всех трудов в рамках настоящей работы не представляется возможным, поэтому приведем лишь некоторые их результаты, оказавшие влияние на исследования звукоизобразительности ПТ.

Так, докторская диссертация И. Ю. Павловской (Павловская, 1999) посвящена вопросам звукосимволизма в английской прозе, в частности его перцептивному аспекту. Автор заключает, что «символическим значением может обладать сочетание фонем». При этом «звукосимволизм может существовать на уровне текста, при восприятии слушающие выделяют в нем ключевой звук или звуки, при этом звуковая инструментовка должна действовать «в унисон» с коннотативным значением» .

В кандидатской диссертации Е. Г. Сомовой (Сомова, 1991) звукосимволизм поэтического текста исследуется как фоностилистическое средство на материале русского языка (исследовался ПТ семи поэтов, произведения которых относятся к разным эпохам и стилям). Автор исходил из того, что анализ фонетического значения текста заключается в определении наиболее частотных для поэтического произведения графем и описании их признаков по таблице А. П. Журавлева. Выдвигалось предположение о том, что признаки наиболее частотных графем «отвечают» за фонетическое значение текста.

Выводы диссертационного исследования говорят о том, что «звуковая символика способна нести особую нагрузку в передаче эстетической информации» . И в этом проявляется ее информативная функция, куда входит и передача дополнительных эстетических смыслов произведения. Кроме того, появление звукового символизма в поэзии активизирует интеллектуальный и эмоциональный опыт читателя, порождающего, как правило, неосознанно, добавочную информацию, явно не содержащуюся в поэтическом сообщении, но вложенную автором, как бы закодированную в тексте. И главное, исследование подтверждает тезис о семантизации звучаний в поэтической речи. Особенно ярко это видно в произведениях футуристов (В. Хлебников «Кузнечик», «Времыши-камыши»), где символика звуковых повторов устанавливает соответствие между эмоциональным содержанием стиха и его звучанием.

Интересной особенностью работы Е. Г. Сомовой является привлечение к эксперименту иностранных респондентов (немцев и англичан). Это позволило исследовать национальную специфику восприятия звукосимволизма русского ПТ. Так, носители русского языка в качестве звуковых доминант выделяли как гласные, так и согласные графемы, в то время как немцы обозначали только гласные. Обнаружилась также и некоторая асимметрия в интерпретации выявленных доминант. Например, в стихотворении А. С. Пушкина «Стрекотунья-белобока» английские информанты выделили О, Э, К, С, Л, Б, Ч в качестве доминант, приписывая им следующие признаки: «гладкий», «легкий», «медленный». Немцы обозначили У, А, О как доминанты со значением «темный, нелегкий, подвижный». Русская аудитория указала доминанты Щ, К, С, Н, У, Л с признаками «светлый», «легкий», «подвижный».

Очевидно, что указанные различия есть не что иное, как следствие действия интерференции, а также искажения фонемного распознавания носителями иностранного языка. Получается, что сходным фонемам чужого языка респондент приписывал признаки фонем родного языка одновременно с ассоциативными символическими значениями, существующими для данной фонемы в родном языке.

Возвращаясь к вопросу звукоизобразительности в стихе, отметим, что на особую роль фоносемантических средств указывали не только ученые, но и поэты. Ведь именно в поэзии явление фонетического символизма встречается чаще всего.

В статье «Магия слов» поэт А. Белый рассуждает о музыкальной первооснове искусства. Белый был уверен, что «вновь воскреснет в слове музыкальная сила звука; вновь пленимся мы не смыслом, а звуком слов…» . Поэты и писатели также склонны усматривать в звуках наличие двух основных типов ассоциативного значения: цветовой и эмоционально-оценочной семантики. Они постулировали доминирующую роль звукоизобразительности в стихотворных текстах, подчеркивая взаимосвязь уровней произведения.

Исследования И. В. Арнольд (1990) также подтверждают наличие соответствия звукового состава фразы изображаемому. Это явление получило название звукописи. Однако в отличие от А. Белого ученый пишет о том, что сама по себе звуковая сторона, в отрыве от ритма и значения, художественного произведения не может иметь эстетического воздействия на адресата. Таким образом, художественный текст содержателен в целом.

Наряду с филологическим анализом языка поэзии, Ю. В. Казарин (2001) исследует также и фоносемантический аспект стихотворных произведений на материале русского языка. Работа строилась на материале ПТ, созданных в XVII-XX вв. Ученый предложил новое понимание системы поэтического произведения как синтеза текстовых единиц культурного, эстетического, духовного, дискурсного и языкового характера. Подобная постановка проблемы позволила осуществить многомерное и многоаспектное описание системы художественного текста, что имеет большое практическое и теоретическое значение для аналогичных исследований.

Интерес к работам Ю. В. Казарина обусловлен еще и тем фактом, что он вводит теоретические основы фоносемантического анализа ПТ. Цель «фоносмыслового» или фоносемантического анализа текста заключается в «… достижении за счет интерпретации фонетических смыслов углубленного и расширенного восприятия, понимания и усвоения смысловой системы и структуры стихотворения в целом» (курсив наш. - С. М.) . И если Е. Г. Сомова единицей анализа считала графему, то у Ю. В. Казарина «предметом изучения фоносемантики поэтического текста является текстофонема, а также способность этой единицы выражать в стихотворении значения и смыслы особого характера». Текстофонему ученый понимает как особую фонетическую единицу, «реализованную в составе типового (аллитерационного, анаграмматического) звукокомплекса» . Тем самым автор приходит к выводу о том, что понятие текстофонемы включает в себя одновременно текстовые, эстетические и культурные аспекты.

При этом фонетические средства способны служить связующим звеном между вербальными и невербальными компонентами структуры ПТ. Исследуя глубинные смыслы произведения О. Мандельштама «Улыбнись, ягненок гневный, с Рафаэлева холста…», Ю. В. Казарин обнаруживает восполняющую роль фоносмыслового компонента текста. Семантическая оппозиция мощь-боль, прослеживающаяся в произведении, дополняется ассоциативным рядом, вводимым текстофонемами [гн’] [гн’ вн], [в’г], н’(б) + [э]:

Улыбнись, ягненок гневный с Рафаэлева холста, —

На холсте уста вселенной, но она уже не та:

В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль,

В синий, синий цвет синели океана въелась соль.

Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты,

Складки бурного покоя на коленях разлиты,

На скале черствее хлеба — молодых тростинки рощ,

И плывет углами неба восхитительная мощь .

Ассоциативные значения, связанные с указанными языковыми единицами, мобилизуют экстралингвистическую составляющую общего смысла, актуализируя биографический компонент ПТ (знание жизненного пути поэта и его трагического конца). Таким образом, сложная структура смыслов стихотворного произведения подсказывает необходимость многоаспектного анализа поэзии, функционирующей не только в определенных эстетико-культурных рамках, но и существующей в неразрывной связи с читателем, ориентирующейся на его жизненный опыт.

Психолингвистические основания понимания текста исследуются в работе Е. В. Евенко (2008). Предметную область составляют механизмы построения смысла-тональности ПТ. Материалом анализа послужили поэтические и прозаические произведения русских и английских авторов. В данной работе применяется современный подход к изучаемому объекту, объединяющий результаты когнитивной семантики, психолингвистики, фоносемантики и герменевтики .

Е. В. Евенко выявила превалирующие звуковые доминанты с соответствующими фонетическими символическими значениями, а также разработала типологию смысла-тональности, основываясь на выявленных звуковых доминантах. По мнению исследователя, наличие подобных фоносемантических центров возможно благодаря «способности человеческого мозга устанавливать ассоциативную связь между значением и звучанием» . Другим важным результатом работы стал вывод о «звуковой оркестровке текста» , способной заставить «резонировать» неуловимые смысловые пласты» . Примером формирования имплицитного компонента значения при помощи фоносемантических средств может служить отрывок из произведения А. Э. По:

Said: ‘Sadly this star I mistrust -

Her pallor I strangely mistrust:

Ah, hasten! - ah, let us not liger!

Ah, fly ! - let us fly - for we must’ .

Фоностилистические средства организуют представленный текст, создавая фоническую цепь с доминантами [s] и . Выделенные явления построены на звукоподражательных качествах звуков. Ассоциативные связи вызывают в сознании читателя мысли о «мрачном, зловещем», целенаправленно воздействуя на реципиента (при этом символизация звучания происходит на подсознательном уровне) .

Анализируя имеющийся опыт теоретического исследования ПТ, можно с уверенностью утверждать, что звуковая сторона художественного произведения играет важную роль в построении текста, раскрывая глубинные смыслы и авторские интенции. Фоническая инструментовка дополняет основное содержание произведения, актуализируя разные слои тезауруса адресата (знание особенностей эстетического направления автора, его биографии, обращение к эмоциональному опыту читателя/реципиента). Фоносемантические средства оформления ПТ затрагивают в первую очередь ассоциативную сферу человеческого сознания. При этом выражение символических (ассоциативных) смыслов осуществляется через форму слова, а именно через фонетическое оформление. При чтении поэзии звуковая оболочка языковых единиц, несомненно, ощущается читателем, при этом процесс осмысления фонетической символики происходит неосознанно.

Результаты рассмотренных работ позволили не только углубить знания об особенностях звуковосимволической организации ПТ, но и помогли расширить область применения фоносемантического анализа: теперь он используется не только для глобальных научных исследований, например, при выявлении языковых универсалий (см. С. В. Воронин, 1982), но для более конкретных целей: фоностилистического изучения художественного текста, изучения лингводидактического потенциала звукоизобразительной лексики (см. Ю. Г. Седелкина, 2006).

Учитывая полипарадигмальную направленность современной науки, можно полагать, что изучение ПТ сегодня представляет собой разумный синтез накопленных теоретических положений и имеющегося опыта анализа поэтического языка. Именно такой подход сможет обеспечить полноту и достоверность лингвистического исследования стихотворного произведения.

В заключение отметим также, что в настоящее время в рамках теоретического осмысления ПТ можно выделить следующие перспективные направления исследования: изучение восприятия звучащего ПТ носителями разных языков, выявление универсальных и специфических фоносемантических характеристик стихотворного текста, анализ ПТ как акта коммуникации между автором и адресатом, то есть изучение имплицитных компонентов смысла произведения, а также исследование конструктивной и смыслообразующей функции ритмической организации ПТ.

Рецензенты:

Григорян А.А., д.ф.н., профессор кафедры английской филологии ФГБОУ ВПО «Ивановский государственный университет», г. Иваново.

Левина Т.В., д.ф,н., профессор кафедры английского языка Владимирского государственного университета им. Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых, г.Владимир.

По Л. Р. Зиндеру, графема есть «минимальная единица речи для обозначения фонем» (Цит. по: ).

Библиографическая ссылка

Вишневская Г.М., Марухина С.А. О ФОНОСЕМАНТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПТ // Современные проблемы науки и образования. – 2013. – № 4.;
URL: http://science-education.ru/ru/article/view?id=9736 (дата обращения: 01.02.2020). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»

А.П. Репьев

Я бы рекомендовал читателю вначале пробежать
мою статью «Наука и псевдонаука в рекламе ».

По-ВААЛ-яем дурака, господа!

