В этом году райцентр Зима пережил большую потерю - 1 апреля умер известный поэт и публицист Евгений Евтушенко. Он всегда считал Зиму своей малой родиной, посвятил ей немало произведений и даже снимал здесь свой автобиографический фильм. Поэтому неудивительно, что известие о смерти Евтушенко потрясло всех зиминцев. Они несли цветы и свечи к его дому-музею. В это время здесь уже готовились к его 85-летнему юбилею, который планировали отпраздновать 18 июля. Сотрудники музея аккуратно заполняли альбом с редкими фотографиями поэта, готовили праздничный сценарий. Сегодня, несмотря на траур, в музее поэзии по-прежнему готовятся к знаменательному событию. В день рождения юбиляра здесь, как и прежде, ожидают увидеть поклонников творчества Евгения Евтушенко, его близких и друзей.
Телогрейка для Фиделя
В прошлом году в центральном сквере Зимы был установлен памятник ямщику - первопоселенцу зиминской земли. Он стал прямым свидетельством того, что развитие одного из старейших поселений в Восточной Сибири началось с прокладки Сибирского тракта. Тогда Зима была лишь ямской станцией. В 1743 году в Зиминский станец по указу из иркутской канцелярии был приписан ямщик Безносов. Он и стал первым официальным жителем будущего городка. Вслед за ним туда же было отправлено несколько семей из Балаганского острога.
Над созданием этого памятника работал известный в Иркутской области скульптор Иван Зуев. Он изобразил ямщика в старинной теплой одежде. Одной рукой он держит под уздцы лошадь, а в другой - старинный свиток. С ним, как выяснилось, связано народное поверье. Сказано, что в XVIII веке ямщиком при исполнении службы был найден тайный документ, согласно которому тот, кто дотронется до этого свитка, обретет счастье и добро в доме, здоровье и благополучие. Неудивительно, что скульптура ямщика стала народным достоянием Зимы.
С железной дорогой у горожан также связаны особые воспоминания. Многие помнят, как через их тихую малоприметную станцию держал путь Фидель Кастро. Он был поражен доброжелательностью и открытостью сибиряков. А дело было вот как: узнав о том, что по железной дороге проезжает поезд с кубинским лидером, лесорубы перегородили ему дорогу. Поезд окружила толпа сибирских мужиков, требующих встречи со знаменитостью. Фидель услышал шум и вышел в тамбур в одной гимнастерке. Тогда был сильный мороз. Толпа встретила его ревом, люди хотели послушать Фиделя. Кубинец начал говорить прямо с подножки вагона, и тогда через толпу к нему в руки «приплыла» чья-то телогрейка. Люди передали ее, чтобы Фидель согрелся. От такой заботы он растрогался и стал искать, что же подарить сибирякам взамен. И нащупал в кармане три сигары. Он передал их мужикам, те прикурили и, делая по одной затяжке, стали передавать заграничную роскошь друг другу. Наблюдая за этим трогательным действом, Кастро прослезился…
Никто на Западе так себя не повел бы. Те, кому достались бы сигары, спрятали бы их в карман. Зажали бы. Теперь я понимаю, почему непобедим русский народ, - сказал кубинский лидер.
Другая история связана уже с другом Евтушенко, Владимиром Высоцким. Рассказывают, что когда в июне 1976 года он возвращался с друзьями в Иркутск и поезд остановился на станции Зима, Высоцкий предложил выйти и сфотографироваться. Сказал, что потом позвонит Женьке Евтушенко и скажет, что был у него на родине. После того как дело было сделано, он вернулся в купе и задумчиво произнес: «Обыкновенный городок, но видишь, как получилось, поэт в нем родился!»
Следил за каждым экспонатом
Несмотря на то что Зима город довольно небольшой, здесь расположено немало мемориальных комплексов. Жители с гордостью говорят о том, что на их земле родилось много достойных, мужественных и самоотверженных людей. Среди них борцы революции, солдаты Великой Отечественной войны, земляки, служившие в горячих точках, и т. д. А еще здесь есть народные умельцы, художники, писатели и поэты. И конечно, главное место отведено Евгению Евтушенко.