Лжеученый не любит мелочиться, он решает
только глобальные проблемы.

Академик А. Мигдал

Нет глупцов более несносных, чем те,
которые не совсем лишены ума.

Ф. де Ларошфуко

ДЛЯ НАЧАЛА я рекомендую вам, проницательный читатель, скачать программу мини-ВААЛ с www.vaal.ru . Это сделает наш разговор предметнее. К тому же, вы получите возможность оценить это чудо: «Ваал-мини - это программа для проведения фоносемантической экспертизы текста, помогающей создавать настоящие шедевры , будь то пресс-релиз, статья в глянцевый журнал, исковое заявление в суд, рекламное объявление или любовное письмо». Так что торопитесь, господа - создатели шедевров на дороге не валяются!

Ну, уж если бесплатная мини-ВААЛ (якобы отражающая всего лишь 3-5% возможностей всего пакета) способна создавать шедевры, то что тогда говорить о полном пакете ВААЛ. За какие-то жалкие $950 вы сможете создавать уже супер-шедевры :

«Система ВААЛ позволяет прогнозировать эффект неосознаваемого воздействия текстов на массовую аудиторию, анализировать тексты с точки зрения такого воздействия, составлять тексты с заданным вектором воздействия, выявлять личностно-психологические качества авторов текста, проводить углубленный контент-анализ текстов и делать многое другое».

Воланд и бог-дьявол Ваал о таком средстве воздействия на людей могли только мечтать! Вообще фантазия создателей ВААЛ не знает границ: ВААЛ якобы используется в «психо- и гипнотерапии»; а «ряд государственных структур, крупных банков, рекламных компаний» без ВААЛ’у и шагу ступить не могут. А уж «активное формирование эмоционального отношения к политическому деятелю» или «поиск наиболее удачных названий и торговых марок (!?)» для ВААЛ - это сущие пустяки.

Выходу ВААЛ на «глобальные проблемы» в немалой степени способствовало подключение к проекту неугомонного Дымшица. Теперь этот enfant terrible российских околобрэндинговых и НЛП наук, известный манипулятор покупателем (с присущей ему скромностью) ставит себя на первое место в списке авторов. Команда ВААЛ-енков постоянно пополняется новыми гениями в области всего «психо-», «нейро-», «лингво-», «фоно-», «социо-», «НЛП-», «астролого-».

Появляются все более потрясающие версии программы. Так что есть все основания полагать, что скоро ВААЛ сможет предсказывать будущее, жарить картошку, снимать порчу, лечить зубы, принимать роды, менять политический строй и так далее.

Лже- и якобы-науки в лингвистике

Многие лженауки - это раковая опухоль на теле вполне пристойных областей знаний, чаще всего гуманитарных. В них постоянно прорастают все новые темы и темки, часто на стыке областей. Многие из них заняты ловлей схоластических блох, надуванием академических щек и изобретением мистической терминологии. Прав А. Китайгородский: «Мистика слова - непременный признак лженауки».

Вот как себя величают некоторые темки из лингвистики и пограничных с нею областей: герменевтика, глоссолалия, звукосимволизм, кинесика, когнитивная грамматика, лингвокультурология, психолингвистика, нейролингвистика, нейросемантика, просодика, асемантика,антропофоника, прагмалингвистика, психогеометрия, психосемантика, психосинтаксис, психофонетика, психоязыковая типология, семиотика, синестетика, смыслотехника, социолингвистика, фольклингвистика, цветопсихология, эпистемологическая рефлексия, этнолингвистика, далее везде. Одной из таких темок является и фоносемантика (см. ниже) , которую превращают из забавного этюда в полновесную лженауку.

Многие из этих темок, возможно, представляют определенный интерес. Многие по объему тянут максимум на популярную статью. Но их объявляют науками, по ним защищают диссертации и пишут целые книги. Из некоторых темок делают продолжительные курсы в вузах. О том, как это сказывается на качестве подготовки специалистов, я мог судить на примере выпускников инязов, которые приходили в английскую редакцию издательства «Мир», где я переводил книги на английский. В ответ на упреки в плохом знании языка они перечисляли глупейшие схоластические курсы, которыми забивали их головы вместо того, чтобы учить английскому языку.

Да что там иняз! В российских школах уже давно не учат, как правильно излагать мысли, зато учат схоластическому правописанию и схоластической пунктуации. Большинство лингвистов не понимают того, что чисто языковые аспекты текста несущественны в сравнении с его содержанием и композицией. Даже в художественной литературе. Чародей языка Пушкин говорил: «Проза требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат». (Кстати, многие пушкинские стихи получают у ВААЛ очень плохие оценки.)

Лженаучные тексты часто включают т.н. «эффект явной глупости» (The Blatant Nonsense Effect ), смысл которого в полной уверенности автора в том, что никто никогда не будет серьезно анализировать его глупость, даже явную. Ко многим темкам можно отнести формулировку «последнее прибежище академических шарлатанов», высказанную Д. Чендлером в его книге «Семиотика для начинающих». Почти все эти «науки» не имеют никаких практических выходов.

В основе псевдонауки лежит чье-то болезненное честолюбие, некомпетентность, карьеризм и/или научная нечестность. (См. «Наука и псевдонаука »). Ричард Фейнман считал , что научная честность - это главное качество ученого:

«Если вы ставите эксперимент, вы должны сообщать обо всем, что, с вашей точки зрения, может сделать его несостоятельным. Сообщайте не только то, что подтверждает вашу правоту. Приведите все другие причины, которыми можно объяснить ваши результаты, все ваши сомнения, устраненные в ходе других экспериментов, и описания этих экспериментов, чтобы другие могли убедиться, что они действительно устранены. Если вы подозреваете, что какие-то детали могут поставить под сомнение вашу интерпретацию, - приведите их. Если что-то кажется вам неправильным или предположительно неправильным, сделайте все, что в ваших силах, чтобы в этом разобраться. Если вы создали теорию и пропагандируете ее, приводите все факты, которые с ней не согласуются так же, как и те, которые ее подтверждают».

Я не уверен, что эти строки читала автор статьи «Мужественная н-е-д-у-р-а или фоносемантический модуль программы ВААЛ» Ю. Зайцева, но она поступила как честный исследователь - снимаю шляпу!

Вот и философ Владимир Шалак, «родитель» ВААЛ, (кстати, не удивляйтесь, якобы крупный специалист по логике !) торжественно провозглашает : «Мы стараемся, чтобы все используемые нами методы были научно обоснованными. Лишь в этом случае наша совесть перед клиентами будет чиста». Увы, у авторов ВААЛ весьма своеобразные представления о научной обоснованности и о совести.

Мне хотелось бы также сказать пару слов об НЛП и психолингвистике, поскольку эти «науки» также заложены в ВААЛ. Я уже писал о пустых претензиях НЛП на роль в рекламе. На сайте авторитетной энциклопедии Wikipedia опубликован обстоятельный критический обзор НЛП. Вот его краткое резюме:

В современной науке не существует никаких «нейро-научных» обоснований НЛП, многие теории НЛП наивны. Они опровергаются многочисленными исследованиями, а методы НЛП ложны и неэффективны. В США и Великобритании, из-за общего разочарования в НЛП, упоминание НЛП в психотерапевтических журналах встречается все реже, а специальная литература по этой тематике практически не издается. Британское психологическое общество классифицировало НЛП как псевдо-психологию, а Национальный Комитет США по борьбе с мошенничеством в сфере здравоохранения признал методы НЛП научно неподтвержденными и сомнительными; их нельзя рекомендовать для использования. Многочисленные экспериментальные и клинические данные подтверждают, что использование НЛП в психотерапии, менеджменте и личностном росте бесполезно.

Теперь о психолингвистике. Прочитав пару путаных книг и с десяток статей на эту тему, я вдоволь наглотался пузырей и дремучей терминологии, но так и не смог найти практического зерна. В одной из статей , посвященных вышеуказанному «эффекту явной глупости», в качестве яркого примера «науки», почти целиком состоящей из таких эффектов, автор разбирает именно психолингвистику и теории Хомского . Таким образом:

ВААЛ покоится на трех хилых китах: фоносемантике, психолингвистике и НЛП.

Компьютер vs. человек

С появлением компьютеров некоторые лженауки получили возможность создавать коммерческие компьютерные программы и неплохо на них зарабатывать. Эти продукты, как правило, предлагают что-то магическое: решение всех текстовых проблем (ТРИЗ и ВААЛ), быстрое изучение иностранных языков и излечение от многих болезней (25-й кадр), диагностику за час (Мегатон) и так далее. В России, где страшно обожают все «по щучьему велению», подобные «волшебные палочки» идут нарасхват.

Этому же способствует и святая вера обывателя и гуманитария в безграничные возможности компьютера. В своей книге «Блеск и нищета информационных технологий» Николас Кар приводит интервью одного из пионеров применения компьютеров в бизнесе: «Мы мечтали о некоей чудесной машине, в которую можно было бы вложить лист бумаги, а потом нажать кнопку и получить ответы на любые вопросы. Все это было так наивно...» Забавно читать, с каким детским восхищением А.П. Журавлев (главный «теоретик» ВААЛ) пишет об ЭВМ.

Мечтателям о «чудесной машине» следовало бы вдуматься в предостережения американского журналиста С. Харриса:

«Реальная опасность не в том, что машины начнут думать, как люди, а в том, что люди начнут думать, как машины».

Сейчас мы знаем, что компьютер лучше человека выполняет многие операции, связанные с механической обработкой информации. Так, компьютер лучше человека сосчитает количество слов и абзацев в тексте; он быстрее найдет в тексте нужное слово, но…

Хотели бы вы, чтобы компьютер за вас оценивал просмотренный вами фильм, прочитанную вами книгу, увиденную вами картину, вашу возлюбленную? Считаете ли вы, что компьютер лучше вас оценит содержание книги, а тем более тончайшие, еле уловимые движения вашей души, вызванные тем или иным текстом? Считаете ли вы, что компьютер правильно оценит ваши стихи или прозу, статью или даже элементарный пресс-релиз? Многие так не считают. «Я пока еще не сошел с ума, мои тексты доверять какому-то там электронному выродку» - написал мне один из разочаровавшихся пользователей ВААЛ.

Слово «гуманитарий» происходит от слова «человек». Тем поразительнее то, что именно гуманитарии в оценке, скажем, упоительных пушкинских строк отдают предпочтение «электронному выродку». Мнение людей их не интересует.

Здесь также хочется заметить, что «способности» компьютера зависят не столько от мощности «железа», сколько от ума, таланта и честности создателей программ.

Определимся в терминах

В переписке со мною Шалак пенял критикам ВААЛ: «Им следует сначала немножко расширить свой кругозор в области наук о языке, а лишь потом высказывать это самое “недоумение”».

Давайте и мы «немножко расширим свой кругозор». А заодно оценим кругозор авторов ВААЛ. Начнем с элементарного - определимся в терминах.

Это легко делать в точных науках - там термины четкие и однозначные. В гуманитарных же «науках» всяк трактует термины, как ему заблагорассудится. Более того, многие «ученые» не понимают смысла даже элементарных понятий. На таком непонимании построен и ВААЛ. Рассмотрим несколько терминов.