В 2001 году в Зиме появился дом-музей поэзии, в котором каждый год проводятся поэтические вечера. С этого же года был дан старт Международному фестивалю поэзии на Байкале. Солнечный внутренний дворик вмещает сотни гостей, которые приезжают ознакомиться с жизнью и творчеством Евтушенко. Музей был создан еще при жизни поэта. Он сам присутствовал при его открытии. Приезжал с женой и двумя сыновьями: Женей и Митей. По традиции во двор первым делом пустили петушка, а в дом кошку. Хранительницу очага Женя весь день не выпускал из рук.
Дом поэта, к сожалению, не сохранился. Зато был полностью воссоздан дом его дяди и тети, у которых Женя проводил немало времени. Своего любимого родственника, Андрея Дубинина, он называл «шофером всея Руси». Начальник зиминской автобазы мог восстановить и отремонтировать любую машину. Однажды Евгений Евтушенко приехал к нему вместе с известными путешественниками из Чехословакии - Иржи Ганзелкой и Ярославом Зикмундом. На подъезде к Зиме, у одной из «Татр», на которой ехали чехи, забарахлил двигатель. Зиминцы взялись ее отремонтировать. Путешественников не смутил ни скромный быт, ни то, что пришлось спать на полу. Наоборот, они поблагодарили хозяев за радушие и продолжили свой далекий путь.
Каждый раз, навещая малую родину и бывая в доме-музее, литератор тщательно следил за тем, чтобы в квартире все было так же, как при жизни его родственников. Та же мебель, утварь, книги. Сохранилась и печатная машинка, на которой Евтушенко создал не одно свое произведение. Об этом времени он писал: «На станции Зима, в гостях у дяди, стучал я на машинке словно дятел…» Поэтому если работники учреждения ставили в комнатах новые экспонаты, он сразу это замечал и не всегда приветствовал.
В прихожей на вешалке до сих пор висит его кепка, словно дожидаясь своего хозяина. Кажется, что он вышел ненадолго и обязательно скоро вернется.
«Не зря гладила брату брюки»
Несмотря на трагические события, дом-музей продолжает жить и сегодня. Все работники находятся на своем рабочем посту и трудятся в привычном режиме.
Сейчас здесь полным ходом идет работа по подготовке к празднованию юбилея поэта.
Мы готовим альбом ко дню рождения Евгения Евтушенко. 85 листов, по количеству прожитых лет. На них будут размещены редкие фотографии поэта. Также мы планировали, что в него войдут 85 пожеланий для Евгения Александровича. Думали, что он их увидит, почитает. Но, к сожалению, теперь это невозможно. Планы у нас были грандиозные. Тем не менее мы и сегодня продолжаем подготовку. В этом году администрация города приготовила для нашего дома-музея поэзии подарок - бюст Евгения Евтушенко. А возле городского Дома культуры «Горизонт» будет установлен трехметровый памятник, - рассказывает Ольга Старикова, хранитель фондов МБУК «ИКМ».
Открытие монумента предварительно назначено на День города, 24 июня. Если же работы не будут завершены, то горожане увидят скульптуру в день рождения юбиляра. Однако самым дорогим сердцу событием оно станет для Эльвиры Дубининой, двоюродной сестры Евгения Евтушенко. Она все годы следила за судьбой и творчеством своего брата. Переживала и радовалась вместе с ним.
У Евтушенко не всегда были ровные отношения с властью. Были конфликты с генсеком ЦК КПСС Никитой Хрущевым. Евтушенко находился в подавленном состоянии, но спасли его земляки, зиминцы. Они попросили почитать им стихи. И там впервые прозвучали строки, посвященные Эльвире: «Мне брюки гладила сестренка и убеждала горячо, то с женской нежностью, то строго: «Все будет, Женька, хорошо!». А спустя много лет, когда Евтушенко была вручена Российская премия, учрежденная Людвигом Нобелем, Эльвира Дубинина шутя произнесла: «Нет, все-таки не зря я ему гладила брюки».
Ночные посиделки с лесниками
Каждый приезд Евтушенко на родину сопровождался бурными встречами. На перроне его всегда дожидались родные и друзья. Сюда он приезжал читать стихи и отдыхать душой. Любимым местом отдыха для него было верховье реки Оки. Это место для него открыл дядя, Андрей Иванович. А затем его непременным спутником стал друг Николай Зименков. Они познакомились во время одного из приездов поэта на родину в 80-х годах. Николай работал собкором Иркутской областной студии телевидения. Ему поручили сделать сюжет о родине поэта и о нем самом.
К великому своему стыду, тогда с поэзией я был знаком через Пушкина и Лермонтова. О Евтушенко и не подозревал. Первое произведение, с которым я познакомился, - «Северная надбавка». Прочитал сам, потом вслух своей семье - смеялся и хохотал. Настолько оно было написано живо, с иронией и усмешкой. Через его стихи я затем и снял сюжет о родине поэта. Познакомился с его дядей, Андреем Ивановичем. Это был один из самых маститых голубеводов в Зиме. С его подачи выросла целая плеяда мальчишек - любителей голубей. Также в Зиме познакомился и с известными евтушенковедами - Виталием Коминым и Валерием Прищепой. Затем и с самим Женей. Несмотря на его импозантный вид, некоторую кичливость в одежде, пижонство, он оказался достаточно простым человеком.
Именно Евгений Александрович и познакомил Николая Зименкова с красотами местной природы.
В верховьях Оки находятся каньоны, водопады - никакой Швейцарии не нужно. Мы собирались по пять-шесть человек и отправлялись в путь. Зиминцы очень любят Евтушенко, поэтому всегда обеспечивали его безопасность и комфорт. С нами обязательно плавали лесники. Несколько дней мы там жили, и представьте: ночь, костер и Евтушенко, читающий стихи лесникам. Посиделки продолжались до 4-5 часов утра. Было интересно наблюдать не столько за ним, сколько за его слушателями, сибирскими мужиками. Это были такие ценители - чувствовалось, что они понимают его стихи, пропускают через себя. Это дорогого стоит! Совершенно другое восприятие. А как он знал и чувствовал речку - я только диву давался. Вроде бы и я уже плавал по ней больше него, но он точнее определял, где лучше сплавляться. Где нет препятствий и подводных камней.
Трусцой по микрорайону
Как отмечает журналист, его всегда восхищала и поражала работоспособность поэта. Чего стоит только одна его «Антология русской поэзии». Это огромная кропотливая работа. На протяжении многих лет он преподавал американским студентам русскую поэзию и кино. Кто еще может похвастать такой просветительской работой? Кроме того, он был также увлечен фотографией, кинематографом.
Когда велись съемки его фильма в Зиме, я был постоянно с ним. Они длились с утра и до позднего вечера. Дело было в феврале. Утром команда еще спит, а он встает в 6 утра, надевает кроссовки и делает кружок вокруг микрорайона Ангарского. Всегда держал себя в хорошей физической форме. Был подтянутый, жилистый, - говорит Николай Зименков.
Однажды Евгений Александрович включил своего друга в одно из своих произведений - роман «Не умирай прежде смерти».
Был такой эпизод: в 91-м году я был ответственным секретарем местной газеты. И когда в стране произошел путч, смотрел его по телевидению. Я сразу на первую полосу поставил материал, где предсказал кончину путчистов. Редактор увидел его и снял. Затем через несколько дней, когда все так и произошло, как я предрекал, он передо мной извинялся. Вскоре после этих событий приехал Женя, я ему рассказал эту историю. И он использовал этот эпизод в книге. Правда, написал так, будто я ему позвонил в Москву и тоненьким голоском (насчет тональности голоса я был возмущен) рассказал ему о ситуации в Зиме: как зиминцы восприняли это событие, - смеясь, рассказывает Николай.
«Умру от счастья, что живу»
Что касается личной жизни, то Евгений Евтушенко не любил о ней говорить. Это было для него и его друзей своего рода табу. Они говорили только о его творчестве и работе. Правда, свою четвертую жену, Марию Новикову, он привозил на «смотрины» в Зиму. Сидели в узком кругу. Только с самыми близкими.
Сначала она мне не понравилась, - вспоминает Николай Васильевич. - Постоянно одергивала его в разговоре, ко всем отнеслась настороженно. И я подумал, что в ней есть снобизм. А затем она раскрылась. И мое мнение о ней кардинально изменилось. Начну даже с того, что именно ей удалось заставить его бросить курить. Он был страшный курильщик. Всегда привозил с собой большой чемодан, половина которого была заполнена сигаретами. Выкурив одну, он брался за другую. И благодаря Марии он попрощался с вредной привычкой. Она опекала его, заботилась о нем.