Фонетика - это раздел языкознания, изучающий звуки, но не значения слов. Этим фонетика отличается от фоносемантики (см. ниже) . Фонетика занимается фонемами.

Фонема - это отдельный звук. Из фонем складываются слоги и слова. В русском языке 42 фонемы: 6 гласных фонем; 36 согласных. Здесь важно отметить, что:

Фонемы не встречаются в речи в чистом виде.

Об этом мы вспомним, когда будем анализировать результаты Журавлева.

Фонетическое (звуковое) значение (phonetic value или phonetic meaning ) - это конкретное произношение буквы, фонема. Буква может иметь несколько фонетических значений. Отсюда следует, что книга А.П. Журавлева «Фонетическое значение» должна была бы обсуждать чисто фонетические вопросы. На самом же деле она обсуждает фоносемантику, а вернее - дилетантские эксперименты с оценками отдельных фонем по многим шкалам. Журавлев также ввел бессмысленные термины «звукобуква» и «фонетическая значимость».

Семантика - раздел языковедения, изучающий значения слов. Почему только слов? Потому что только слова имеют значения. Текст же имеет смысл, а не значение. Правда, страдающие от отсутствии диссертационных тем лингвисты используют бессмысленный термин «семантика текста» и тавтологию «семантическое значение».

Фоносемантика, фоносемантический - это центральные термины ВААЛ. Ее авторы или страшно запутались в своих фоносемантических претензиях, или сознательно вводят в заблуждение честной народ.

Что такое фоносемантика? Хотя ответ следует из самого названия этой «науки», я полазил по Интернету и даже пообщался с английской специалисткой Margaret Magnus. Вот одно из определений фоносемантики:

Фоносемантика - это область лингвистики, изучающая соотношение между

ЗНАЧЕНИЕМ (семантикой) слов и их ПРОИЗНОШЕНИЕМ (фонетикой).

С этим определением (кстати, не моим) не согласен Дмитрий Сергеев. Признаюсь, в его тираде я понял только вторую часть, но может быть, у вас получится, проницательный читатель (http://rus33abc.narod.ru):

Если рассматривать результирующую семантик элементов слова (не важно, букв , звуков или фонем ), то можно хоть как-то судить о таком соответствии. Отказ от признания некоторой семантики за элементами слов делает невозможным оценивать соответствие звучаний слов их денотатам, кроме случаев звукоподражания.

Таким образом, для каждого слова (и всех его форм звучания) необходимо проводить самостоятельное исследование цель которого даже смешно произнести. Например, "Соответствие звучания слова МЫЛО его значению". Люди привыкли мылом мыло называть - скорее всего скажут, что да, мол, соответствует. А какое оно? - мыльное... (или злое, тяжёлое и т.п. - кому что придёт в голову).

Господа фотосемантики, не могли бы вы вначале за углом договориться между собой о четком значении ваших терминов.

Итак, о фоносемантике можно говорить только тогда, когда одновременно анализируются две характеристики слова – его фонетика и его семантика ! Поразительно, но сия простейшая истина находится за пределами понимания многих «специалистов»! В том числе и наших ВААЛенков.

Потрясает то, что господа фоносемантики даже в сути своей якобы-науки разобраться не могут. В своей книге «Психолингвистика» Валерий Белянин пишет:

«Фоносемантика изучает ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ содержание звуков языка».

Вот так-с. Ради Бога. Тогда сию «науку» следовало бы величать «фоноэмоциями » или как-то в этом роде. Это понятно даже неспециалистам по языку.

«Фоносемантическая оценка слов или текстов имеет дело лишь с оценкой эмоционального воздействия звучания слова безотносительно его смысла … Программе нет никакого дела до того, что РАЙ - это место, где после смерти должны оказаться праведники, а АД - это место для грешников»

«…программа может оценить неосознаваемое эмоциональное воздействие фонетической структуры слов на подсознание человека».

Не уж-то может?

Фоносемантические характеристики - это изобретение авторов ВААЛ. Фоносемантика не может иметь характеристик; она может только констатировать присутствие или отсутствие связи звучания слова с его значением.

Кстати, ВААЛ выносит несуразный приговор различным объектам:

«Слово <…> не обладает выраженными фоносемантическими характеристиками» (!?) ».

Среди этих объектов есть буква «Ё» и даже красивейшие пушкинские строчки «Унылая пора, очей очарованье. Приятна мне твоя прощальная краса». Это бред! Причем при любом толковании слова «фоносемантика».

Фоносемантические исследования (эксперименты) - если кому-то захочется потратить время на фоносемантические игрушки, то чем он должен заниматься? – Поиском соответствия значение-звук, разумеется. А в каких терминах (единицах) оценивать это соответствие? Да или нет, т.е. есть соответствие или его нет. В крайнем случае, в процентах или баллах. Но только не в прилагательных, как это делают Журавлев и ВААЛ-енки.

Вообще, в голове авторов ВААЛ полная фонетико-фоносемантическая каша. В описании ВААЛ читаем: «В ней реализованы алгоритмы оценки фонетического воздействия на человека слов и текстов русского языка». При этом программа предлагает оценить «Фоносемантическое воздействие» и «Эмоциональное воздействие» отдельно на слова и тексты. Дорогие ВААЛ-енки, уж если врете, то врите как-то поэлегантнее.

Итак, попытка расширить наш кругозор «в области наук о языке» привела нас к забавным выводам:

  • Авторы ВААЛ имеют нулевой «кругозор в области наук о языке».
  • Отсутствие кругозора они с лихвой компенсируют нахрапистостью.
  • Их нахрапистые измышлизмы и «дымшицизмы» отличает полнейший терминологический хаос.
  • Они имеют туманное представление о том, что такое фоносемантика. Поразительно!
  • И х ВААЛ к фоносемантике не имеет никакого отношения.
  • Строго говоря, он ни к чему не имеет отношения. Кроме желания заработать, разумеется.

ВААЛ-овская утка пошла гулять по страницам шибко ученых текстов. Так, в описании программы Diatone читаем:

«Фоносемантический анализ текста, как и слова, заключается в оценке звучания безотносительно к содержанию ». – Извините, а что тогда здесь делает прилагательное «-семантический»?

Известная мастерица лингвистического словоблудия Юлия Пирогова поучает:

«При рассогласовании фоносемантики и семантики (!?) текста более значимой является семантическая составляющая. На наш (!?) взгляд, фоносемантика оказывается важным фактором увещевательной (!?) коммуникации в двух случаях: а) если фоносемантическая составляющая текста (!?) поддерживает его семантическую составляющую (!?) ; б) если семантическая составляющая сообщения отсутствует (!?) или не является прагматически значимой».

Вы чего-нибудь здесь поняли?

«Если семантическая составляющая сообщения отсутствует» - иначе говоря, если текст лишен смысла. Я долго не мог понять этот бред. Потом меня осенило - автор знает о чем говорит, ибо большая часть всех ее текстов лишена смысла, то бишь «семантической составляющей», если перевести это на безграмотный язык псевдолингвистов.

Я не знаю, сколько десятилетий уйдет на то, чтобы российские рекламные вузы излечились от «пироговского» маразма и начали, наконец, готовить специалистов по salesmanship in print , а не по семиотике, поэтике, драматургии рекламы.

«Отцы-основатели»

Шалак написал мне:

«Моя заслуга здесь очень маленькая. В системе ведь просто реализованы результаты докторской диссертации А.П. Журавлева. Я просто адекватным образом заложил их в программу и предоставил широкой публике».

Никакой проверки, никакого анализа, никаких сомнений!

Но, может быть, диссертация - это бред? На этот счет у «логика» Шалака есть потрясающая по своей наивности и нелогичности мысль: «Докторская диссертация, да еще защищенная не сегодня, а в 1974 году, стоит многого. Я к сегодняшним диссертациям отношусь скептически, так как знаю, как они создаются и защищаются». Так совпало, что именно в 1974 г., после мучительных размышлений, я ушел из аспирантуры. Одной из причин было то, что мой шеф заставлял меня писать положительные отзывы на далеко не положительные диссертации. Не хотелось быть проституткой. Так что я знаю, как тогда «создавались и защищались» диссертации даже в физике, не говоря уже о гуманитарных науках.

Труды означенного Журавлева нельзя понять, не проанализировав вклад его вдохновителя, американского психолога Чарльза Осгуда (Charles Osgood). Он придумал странноватый метод статистической обработки субъективных оценок слов. То, что отличает (дифференцирует ) смысл слов, Осгуд не очень удачно назвал «семантическими дифференциалами».

Сущность этого метода Журавлев понял не совсем.

Осгуд танцевал от

семантики слов .

Только слов , а не звуков и не текста, как это делали лингвист Журавлев и «логик» Шалак. Он не учитывал ни фонетику, ни, тем более, фоносемантику , так что непонятно, почему его метод притащили в ВААЛ. Скорее всего для наукообразия.

Осгуд справедливо утверждал, что, если взять конкретное слово, например «полиция», «автомобиль», «вежливый», то для разных людей эти понятия будут слегка по-разному окрашены. Об этом говорил еще психолог Л.С. Выготский: «Значение – объективно сложившаяся в процессе истории система связей, стоящая за словом, одинаковая для всех людей. Значение любого слова приводится в толковом словаре. Смысл – это индивидуальное значение слова».

Например, какой смысл вкладывают в слово «вежливый» профессор университета, студент, военнослужащий, бандит? Какими словами будут они описывать свои «смыслы»? Возможно, будут использованы слова хороший-плохой, сильный-слабый, интеллигентный, цивилизованный.

Что ж, результаты подобного опроса будут представлять определенный академический интерес. И даже практический. Например, государство могло бы сделать определенные выводы из подобного опроса для слова «милиция». Для одних милиция представляется органом, защищающим население от противоправных посягательств, а для других – толпой взяточников и бандитов в погонах.

А какой интерес и для кого представляли исследования Осгуда? Испытуемым предлагалось по одной и той же шкале антонимов оценить разные слова. Вот так Осгуд изобразил средние оценки двумя группами слова «вежливый»:

Вы можете смотреть на эту картинку целый час. Что вы извлечете из этих точек? Осгуд об этом ничего не говорит.

Любому экспериментатору в настоящих науках ясно, что:

Без интерпретации все это -

бессмысленное нагромождение цифр и/или прилагательных .

Однако сие непонятно ни Осгуду, ни нашим ВААЛ-енкам.

Забавно, что никого не интересовала практическая бесполезность метода Осгуда. Но все (кроме «героев нашего романа») заметили, что он состоит из сплошных противоречий: предполагая субъективность окраски слов, метод опирается на оценки по опять же субъективно понимаемым критериям (шкалам). А кто определяет количество и содержание используемых пар? Господь Бог? Нет, исследователь. Еще один субъективный элемент. Так, Журавлев и его украинский коллега В.В. Левицкий, использовали разное количество шкал. И тот и другой, разумеется, ничего не обосновывали.

Осгуд использовал шкалу хороший-плохой . Это странно, потому что подобная оценка является суммирующей, подытоживающей результаты ответов на другие вопросы. Понятия «хороший» и «плохой» имеют совершенно разный смысл для разных объектов и респондентов. Левицкий, алгоритм которого также заложен в ВААЛ, отказался от этой бессмысленной оценки. Журавлев и наши ВААЛ-енки ее оставили.