По словам Николая, в их последнюю встречу, в 2015 году, его кольнуло - не последние ли это гастроли. Евгений Евтушенко перенес сложную операцию, не мог полностью обойтись без посторонней помощи. Это его угнетало и обескураживало. Ведь в своей жизни он привык все делать сам. Тем не менее даже в таком угнетенном состоянии он продолжал работать.
Известие о смерти друга Николаю Васильевичу пришло от родственников Евтушенко. И он тяжело пережил эту новость. С ним скорбели и земляки, и все почитатели творчества поэта.
Знаете, что меня удивляет? В молодом возрасте, когда ему не было еще 30 лет, он написал стихотворение, которое заканчивается такими строками: «Если я умру на этом свете, то умру от счастья, что живу». И это меня потрясло. Он был счастлив тем, что находился в этом мире.
В 60-70-ые годы он собирал полные залы поклонников и читал стихи. Поэт был невероятно популярен, его проникновенные слова западали в душу. Благодаря Евтушенко миллионы людей узнавали и о Братской ГЭС , и о Байкале , и о малой родине поэта – железнодорожной станции с названием Зима . Там он родился и вырос. Туда приезжал в 2015 году, как оказалась, в последний раз. «Я возвращаюсь в Сибирь не как гость, а как ее благодарный сын»,- говорил в одном из интервью Евтушенко.
А вот и те самые стихотворения и поэмы о сибирских просторах, каждая строчка которых пропитана любовью в родине. «Комсомолка» публикует отрывки из бессмертных произведений.
«Станция Зима», поэма
Простились, и, ступая осторожно,
разглядывая встречных и дома,
я зашагал счастливо и тревожно
по очень важной станции -
Я рассудил заранее на случай
в предположеньях, как ее дела,
что если уж она не стала лучше,
то и не стала хуже, чем была.
Но почему-то выглядели мельче
Заготзерно, аптека и горсад,
как будто стало все гораздо меньше,
чем было девять лет тому назад.
И я не сразу понял, между прочим,
описывая долгие круги,
что сделались не улицы короче,
а просто шире сделались шаги.
Здесь раньше жил я, как в своей квартире,
где, если даже свет не зажигать,
я находил секунды в три-четыре,
не спотыкаясь, шкаф или кровать.
«Я сибирской породы… »
Я сибирской породы.
Ел я хлеб с черемшой
и мальчишкой паромы
тянул, как большой.
Раздавалась команда.
Шел паром по Оке .
От стального каната
были руки в огне.
Мускулистый,
лобастый,
я заклепки клепал,
и глубокой лопатой,
как велели, копал….
«Опять на станции Зима»
Зима! Вокзальчик с палисадом,
деревьев чахлых с полдесятка,
в мешках колхозниц поросята…
И замедляет поезд ход,
и пассажиры волосато,
в своих пижамах полосатых,
как тигры, прыгают вперед.
Вот по перрону резво рыщет,
роняя тапочки, толстяк.
Он жилковатым носом свищет.
Он весь в поту. Он пива ищет
и не найдет его никак….
«Родной сибирский говорок»
Родной сибирский говорок,
как теплый легонький парок
у губ, когда мороз под сорок.
Как омуль, вымерший почти,
нет-нет, он вдруг блеснет в пути
забытым всплеском в разговорах.
Его я знаю наизусть.
Горчит он, как соленый груздь.
Как голубика- с кислецой
и нежной дымчатой пыльцой.
Он как пропавшая с лотка
черемуховая мука,
где, словно карий глаз кругла,
глядишь, - и косточка цела.
Когда истаивает свет,
то на завалинке чалдоночка
с милком тверда, как плоскодоночка:
«Однако, спать пора - темнеет…»
«Ты за мною, Байкал»
Ты за мною, Байкал,
словно Бульба Тарас за Остапом,
Если сети ты рвешь
И, поднявшись, кудлато, горбато,
«Слышишь сынку?» - ревешь,
отвечаю тебе: «Слышу, батько!»
В небоскребы втыкал
я, немножно озороватый,
твое знамя, Байкал, -
словно парус - кафтан дыроватый.
К твоим скалам, Байкал,
Не боясь расшибиться о скалы.
Я всегда выгребал -
беглый каторжник славы.
Без тебя горизонт
быть не может в России лучистым.
Если ты загрязнен,
не могу себя чувствовать чистым.
Словно крик чистоты
Слышишь сынку?»