Итак, Журавлев ничтоже сумняшеся взял бессмысленную методику Осгуда, и создал под нее множество несуразных шкал:

хороший - плохой, красивый - отталкивающий, радостный - печальный, светлый - темный, легкий - тяжелый, безопасный - страшный, добрый - злой, простой - сложный, гладкий - шероховатый, округлый - угловатый, большой - маленький, грубый - нежный, мужественный - женственный, сильный - слабый, холодный - горячий, величественный - низменный, громкий - тихий, могучий - хилый, веселый - грустный, яркий - тусклый, подвижный - медлительный, быстрый - медленный, активный - пассивный.

Левицкий использовал только 7 шкал.

Оценка с помощью любых прилагательных (если она вообще имеет смысл) может иметь только очень-очень приблизительный, размытый характер. А здесь бедному испытуемому предлагается оценивать слова и даже буквы в терминах, которые сами с трудом поддаются дифференциации:

подвижный - медлительный

быстрый - медленный

активный - пассивный

радостный - печальный

веселый - грустный

сильный - слабый

могучий - хилый

Оценили? У меня так и не получилось. Как люди вообще отвечали на эти немыслимые вопросы? Скорее всего, методом тыка. Но такие ответы называют псевдомнениями . А псевдомнения совершенно бесполезны.

Хотя Журавлев понимал, что фоносемантика связана со значением слова, он не понимал, что нужно искать соответствие звучания слова его значению (свист, шипенье и пр.), а не пытаться описывать звучание с помощью прилагательных:

Барабан - большой, грубый, активный, сильный, громкий.

Бас - мужественный, сильный, громкий.

Бубен - яркий, громкий.

Взрыв - большой, грубый, сильный, страшный, громкий.

Ну, хорошо, хоть это и не фоносемантика, но в данных случаях прилагательные в принципе правильно характеризуют наши ассоциации с этими понятиями. Неясно, правда, как это обогащает эти ассоциации.

Даже если мы на секунду предположим, что все слова русского языка получают оценки с помощью прилагательных, более или менее вписывающиеся в стоящие за ними понятия, то встает вопрос -

Что с этими оценками делать? Кому они нужны?

«Конечно, чтобы доказательства были убедительными, нужно "просчитать" многие тысячи слов, потому что в огромных лексических запасах языка всегда можно подобрать десяток-другой примеров для подтверждения любой гипотезы ».

Ловкий ход: говорить о честности, но поступать нечестно. Журавлев «подбирает десяток-другой примеров», которые вписываются в его гипотезу и игнорирует море примеров, которые в нее не впитываются. Поскольку разработки Журавлева механически заложены в ВААЛ, то давайте с ее помощью протестируем несколько слов. Начнем с самых «фоносемантических» слов, таких как «жужжать». Подставим это слово в ВААЛ. Получаем:

Слово ЖУЖЖАТЬ производит впечатление чего-то ПЛОХОГО, ОТТАЛКИВАЮЩЕГО, СТРАШНОГО, СЛОЖНОГО, ШЕРОХОВАТОГО, ЗЛОГО, ТЕМНОГО, НИЗМЕННОГО, ТЯЖЕЛОГО, ГРУБОГО, ГОРЯЧЕГО, ХРАБРОГО, МОГУЧЕГО, БОЛЬШОГО

Во-первых, на кого именно производит впечатление? Во-вторых, что плохого, отталкивающего или страшного в милом слове «жужжать»?

А почему ВААЛ считает, что глобус, глаз, гриб, груша, цунами, колба, класс, кит «угловатые»; блоха, вошь, атом, электрон, волос «большие»; океан, степь, лес, земля «маленькие»? Тысячи и тысячи несуразиц!

Любому, кроме наших ВААЛ-енков, ясно, что Журавлев занимался подтасовкой. Эта ложь имеет простое объяснение - ну кто ж в 70-х годах мог предположить, что через несколько лет компьютеры будут стоять на каждом столе, и что появятся шустрые ребята, которые, ни в чем не разобравшись, заложат его данные в программу, и любой желающий сможет все испытать.

Ослиные уши торчат и из утверждений диссертанта о сотне тысяч людей, на которых якобы была испытана данная теория. Валерий Белянин на «Психолингвистическомфоруме В.П. Белянина» вносит существенную поправку: «… опросил не 100.000 человек, а 80 человекам предъявил 50 звукобукв и попросил их оценить их по 25 шкалам». - Правда, неплохо? К тому же эти 80 несчастных, скорее всего, были студентами Журавлева. (Правда, в своей книге «Психолингвистика» он опять говорит о 100 00 человеках.)

Иными словами, ВААЛ построен на лжи.

Перейдем к другим перлам Журавлева и ВААЛ-енков.

Дистанционный 3-месячный

Алгоритм ВААЛ: буквы, фонемы, слова и тексты

В жизни мы не имеем дело с изолированными звуками (фонемами). Даже согласные буквы алфавита мы произносим не «б», «л», «к», «щ», а в более удобочитаемом виде: «бэ», «эл», «ка» и «ща». Моряки произносят их по-старославянски: «буки», «веди», «глаголь» и т.д. Фонетическая, а тем более фоносемантическая, оценка изолированных звуков обычными людьми (не фонетистами) - это плод досужих домыслов и еще одно свидетельство некомпетентности Журавлева и авторов ВААЛ. Еще более бессмысленны попытки использовать результаты оценок отдельных звуков в качестве базы для оценки слов и текстов. Об этом говорил еще Платон. Но именно на этой бессмысленной идее и построен весь карточный домик ВААЛ.

Слава богу, что еще никто не догадался оценивать каждую музыкальную ноту В ОТДЕЛЬНОСТИ à la Журавлев и ВААЛ, чтобы потом с помощью компьютера оценивать произведения Моцарта и Чайковского!

Наша когорта псевдо-фоносемантиков не понимает, что люди не имеют дело с отдельными фонемами и нотами. Они воспринимают их в сложном сочетании, где каждому элементу уготовано свое место. Никто в жизни не произносит с натугой ЖЖЖЖЖ. Звук [ж] встречается в компании смягчающих гласных и согласных, он произносится мимолетно, без напряжения. Один пользователь ВААЛ описал свой шок, когда программа признала звучание замечательного слова «журавушка» отталкивающим, страшным, шероховатым, злым.

Могут ли буквы или звуки быть хорошими или плохими? А страшными, отталкивающими, злобными, грубыми? У ВААЛ могут. Подставьте в ВААЛ по очереди все буквы русского алфавита и вы получите ужасающую картину.

Приказом по ВААЛу плохими объявлены 7 букв (Ж, С, Ф, Х, Ц, Ш, Ы); отталкивающими 6 (Ж, С, Ф, Х, Щ, Ы); страшными - 10 (Ж, З, К, П, Р, У, Ф, Х, Ш, Щ). «Г» признана злобной, а «Ч» низменной. Буква «Ё» объявлена «не обладающей выраженными фоносемантическими характеристиками». Вот так-с. Словом, наши ВААЛ-енки поставили двойки Кириллу и Мефодию - эти злодеи загубили половину нашего алфавита. А что можно ожидать от языка, сплошь состоящего из безобразных букв и звуков? Только множества омерзительных слов. Вот пример:

Слово ХОРОШИЙ производит впечатление чего-то ПЛОХОГО, ОТТАЛКИВАЮЩЕГО, СТРАШНОГО , ШЕРОХОВАТОГО, УГЛОВАТОГО, ТЕМНОГО, НИЗМЕННОГО, ТИХОГО, ТУСКЛОГО, ПЕЧАЛЬНОГО

Вот еще несколько «страшных» слов на вскидку (слабонервных прошу не читать):

«Страшные» слова: Русь, Христос, храм, хлеб, художник, жена, жених, жизнь, красота, папа, правда, родина, родной, роза, хороший, радость, подарок, фамилия, шутка, хризантема.

Наши ВААЛ-енки и русские слова поделили на плохие и хорошие. Вот плохие:

«Плохие» слова: Христос, храм, церковь, жених, жизнь, фирма, фамилия, архитектор, восхитительный, кит, купец, парикмахер, поход, свинец, факел, фаянс, фрак, фрукт, фата, федеральный, фигура, фокус, хороший, хохот, художник, шуба, шутка.

А вот хорошие:

«Хорошие» слова: Иуда, идиот, осел, бандит, болтун, обалдуй, дуралей, драка, дрянь, слюнтяй, ублюдок, яд, лгать, лентяй, балда, морда, тюрьма, обман, слюна, ярмо, ярость, арба, армия, армяк.

Для оценок слов Журавлев высосал из пальца алгоритм с математическими формулами, так впечатляющими любого гуманитария. Ничего, разумеется, не доказывается и не обосновывается. Технические глупости алгоритма ВААЛ достаточно подробно разобраны в статье Ю. Зайцевой. Среди многочисленных несуразностей автор отмечает и то, что

Слово получает разные оценки, если его анализировать как слово и как текст.

Оно также получит иную оценку, если ее проводить вручную по формулам Журавлева.

Один счастливый обладатель полного пакета ВААЛ поведал мне забавную подробность: если программу загрузить на разные компьютеры, то она выдаст разные оценки текстов.

ВААЛ-енки не понимают очень и очень многого, в частности, того, что в фонетических исследованиях имеют дело не с написанием слов, а с их транскрипцией, иначе получится ерунда, как это имеет место в ВААЛ. Возьмем, скажем, слово «тент». Мы произносим его «тЭнт». Если мы подставим в ВААЛ оба варианта, то получим интересные различия:

ТЭнт - хорошее, красивое, простое, величественное, мужественное, большое

ТЕнт - шероховатое, нежное, слабое, горячее, тихое, трусливое, хилое, маленькое, тусклое, печальное

Однако эта якобы фонетическая программа настроена на письменный вариант далеко не фонетического языка, а не на его транскрипцию. Это абсолютно бессмысленно, но наших ВААЛ-гуру сие не смущает.

ВВВААААЛ - хорошее, простое, величественное, мужественное

ДААААВВВЭЭЭЭ - хорошее, красивое, безопасное

НЛДББ - хорошее, величественное, грубое, мужественное

Неправда ли, мило?

А как с текстами? Человеку среднего интеллекта понятна бессмыслица фоносемантического анализа текстов. Ради интереса я протестировал большой кусок из «Евгения Онегина». До сих пор вспоминаю с дрожью.

Ну хорошо, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Ну хоть что-то полезное может делать т.н. фоносемантический блок ВААЛ? Например, оценивать просто благозвучие? (Хотя лучшим оценщиком благозвучия является человек.) На сайте www.vaal.ru , отвечая на критику программы в «Собеседнике», т. Дымшиц говорит: «Откровенная чепуха. Фоносемантика - это вовсе не благозвучность текста».

«Угловатый колобок»

Наивные пользователи ВААЛ, получив шокирующие результаты, стали задавать неприятные вопросы. Надо было что-то делать. Можно было бы убрать продукт с рынка, но наши авторы к этому не готовы, ни морально, ни материально. Остается другой выход - вертеться, как уж под сапогом, усугубляя ситуацию.