«Братская ГЭС», поэма
Не буду говорить, что сразу юность -
ах, ах! - на крыльях радости вернулась,
но я поехал строить в Братске ГЭС.
Да, юность, мальчик мой, невозвратима,
но посмотри в окно: там есть плотина?
И, значит, я на свете тоже есть.
«Сватовство»
Сорок первого года жених,
на войну уезжавший назавтра в теплушке,
был посажен зиминской родней
на поскрипывающий табурет,
и торчали шевровых сапог
еще новые бледные ушки
над загибом блатных голенищ,
на которых играл золотой
керосиновый свет.
Когда мы в день смерти Евгения Евтушенко приехали в иркутский город Зима, было 15 градусов тепла, а через несколько часов, когда мы уезжали, землю уже покрыл снег, словно под строки родившегося здесь поэта.
Идут белые снеги,
как по нитке скользя…
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя…
"Солидный град районный"
Есть несколько версий того, откуда произошло название селения на берегу Оки. Мы выберем одну: "зам", "зама" - по-бурятски "путь", "дорога". Жизнь поэта оборвалась в США, а начиналась она именно здесь - на станции Зима Транссибирской магистрали. Это место Евтушенко всегда считал особенным, благословенным, гордился тем, что смог стихами и поэмами прославить его на весь мир. Зная, как много для него значила Зима, страшнее всего было приехать сюда, когда известие о смерти поэта уже докатилось из-за океана до сибирской глубинки, и не услышать никакого отзвука. Или еще хуже - услышать неискренние слова, увидеть наигранное горе: сам Евтушенко всегда считал лицемерие главной бедой человечества.
Старинная городская застройка, деревянное кружево где-то покосившихся, где-то еще совсем бодрых домишек, уютный дым из печей.
Зима - солидный град районный,
а никакое не село.
Мы вышли у центральной площади, где когда-то на выступления своего земляка собиралась не одна тысяча людей. На соседней автобусной остановке под холодным ветром переминались с ноги на ногу несколько человек. Если нужно пережить разочарование, хотелось пережить его быстрее. Спросить прямо: "Умер великий поэт, сын этой земли. Есть ли вам дело до этого?" Услышать холодное, как ветер, "нет" - и уехать быстрее. Нелепо начинаю разговор с "Вы знаете?.."
Ну знаю. А вам-то что? - грубовато отвечает пожилая женщина.
Пытаюсь понять, что Евтушенко значил для своих земляков.
Ушел человек, который всегда о нас думал и многое для нас сделал. А понятно вам или нет - это уж вам решать.
Подошел автобус. Успеваю узнать, что женщину зовут Людмила Анатольевна и что в ту же школу, что Евтушенко, она пошла как раз в тот год, когда он уезжал из Зимы (в 1944 году семья переехала в Москву), а потом не раз виделась с ним на встрече выпускников. Уточнить, чем именно живший за рубежом поэт мог помочь маленькому городку, уже не получится: двери захлопнулись, автобус уехал.
Прижизненный музей
Дом-музей поэзии находится в квартале от центральной площади. К сожалению, родной дом, где жила семья геолога и поэта-любителя Александра Гангнуса и актрисы Зинаиды Евтушенко, переехавшая в Зиму с двухмесячным Женей, не сохранился. Но цел этот, где жили дядя и тетя и где Женя проводил много времени. Усадьбу (не без финансовой поддержки поэта) отреставрировали в 2001 году и, конечно, стали называть музеем Евтушенко - прижизненным.
"Жить и жить бы на свете, да, наверно, нельзя…" Вот цветастая - как любимые им пиджаки и рубашки - скамейка. Вот сцена под открытым небом, которую заботливо перестроили в 2015-м, когда Евтушенко был здесь в последний раз, во время своего российского турне.
"Раньше она была высокая, Евгений Александрович болел уже. Перестроили к его приезду, чтоб удобнее было подниматься", - успевает рассказать нам сторож Сергей Иванович.
В Зиме о том, что не стало "хозяина" музея, сторож узнал, наверное, первым: позвонили в час ночи "то ли из Москвы, то ли из самой Америки". Говорит, цветы к музею начали приносить рано утром. Молодежь тоже приходит - просто молча гуляют по усадьбе. К ручке входной двери аккуратно примотаны зеленой изолентой красные гвоздики - ведь нашли же зеленую, под цвет