Контент-анализ

Концепций и определений контент-анализа много - это обычная ситуация в гуманитарных науках. Если под ним понимать количественную обработку больших объемов текста в электронном виде, то иногда контент-анализ полезен. Например, если в одной книге о рекламе слова «продажа» и «продающий» не встречаются ни разу, а в другой раз 200, то это кое-что говорит о книгах и их авторах. Словом, иметь под рукой инструмент количественного анализа текста не помешает.

Однако значительная часть любого контент-анализа - это разъяснение вам того, что вы прочитали. Припоминается шутливое определение литературоведения: «Я помню чудное мгновенье, передо мною явилась ты», - это литература. «В одном из своих стихотворений А. С. Пушкин подчеркивает, что он помнит чудное мгновенье» - это уже литературоведение.

А разумно ли поручать компьютеру чисто «человеческие» оценки? Вряд ли. Разве что для роботов, которые не могут чувствовать. А людям не нужен «протез», который им подскажет, что то, что они услышали или прочли, замечательно или плохо, агрессивно или ласково. Но ВААЛ-енки так не думают.

Вот одна из заявляемых «ценностей» их контент-анализа: «Например, имеется текст выступления депутата Думы и требуется оценить, насколько оно агрессивно». А не лучше ли его просто прочитать или прослушать? К тому же агрессивность и другие «человеческие» характеристики субъективны: то, что может показаться агрессивным одному, может показаться неагрессивным другому. Меня, например, забавляет черно-белая, без полутонов, реакция на мои тексты.

Несомненными контент-аналитическими чемпионами мира являются наши ВААЛ-енки. Их контент-анализ имеет просто фантастические претензии. Здесь я хотел бы освежить в памяти читателя высказывание Мигдала «Лжеученый не любит мелочиться, он решает только глобальные проблемы», а также сказанное об «эффекте явной глупости» . Это на 100% относится к психолингвистическим и НЛП игрушкам, навешенным нашими ВААЛ-енками на трухлявое (якобы) фоносемантическое дерево.

ВААЛ-команда достойна Нобелевской премии. Ну сами посудите. Вы берете любой текст любого объема: заявление на отпуск, любовное письмо, контракт, научную статью, завещание, выступление на съезде, поздравление юбиляра, ответы на скучные вопросы (см. ниже) . Вы пропускаете текст через ВААЛ, и через секунду узнаете об авторе буквально все: всю его подноготную, все тайные движения его души, словом ВСЁ! Вот краткий перечень параметров, по которым ВААЛ раскладывает автора на молекулы:

Акцентуации: Паранойяльность, Демонстративность, Депрессивность, Возбудимость, Гипертимичность

Психоаналитическая символика: Женская символика, Мужская символика, Агрессивность, Архетипичность, Позитив, Негатив, Жизнь, Смерть

Мотивы: Власть, Желание власти, Страх власти, Достижение, Достижение успеха, Избегание неудачи, Аффиляция, Надежда на поддержку, Страх отвержения, Физиология

Потребность: Внешняя потребность, Внутренняя потребность

Валентность: Положительная валентность, Отрицательная валентность

Инструментальная деятельность: Инструментальная деятельность (вся), Обработка, Трансляция, Ретрансляция, Движение, Перемещение, Манипуляция

Информация: Констатация информации, Уточнение информации, Информация конкретная, Информация неконкретная, Преувеличение, Преуменьшение, Отрицание, Неискренность

Каналы восприятия: Зрительный канал, Зрительное восприятие, Зрительная обработка, Зрительная трансляция; Чувственный канал, Чувственное восприятие, Чувственная обработка, Чувственная трансляция; Слуховой канал, Слуховое восприятие, Слуховая обработка, Слуховая трансляция; Рациональный канал, Рациональное восприятие, Рациональная обработка, Рациональная трансляция

Организация событий: Причина, Следствие, Нарушение

Ценности: Гностические, Ум, Глупость; Эстетические, Красота, Безобразие; Этические, Добро, Зло, Нравственность, Безнравственность; Практические, Практичность, Непрактичность

И по каждой из этих непонятных и полупонятных позиций ВААЛ вам выдаст заумную цифирь, целую кучу. Копайтесь на здоровье!

Что еще осталось неизвестным об авторе? Размер обуви, группа крови, цвет глаз, день рождения, хобби, пристрастие к алкоголю, гены, отношение к существам противоположного пола, темперамент, рост, вес, вероисповедание… Но я думаю, что талантливый коллектив желающих неплохо заработать ВААЛ-енков уже работает над этими мелочами.

Эти ребята научились своим ВААЛ-градусником «измерять среднюю температуру по палате». Так, совместно с Фондом «Общественное мнение» они опросили 866 человек разного возраста, пола и т.д.; обработали ответы и получили, как им кажется «подробную психолингвистическую карту различных социально-демографических групп населения России». Ни больше - ни меньше. «Небольшой фрагмент этой карты» в виде простыни с непроходимой цифирью представлен .

Возьмем для примера мужчин в возрасте от 21 до 30 лет : высокие показатели паранойяльности (5,7), желания власти (3,2) и успеха (6,3), рациональности (5,3), но… при этом, полное отсутствие агрессивности (-2,1) и любви к себе (-8,0)!

Итак, средний россиянин самого активного возраста - это рациональный параноик, стремящийся к власти и успеху, но… совершенно лишенный агрессивности и не любящий себя. Довольно странная фигура!

Наши ВААЛ-оракулы вещают: «Эта карта содержит информацию о состоянии умов (!?) населения нашей страны и будет весьма полезна в области социального управления». - И как только все это еще не засекретили!

Интересен другой пример применения ВААЛ-анализа. Вот очень разумная рецензия на книгу . А вот «результаты» ее контент-анализа по ВААЛ, проведенного автором книги. Совершенно предсказуемо авторы этой рецензии оказались паранойяльными чудаками.

Более детально несуразности психолингвистического аспекта контент-анализа ВААЛ, выявленные с помощью тестирования, разбирает психолог Дарья Шрамченко в статье «Диагностика акцентуаций характера с помощью психолингвистической экспертной системы ВААЛ-2000».

Забавно, что наш манипулятор Дымшиц, создав программу для зомбирования наивных людей, сам стал ее зомби :

«Я ради интереса провел контент-анализ приведенного отрывка из письма Репьева нелюбимым им ВААЛ (он, кстати, неверно понимает назначение программы): врет безумно. В статье искренен (не понимает, о чем пишет, но искренен), а в письме - врет».

Самообслуживание, оказывается, бывает не только в магазине!

Маркетинговые применения

Понятно, что просто как игрушку ВААЛ никто не купит, тем более за $950. Для этого ее нужно предлагать как чудо-инструмент в наиболее выгодных областях. Авторы выбрали политику и маркетинг - шустрые ребята! Представление о ВААЛ-анализе политических речей дает вот этот этюд . А в маркетинге, оказывается, просто глупо придумывать названия без ВААЛ.

Англоязычные фоносемантики, которые понимают свою область как поиск гармонии между произношением и смыслом, тоже немного говорят о нейминге. Они, скажем, так аргументируют правильность названия Viagra : это название вызывает в сознании значения слов vitality (живость) и Niagara (Ниагарского водопада). То есть при выборе этого названия использовался действительно фоносемантический подход - попытка увязать звучание названия со значением слов.

А вот как наши ВААЛ-енки продвигают свой «продукт»:

«Известно, что японцы потратили несколько миллионов долларов на то, чтобы найти приятное для уха западноевропейца звучание. В результате получилась известная торговая марка Sony».

Это ложь!

В книге Акио Морита «Сделано в Японии» читаем:

«Мы рылись в словарях в поисках звучного слова и натолкнулись на латинское слово " сонус" , означающее звук. Само это слово, казалось, было наполнено звуком. Наш бизнес был тесно связан со звуком, поэтому мы начали пробовать варианты со словом " сонус" … В один прекрасный день мне пришло в голову решение: почему бы не назвать компанию " Сони" ? Слово было найдено!»

Квинтэссенция ВААЛ-яния дурака в нейминге изложена в фундаментальном труде М. Дымшица «Бренд - разработка имени» . Рекомендую.

Наши ВААЛ-пригурок глубоко убеждены, что:

«… продажи одного тюбика зубной пасты под брендом Aquafresh требует втрое больших рекламных вложений (А.Р. - Где данные, господа?), нежели его конкурента - Colgate. Причина, по мнению маркетологов, в «пассивном» и «тусклом» названии Aquafresh».

Эти ребята могут обосновать абсолютно все, даже несуразности имени ВААЛ. Им все указывают на то, что ВААЛ - это имя дьявола, да и звучание этого слова (с двойным «а») очень непривычно для русского уха. Я смог припомнить только еще одно слово с двумя «а», которое, кстати, я произносил каждые пять минут работы над статьей - «ва-аще» !

Как бы поступили настоящие маркетологи? Они бы быстро сменили название. Но что делают наши гуру? Они вводят в программу исключительную благоприятную оценку слова «ВААЛ» и парируют наскоки указанием на то, что это слово составлено из инициалов. Странная логика. Если бы, скажем, Гав рилов и Но виков решили соорудить название из первых слогов своих фамилий, то…

Оказывается, что ВААЛ творит чудеса и в журналистике. Владимир Шалак:

«Журналисту забраковали статью. Оценили ее с помощью ВААЛ, заменили одно слово (!?) и редактору понравилось».

Господа журналисты, приобретайте ВААЛ. Тогда все ваши статьи пройдут на «ура».

ВААЛ как продукт

Если вас интересуют оценки ВААЛ с технической точки зрения, то рекомендую почитать мнения Ашманова об этом «с позволения сказать, “продукте”» и ответную реакцию Шалака. См. также упомянутую выше Ю. Зайцевой.

ВААЛ идеально вписывается в максиму «мусор на входе - мусор на выходе», которую знает каждый, кто имеет дело с математикой. Смысл ее прост: если в основе математической модели заложены неправильные идеи, упрощения, параметры и т.д. («мусор на входе»), то результат будет неправильным («мусор на выходе»). А ВААЛ является типичным «мусором».

Как маркетологу, мне интересно, как ее создатели представляли себе использование своего шедевра? Вот на беднягу-пользователя свалилось до 18 (часто взаимоисключающих) характеристик слова или текста. Что ему с ними делать? А что ему делать с простынями, которые ему вывалит контент-анализ, если значительную часть параметров и цифири он элементарно не понимает?

Дети лейтенанта Дымшица

Научные и коммерческие успехи фоносемантической команды «Дымшиц и Ко(лобки)» не прошли незамеченными. Появилась поросль «детей». Вот один из достойных отпрысков:


Дюжий Бренд

"Дюжий Бренд" - компьютерная программа нейминга. В основе работы программы лежит этапный синтез уникального звукосочетания, который происходит на основе отмеченных пользователем качеств в 25-ти фоносемантических шкалах. Таким образом, возможно сгенерировать название (торговую марку), которое будет обладать качествами продвигаемого товара.

В перечне названий, сгенерированных под определённые качества, программа предоставляет возможность поиска явного и скрытого смысла, сделать выборку по роду, подобрать синоним.

Например, для марки нового мыла пользователь отмечает такие качества: гладкое, нежное, безопасное - и, нажав на кнопку "Синтез", генерирует сотни названий, которые соответствуют этим качествам. Вот только некоторые из них: Ивима, Нила, Лилу, Оми, Мяу, Лёд ... Все эти слова соответствуют выбранным признакам - гладкое, нежное, безопасное. В этом можно убедиться, если воспользоваться бесплатным online-сервисом фоносемантического анализа слов.

Приобретайте, господа, приобретайте!

Явно настало время основать клуб (или общество) детей лейтенанта Дымшица.

Заключение

Вывод, к которому я пришел, печален:

Программа ВААЛ - это клубок заблуждений, некомпетентности, подтасовок и лжи. Это идеальный объект для исследования т.н. «эффекта явной глупости» и эффекта «пипл хавает». Это образчик лженаучного лохотрона.

Однако российский «пипл», который ближе к практике, похоже, не очень хочет ВААЛ-ять дурака. Я просто приведу некоторые из многочисленных комментариев на Интернет форумах:

«Странно, раньше мне казалось, что вся эта хренотень (VAAL) ушла в небытие вместе с Лёней Голубковым, 25-м кадром, Кашпировским и геоцентрической моделью Вселенной»…

«Фоносемантика, конечно, сильно, тока всерьез брать за основу анализа ботву, выдаваемую неким генератором в интернете, гм, это так по децки. И так тупо! А с неймингом забодали уже совсем, такого туману развели - с топором не прорвешься. Главное, никто не может объяснить как название "Кодак" или "Ксерокс" помогло продвинуться. Как в НЛП - все готовы научить как заработать миллион долларов, а когда спрашиваешь - а у Вас сколько миллионов - обижаются»…

«Бред какой-то. "научные" обоснования ковыряния в носу. Хотя если вспомнить что у нас в стране и концепция 25го кадра все еще имеет своих адептов, то это не удивляет... Что эти люди вообще делают в маркетинге?»…

«Эти люди в маркетинге правят бал. Определяют нормативные базы и даже - кадровый подход. Вот, что они там делают. Не маркетингом же им заниматься, в самом-то деле»…

«Работал с ВААЛОМ - прикольно, но неинструментально. Не дает реальных вариантов, не позволяет принимать решений - "рубит" явно хорошие варианты, которые ЦА воспринимает "на ура"»…

«Пробовали на выборах применять контент-анализ (делали агентства под заказ). Пузырей и глубокомысленных фраз было достаточно (надо же деньги отрабатывать). Реальной пользы - на копейку, да и бумага глянцевая, трудно потом использовать»…

«Михаил [ Дымшицу] , вы в очередной раз очень глупо выглядите. Аргументы у вас закончились, именно поэтому вы перешли на "сам дурак" и "да вы посмотрите, у меня вся грудь в орденах, вся *опа в шрамах". Ну что же, гордитесь своими орденами, надеюсь, вы не лопните с гордости»…

Получил вот такое послание:

Прочитала Вашу статью " по-ВААЛ-ляем" дурака. Заочно в Вас влюбилась за золотые слова. Наткнулась на статью в процессе написания курсовой работы по звукосимволизму, то есть заключения к ней.
Пока составляла свой " copy-paste шедевр" и описывала результаты так называемого эксперимента (все по указанию преподавателя- умываю руки), подавляла чувство, что читаю, пишу и исследую полную хрень: сложно писать курсовик,когда мнение о предмете исследования кардинально отличается от мнения о нем фанатичного руководителя. В итоге в моем заключении оптимистично описываются фантастические перспективы применения теории о звукосимволизме на практике- в рекламе, при анализе текстов и т.д, подумываю, упоминуть ли о ВААЛ....
Но душой я с ВАМи. Статья просто супер! Дам прочитать завтра однокурсницам пункт о псевдо-науках. Мы на самом деле давно так думаем. И включите пожалуйста в список теорграмматику и теорию о речевых (к)актах.

В топку их все:-)

С уважением,

Катя

Российский «пипл», оказывается, «хавает» далеко не все!

Но сие не смущает наш лингвистический «пипл». Весьма забавна его реакция на форумах на эту статью - большая его часть обиделась.

Я получил очаровательное письмо от оскорбленного до глубины своей дважды филологической души («У меня 2 филологических образования», оба в Петербургском университете ) юного фоносемантика Анатолия Татаурова:

Я чувствую вы- профессионал в болтологии, так мощно жонглировать материалом в угоду своих целей может не каждый. Снимаю шляпу- вы великий комбинатор.

На мое предложение высказать свои аргументированные претензии получил следующее:

Да ладно не надо мне ваши статеечки дешевые кидать, мне итак все ясно, аргументировано с вами разговаривать- все одно что кучу говна пинать, мне даже уже неинтересно с вами на вы разговаривать, а если б филологии с лингвистикой не существовало, ты бы никогда своей любимой физикой заниматься не смог, хотя ты ей и не занимаешься, в силу "жизненных причин", полагаю либо выгнали, либо ума не хватило тянуть. О грубости- никуда мне смотреть не надо, достаточно перечитать наш диалог. А по поводу Юлии Пироговой, так я тебе тоже могу скинуть ссылку об известном физике Александре Репьеве, тот же уровень. В общем, никчемный ты человек, такой же словоблуд каких много. Ни физик, ни лингвист, ни рекламист, а неизвестно кто. Кусок говна неприбитый. И не консультируешь ты никого. А консультировал бы- не сидел бы и не разглагольствовал. Я об одном прошу- не пиши просто про филологию и лингвистику- себя дураком не выставляй.

Фоносемантика. Фоносемантический анализ слова. Фоносемантика направление в лингвистике, предполагающее, что вокальные звуки, фонемы могут нести смысл сами по себе. Оно рождается и утверждает себя на стыке фонетики (по плану выражения), семантики (по плану содержания), лексикологии (по совокупности этих планов) и психологии (теория восприятия). Фоносемантика позволяет определить смысл по звучанию слова.


Таким образом, любое слово обладает двумя смыслами. Первый слово как символ, обозначающий какой- нибудь объект или процесс, второй – слово как набор звуков, который сам по себе вызывает у человека реакцию. Так как сознание взрослого человека занято при аудиальном восприятии слов преимущественно первым смыслом, то второй – реакция на слово проходит подсознательно и переживается человеком в виде определённого эмоционального фона. Этот самый второй смысл слова получил название фоносемантического значения.


Фоносемантика – это область знания, изучающая звуко изобразительную систему языка. Фоносемантика–это теория, основная идея которой заключается в том, что все звуки языка (вне зависимости от того, взяты они как отдельные или же как входящие в состав слова) обладают закрепленной семантикой. Так, например, в этой теории звук [р] считается «могучим, сильным, мужественным и грубым»








Предшественники фоносемантического анализа. Предположения о наличии у звуков языка отдельной собственной семантики неоднократно делались в истории человеческой мысли: в частности, эту идею развивал уже Михаил Ломоносов, указывавший в «Риторике» (1748) на то, что: «Из согласных письмен твердые к, п, т и мягкие б, г, д имеют произношение тупое и нет в них ни сладости, ни силы, ежели другие согласные к ним не припряжены, и потому могут только служить в том, чтобы изобразить живые действия тупые, ленивые и глухой звук имеющие, каков есть стук строящихся городов и домов, от конского топоту и от крику некоторых животных. Твердые с, ф, х, ц, ч, ш и плавкое р имеют произношение звонкое и стремительное, для того могут вспомоществовать к лучшему представлению вещей и действий сильных, великих, громких, страшных и великолепных. Мягкие ж, з и плавкие в, л, м, н имеют произношение нежное и потому пристойны к изображению нежных и мягких вещей и действий не нежное и потому пристойны к изображению нежных и мягких вещей и действий»


Предшественники фоносемантического анализа. Подробное толкование значений отдельных звуков предложил Велимир Хлебников в статьях «Наша основа» и «Художники мира!» Велимир Хлебников Интересны также манифесты футуристов, ратовавших за создание нового языка




Предшественники фоносемантического анализа Каждый звук человеческой речи обладает определённым подсознательным значением. Впервые эти значения с помощью опроса большой аудитории стал устанавливать американец Чарльз Осгуд. Осгуд разработал способ управления «музыкой слов», назвав его методом «семантических дифференциалов», ученый попросил оценить ощущения, вызываемые тем или иным звуком: сильный он или слабый, светлый или темный, большой, маленький и т. д.


В итоге сформировались 24 шкалы. Был создан словарь, каждому созвучию соответствовал цифровой код – положение слога по этим шкалам. Были открыты статистически достоверные зависимости между характерологическими чертами автора, определенным набором слов из его сочинения, и особенностями людей, которым оно понравилось. По тексту стало возможным охарактеризовать личность написавшего текст в основных психологических шкалах: демонстративность, возбудимость, депрессивность.


А.П. Журавлев – основной автор теории фоносемантики в наше время. Основным автором теории фоносемантики в наше время можно считать А.П. Журавлева, сформулировавшего свои идеи в книге «Звук и смысл». В его изложении эта теория претендует на научность. Александр Павлович Журавлев - доктор филологических наук, специалист по кибернетике, кибернетической лингвистике, основное направление исследований - семантический анализ текстов, основоположник целого научного направления - экспериментальной фоносемантики. А. П. Журавлёв ввёл в оборот термин "звуко цвет" и работал над цветовым представлением слов и текстов.


Основные положения фоносемантики Советский филолог А. П. Журавлёв высказал предположение, что каждому звуку человеческой речи соответствует определённое подсознательное значение. Журавлев предложил список качественных характеристик каждого звука русской речи, а именно каким он является по следующим 23 шкалам:


23 шкалы А.П.Журавлева хороший - плохой, красивый - отталкивающий, радостный - печальный, светлый - темный, легкий - тяжелый, безопасный - страшный, добрый - злой, простой - сложный, гладкий - шероховатый, округлый - угловатый, большой - маленький, грубый - нежный, мужественный - женственный, сильный - слабый, холодный - горячий, величественный - низменный, громкий - тихий, могучий - хилый, веселый - грустный, яркий - тусклый, подвижный - медлительный, быстрый - медленный, активный – пассивный


Основные положения фоносемантик и Звуки оценивались по шкале от 1 до 5, и в результате множественных опросов выводилось среднеарифметическое значение. Значимыми считались показатели больше 3,5 и меньше 2,5, если оценка для звука попадала в интервал >=2.5 и "> =2.5 и " title="Основные положения фоносемантик и Звуки оценивались по шкале от 1 до 5, и в результате множественных опросов выводилось среднеарифметическое значение. Значимыми считались показатели больше 3,5 и меньше 2,5, если оценка для звука попадала в интервал >"> title="Основные положения фоносемантик и Звуки оценивались по шкале от 1 до 5, и в результате множественных опросов выводилось среднеарифметическое значение. Значимыми считались показатели больше 3,5 и меньше 2,5, если оценка для звука попадала в интервал >">


Основные положения фоносемантики Согласно идее Журавлёва, качественные фоносемантические шкалы позволяют оценивать влияние звуков на психическое состояние человека. Фоносемантический анализ показывает, какой эмоциональный фон возникает на подсознательном уровне у человека при произнесении слова. То есть по результатам этого анализа Вы сможете представить, какое может формироваться на подсознательном уровне у людей впечатление при произнесении Вашей фамилии или имени. Чем больше выраженных признаков - тем сильнее эмоционально-подсознательная значимость этого слова.


Основные положения фоносемантики Каждое слово в русском языке несёт какой-то смысл, что-то обозначает и имеет своё особенное восприятие. Тем не менее, поскольку отдельные звуки, как мы убедились, значимы, то и сочетание звуков обладает фонетической значимостью. Приведём пример такой оценки (с помощью программы ВААЛ) слова «Любовь».Какие можно сделать выводы из такого анализа? Достаточно очевидные слово любовь нами воспринимается как нечто положительное, доброе и никак не отталкивающее. Результат анализа нам это весьма очевидно подтверждает.


Фоносемантический анализ слов. Как это работает? В основе компьютерной программы Фоносемантический анализ слов положен принцип фоносемантического анализа с последовательной психолингвистической интерпретацией результатов этого анализа. Принцип анализа достаточно простой - каждая буква русского языка обладает определённой частотой встречаемости, а каждый звук человеческой речи обладает определённым подсознательным значением.


Значение букв и звуков А - сила, власть, комфорт. Б - способность к большим чувствам, постоянство, пробивные способности. В - непостоянство, отсутствие систематичности, единение с природой. Г - таинственность, внимание к деталям, добросовестность. Д - общительность, приветливость, капризность, способность к экстрасенсорике. Е - жизнестойкость, проницательность, болтливость. Е - страстность, энергичность самовыражения, эмоциональность. Ж-неуверенность, содержательный, но скрываемый внутренний мир. 3 - материальная неудовлетворенность, высокая интуиция. И - тонкая духовность, впечатлительность, миролюбие. К - выносливость, нервозность, проницательность. Л - артистичность, мелочность, логика, большая изобретательность. М - заботливость, застенчивость, трудолюбие, педантичность. Н - творческие амбиции, интерес к здоровью, острый ум. О - большая эмоциональность, таинственные волнения. П - скромность, одиночество, богатство идеями, забота о внешности.


Значение букв и звуков Р - самоуверенность, постоянное напряжение, догматичность. С - здравый смысл, угнетенность, властность, капризность. Т - поиск идеала, чувствительная творческая личность. У - ранимость, пугливость, великодушное сопереживание, интуиция. Ф - нежность, умение приспосабливаться, оригинальность идей, способность приврать. X - сексуальные проблемы, законопослушность, непостоянство чувств. Ц - притязания на лидерство, заносчивость. Ч - верность. Ш - ревность, развитое чувство юмора, бескомпромиссность. Щ - великодушие, устремленность вперед, интеллект. Ъ - мягкость, умение сглаживать острые моменты отношений. Ы - чувство сопричастности, практичность, приземленность духа. Ь - способность к классификации, раскладыванию по полочкам. Э - поиск психологического равновесия, пронырливость, хорошее владение речью, любопытство, иногда чрезмерное. Ю - большие амбиции, стремление к истине, отсутствие систематичности, самопожертвование, жестокость. Я - чувство собственного достоинства, интеллигентность, творческие способности.


Фоносемантический анализ имён Одно звучание имени дает большое количество информации. Имя может звучать благозвучно, ласково, возвышенно, приятно, а может - настораживающе, сухо, устрашающе, неприятно. Есть стародавнее поверье: каждый человек имеет свое отражение в окружающем мире. Имя и фамилия играют очень существенную роль в жизни каждого человека, а также оказывают огромное влияние при формировании его, как личности.


Заключение Практический потенциал у этого метода весьма велик. Это может быть как составляющая часть обучаемости пониманию смысла, сути слова и текста. Также этот метод позволяет оценить тот или иной текст на воспринимаемость человеком. Например, вы придумали рекламный слоган, почему бы его не проверить на воспринимаемость… вдруг всё звучит красиво, а воспринимается совсем не так как ожидалось. Фоносемантический анализ слова может быть интересен даже в том случае, если Вы, например, нуждаетесь в сценическом псевдониме для того, чтобы правильно его выбрать.





Чарльз Осгуд В 1952 году американский психолог Ч. Осгуд, анализируя публичные выступления политиков, заметил: из двух примерно одинаковых кандидатов выигрывает тот, кто использует более благозвучную мелодику речи. Осгуд разработал способ управления «музыкой слов», назвав его методом «семантических дифференциалов».









4)Предположения о наличии у звуков языка отдельной собственной семантики неоднократно делались в истории человеческой мысли: в частности, эту идею развивал уже Михаил Ломоносов, указывавший в …. Где Ломоносов развивал свою идею? А) В статье «Наша основа» Б) В «Риторике» В) В статье «Художники мира!»Михаил Ломоносов



Да, такой науке верить и воспринимать ее всерьез тоже можно несмотря на то, что все люди разные, а слова, имена, фамилии и т.д. одинаковые, анализ показывает восприятие на подсознательном уровне. Результаты не следует воспринимать буквально, но определённые выводы сделать можно…



Игра в слова Все в детстве смотрели мультфильм «Кот Леопольд»? Леопольд и Мыши в конце концов всё-таки померились, но что-то пошло не так. Наши Мышки опять замышляют проказы… Каждой команде розданы карточки с буквами, обозначающие какие-то качества. Из этих карточек Вы должны будете составлять слова по следующим заданиям.


Для начала мы узнаем, что же замышляют Мыши. Ваша задача: Составьте из букв данных Вам слово, что могли замышлять Мыши. Слово должно обозначать непримиримость, обидчивость, самоуверенность и т.п. Внимание! Все буквы должны обозначать данные или подобные характеристики.













Из истории психоленгвистики

Психолингвистика как наука. Предмет, задачи.

Факторы психолингвистики.

Разделы: теоретическая и прикладная психолингвистика.

Психолингвистика как наука имеет свою внутреннюю структуру, в ней выделяются два направления: теоретическая и прикладная психолингвистика.

Теоретическая: используется при построении различных обучающих систем. Задачи: поставить, сформировать умения произвольно, намерено, сознательно оперировать элементами языковой системы. Выбор ряда возможных действий. Сознательность – принятие решения. Психология развития (онтопсихолингвистика). Изучает процессы функционирования языковой способности и особенности речевой деятельности в онтогенезе. Национально – культурная специфика речевого общения, которая складывается из: факторы связанные с культурными традициями того или иного народа. Факторы, опред специфику языка данной общности.

Прикладная: имеет практическое значение(овладение родным языком, вторичное осознание языка в школе, при изучении не родного языка). Патопсихолингвистика изучает отклонения в формировании и протекании речевых процессов в условиях системного распада речи или несформированности речевой деятельности. Инертная лингвистика изучает процесс информирования, взаимодействия человека и технических устройств. Криминальнгвистичекая психолингвистика – способ получения инфо графическая, очерковидная экспертиза.

Фоносемантический эксперимент

Эксперимент - метод познания, при кот явление действительности исследуется в естественных или искусственно созданных условиях, контролируемых и управляемых. Цель: выявить соотношение звука и смысла в нашем сознании. Автор - Журавлев. Методика: испытуемым раздается лист бумаги, на кот 2 шкалы (1- слова антонимы, 2- зв в различном порядке).

Вывод: самост-ые зв имеют сасмост значение. Это объясняет то, что в яз есть звукоподражательные слова. Звуковой облик слова способен передавать различные св-ва предметов (размер, форма). Лурия объясняет эти связи: нервные импульсы, кот идут от рецепторов органов чув-в к подкорковой зоне, др др возбуждают, потому что нейропроводящие пути расположены близко др от др.

Л. С. Выготский об единстве обшения и обобшения. Возможности обшения без обобшения.

Выготский: главная черта речевой деятельности единство обшения и обобшения. Главной единицей языка - слово. Основная единица речи - предложение. Слово обобщает: совокупность сем, все предметы. Обшение животных - это обшение без обобшения (заражение).

Синдром детского госпитализма от 0 до 2 лет - это когда ребёнок остаётся без матери. В период раннего речевого развития главной движущей силой будет эмоциональное развитие оно возможно только при взаимдействии со взрослыми. Плачь - это поведение минорного типа кроме себя ни кого не слышит и поэтому не развивается. Проявляется в стадном поведении младенца.

Язык и речь.

Язык- естественная система знаков, служащая для коммуникации и являющееся средством мышления. Речь-комбинация единиц яз при помощи кот говорящий пользуется языковым кодом с целью выражения своей личной мысли.

Язык Речь

1.Абстрактен, содержит астр аналогии единиц речи.

1.Материальна, т.е. состоит из знаков, воспринимаемыми органами чув-в.

Фонетический уровень

Фонема <а> Звук [а][α][ъ]

Морфологический уровень

Морфема <вод> Морф [вод][вαд(‘)][въд]

Лексический уровень

Лексема - дома Словоформа_ дома, дому, в доме

Синтаксический уровень

Синтаксема - предложение Фраза - предлож+ интонация - активный член

2.Имеет уровневую организацию, вертикальное устройство, иерархическое строение. Модель иерархии - включение.

2.Имеет линейную организацию и горизонтальную последоватльность.

3. ограничен набором составляющих компонентов.

3.бесконечна, возможности сочетаемости единиц бесконечны

4.потенциален, пассивен, статичен

4. актуален, активен, динамичен.

5.инвариантен

5. вариантен

6.не зависит от обстановки общения

6. всегда зависит от ситуации

7.отражает опят всего человеческого коллектива

7. отражает опыт конкретной личности

Речевая деятельность.

Р.Д.- употребление речи в целях общения; обслуживает все др виды д-ти, входя в их состав.

Структура Р.Д: 1. мотив. 2. ориентировочные действия, проблема выбора пути. 3. планирование. 4. реализация плана. 5. контроль действия. 6. коррекция.

Единица Р.Д. - речевой акт (РА)

РА - целенаправленное речевое действие, состоящее из индивидуального и каждый раз нового употребления яз как средства общения.

Компоненты РА: адресант (знание яз, яз компетенция, общие знания) - сообщение (предмет действительности, содержание) - адресат.

Диологическая форма речи

диалог - беседа, разговор двоих. Форма речи состоит из обмена репликами. Не обязательно за ранее продуманная тема, отсутствует програмирование. Особенностью является ситуативность. Оба собеседника знают о чём идёт речь и знают ситуацию. Происходит бысрый обмен репликами.

Речевая функция речевого поведения второго собеселника сводиться к выбору наиболее вероятный ответ из числа возможных. Реплики второго - это перефразирование реплик первого. Характерно использование паралингвистических средств. Языковой состав диолога нацелен на то чтобы активизировать восприятие собеседника. Большую роль играет экспрессия.

Ошибки:неправильно подобранные слова на первый план выходи то что говорят, а то как говорят. Диалог первичная естественная форма речи.

Монологическая форма речи.

Монологическая речь предполагает, что говорит одно лицо, другие только слушают, не участвуя в разговоре. Монологическая речь в практике общения людей занимает большое место и проявляется в самых разнообразных устных и письменных выступлениях. К монологическим формам речи относятся лекции, доклады, выступления на собраниях. Общая и характерная особенность всех форм монологической речи ярко выраженная направленность ее к слушателю. Цель этой направленностидостигнуть необходимого воздействия на слушателей, передать им знания, убедить в чем-либо. В связи с этим монологическая речь носит развернутый характер, требует связного изложения мыслей, а следовательно, предварительной подготовки и планирования.

Как правило, монологическая речь протекает с известным напряжением. Она требует от говорящего умения логически, последовательно излагать свои мысли, выражать их в ясной и отчетливой форме, а также умения устанавливать контакт с аудиторией. Для этого говорящий должен следить не только за содержанием своей речи и за ее внешним построением, но и за реакцией слушателей.

Письменная форма речи.

Письмо - это созданная людьми вспомогательная знаковая система, которая используется для фиксации звукового языка (звуковой речи). В то же время письмо – это самостоятельная система коммуникации, которая, выполняя функцию фиксации устной речи, приобретает ряд самостоятельных функций. Письменная речь даёт возможность усвоить знания, накопленные человечеством, расширяет сферу человеческого общения, разрывает рамки непосредственного окружения. Читая книги, исторические документы разных времён и народов, мы можем прикоснуться к истории; культуре всего человечества. Именно благодаря письменности мы узнали о великих цивилизациях Древнего Египта, шумеров, инков, майя и др.

Историки письма утверждают, что письмо прошло длительный путь исторического развития от первых зарубок на деревьях, наскальных рисунков до звукобуквенного типа, которым сегодня пользуется большинство людей, т.е. письменная речь вторична по отношению к устной речи. Буквы, используемые на письме,- это знаки, с помощью которых обозначаются звуки речи. Звуковые оболочки слов и частей слов изображаются сочетанием букв, и знание букв позволяет воспроизводить их в звуковой форме, т.е. читать любой текст. Знаки препинания, используемые на письме, служат для членения речи: точки, запятые, тире соответствуют интонационной паузе в устной речи.

Основная функция письменной речи – фиксация устной речи, имеющая цель сохранить её в пространстве и времени. Письмо служит средством коммуникации между людьми в тех случаях, когда непосредственное общение невозможно, когда они разделены пространством и временем. С древних времён люди, не имея возможности общаться непосредственно, обменивались письмами, многие из которых сохранились до сегодняшнего дня, преодолев барьер времени. Развитие технических средств сообщения, как телефон, в какой-то мере уменьшило роль письма. Но появление факса и распространение сети Интернет помогают преодолевать пространство и вновь активизируют именно письменную форму речи. Основное свойство письменной речи – способность к длительному хранению информации.

Письменная речь развёртывается не во временном, а в статистическом пространстве, что даёт пишущему возможность продумывать речь, возвратиться к уже написанному, перестроить предложения и части текста, заменить слова, уточнить, осуществить длительный поиск формы выражения мысли, обратится к словарям и справочникам. В связи с этим письменная речь имеет свои особенности. Письменная речь использует книжный язык, употребление которого достаточно строго нормировано и регламентировано. Порядок слов в предложении закреплённый, инверсия (изменения порядка слов) не типична для письменной речи, а в некоторых случаях, например в текстах официально – делового стиля речи, недопустима. Предложение, Являющееся основной единицей письменной речи, выражает сложные логико – смысловые связи посредством синтаксиса, поэтому, как правило, письменной речи свойственны сложные синтаксические конструкции, причастные и деепричастные обороты, распространённые определения, вставные конструкции и т.п. При объединении предложений в абзацы каждое из них строго связано с предшествующим и последующим контекстом.

Письменная речь является основной формой существования речи в научном, публицистическом, официально – деловом и художественном стилях.

Внутренняя речь.

Речь без звука, скрытая. Мышление в словесной форме, для себя и про себя.

Соколов А.Н. - мышление вербальное: 1. электро-мио-грамма (мышц), 2. точки зрения на генезис внетр.речи

Блонский П.П. - внут речь одновременно с внешней речью в процессе беззвучного повторения обращенного к ребенку речи взрослого

Пиаже - внут речь - рудиментарная

Выгодский Л.С. - развивается сначала внеш речь, которая направлена на себя (эгоцентрическая), затем в шепотную речь, затем внутр речь т.е. наше словесное мышление в уме.

Сущность В.Р.: фр психолингвисты - это воспоминание слов.

Американцы - таже внеш речь, только не доведенная до конца

Выгодский - особый вид речевой деятельности, по своей психологической природе, которая выполняет функцию: речь для себя.

Внеш речь - мысли в слове. А внутр речь - извне вовнутрь, т.е. процесс испарения речи в мысль.

Внутр речь - отрывистая, фрагментарная, сокращенная по сравнению с внешней, сохранение предмета. Рематический характер - нет могфологии (деграматиколизированная речь), конспект будущего высказывания. Норма - к 10-11 годам.

Лингвокреативное мышление.

Лингво - яз. Креатив - творчество, созидание, связанное с творчеством в самом яз. Присуще всему языковому коллективу. Всякое новое возникает на базе существующего.

Пр: заяц, в др рус [зэ’и] - скакать, в нем яз hase от др нем hasen серый, Венгрия julles - jul др венгр (ухо).

Рус - окно - око.

Рус - старый (чел, дом)

Татарский - карт (о живых)

Карт наше - старый чел

Иске ой - старый дом.

Языковая игра – нарушение норм лит.яз с целью придания речи веселого характера.

Нарушение уровней языковых систем.(ударение)

Словообразование (Нутроба)

Морфологические ошиби (Не знаю ни кабзона ни его губей )

Придание новых значений (Охрамела на один зуб)

Уровень фразеологии (Слово не воробей)

Левое полушарие. Зона Брока

задняя треть первой лобной извилины левого полушария. Открыт в 1861году. Поль Брока выступил с докладом где описывает 8 случаев: люди страдали односторонним параличом тела справа и отсутствием речи (моторной). У них было поражение лобного отдела левого полушария. Он связал моторную речь с лобной долей. При поражении этого центра у человека нарушается особый вид памяти эта пвмять на движения которые нужны для артикуляции слов (память на моторику)

Центр моторных образов слова. При повреждении у человека нарушается особый вид памяти не на слова, а на движения которые нужны для артикуляции слов.

Легкая степень - это когда слова есть а фраз нет.

Тяжёлая степень - это когда звук есть, а слов нет. Центр Брока - это центр синтагматической связи. Речь становиться прерывистой, скупой. Нарушается внешняя окраска речи, не получается поставить ударение (скандированная речь). Больной использует независимые слова существительные в именительном падеже. Зависимость слова исчезает (телеграфная речь). Больной с моторной афазией ощущает свой дефект и отказывается от речи.

Из истории психоленгвистики

психоленгвистика как наука сформировалась в середине 20 века. Её истоки идут из глубокой древности.

Платон: 4 век до наше эры. «внутри нашей души происходит беззвучная беседа души с сомой собой. Эта беседа - мышление.» Выготский называл это внутренней речью. Очень часто в словах невозможно передать итог наших размышлений. Выготский: «наши мысли и наши слова - два разных явления. Они могут противоречить и отделяться».

Аристотель: 4 век до нашей эры осноаные элименты обшения. 3 составляющих: сам говорящий, слушатель, сама речь. Он выделял важность нравственных качеств говоряшего.Инийский учёный 5 век нашей эры Бхартрихари - 3 стадии развития слова: 1. провидческий шаг (вне обыденности, вне человека и вне времени), 2. промежуточный (в сознание человека, оформление мысли), 3. выставленная речь (которая слышна). Блаженный Августин Аврельй Римский учёный 5 евк нашей эры. Знаковая природа языка, т. е. Слово имеет знаковую природу. Сушесствуют 2 стороны знака и они ассиметричны. 1 - внешняя оболочка - план выражения, 2 - содержательная сторона - значение. Каждая из сторон обладает определённой делимостью. План выражения - тело слово, план содержания - душа, она не видима.

19 век Вильгельм фон Гумбольдт «немецкий учёный ленгвист» - деятельносный характер языка - это деятельость, а не предметный характер. Изменчивость языка в связи с его деятельностью. Язык - это особый мир, который лежит между миром внешних явлений и внутренним миром человека.Мир постигаем через язык. В основе речевой деятельности лежит языковая способность - оно растёт и разворачивается по мере овладения языком. Человек рождается с врождённой языковой способностью, но она сама по себе не развивается. вся речевая деятельность включает в себя 2 стороны: говорение и слушание.А. А. Потевня (Русский учёный с польскими корнями). слово - средство развития мысли. Мы теряем мысли, если не озвучиваем их. Внутрянняя форма слова - центр оброза. Внутрянняя форма находится на границе плана выражения и плана содержания.

20 век Л. С. Выготский - относиться к инвалидам как к нормальным людям. Основоположник психолингвистики. Теория внутренней речи. Эгоцентрическая речь - ребёнок говорит сам с собой, речь направлена на самого себя, потому что не сформирована внутрянняя речь. О преврашении мысли в слово.существование двух языков у человека: язык мыслей язык слов. Совершенно не похожи.

Во 2 половине 20 века усиливается интерес к языку, как к действуюшему устройству. Развиваются эксперементы, делаются новые открытия.

психолингвистика как наука. Предмет, задачи.

Наука, предметом которой является соотношение между системой и языковой способностью. Она изучает процессы интенции(намерения) говорящих преобразуется в сигналы принятого в данной культуре кода и эти сигналы преобразуются в интерпретации слушающего. Она имеет дело с процессом кодирования и декодирования, т.е. с не обезличенным языком, а с тем, что связанно с созданием и опознаванием текста. Она использует теор и эмпирич приемы как психологии, так и лингвистики для исследования мыслит процессов лежащих в основе овладения языком и его исследования.

Основной задачей психолингвистики явл исследование процессов порождения и восприятия речи.

В задачу входит: исследование и моделирование:

1.процессов планирования речи.

2. Механизмов соединяющие воедино знания и использования языка в частности, процессов(алгоритмов) восприятия и продуцирования речи, когнитивных процессов взаимодействующих с языковым знанием при продуцировании и понимании языка

3.формы языкового знания, лежащего в основе использования языка индивидами.

4.механизмов усвоения языка по ходу развития ребенка.

3.Аспекты языка. Соотношения между психолингвистикой с языкознанием и психологией. 1.язык, как способность или речевой механизм.2.языковая система.3.Язык как процесс говорения и понимания, который в этой функции называется языковым материалом – совокупность всего говоримого и понимаемого в опред конкретной обстановке ту или иную эпоху жизни общества.

Соотношения.1.язык как предмет(система);язык как процесс(речь)-этот стык принадлежит лингвистике.2.язык как способность(речевые механизмы);язык как процесс(речь) – психология.3.язык как предмет(система);язык как способность(речевые механизмы) – психолингвистика.

Факторы психолингвистики.

Фактор человека. Относится не только к речи, но и к языку, т.к. изучает не абстрактного человека вообще, а реального человека с реальной динамической памятью, возрастными особенностями, системой ценностей и мотивов, соц. Ролей и т.д.

Фактор ситуации. Тип ситуации влияет на процесс говорения и понимания.

Принцип эксперимента. Эксперимент надежная эмпирическая база для доказательства, подтверждения, выявления закономерностей. В эксперименте можно получить уникальный материал, который позволит изменить или расширить фактическую базу исследований.

THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама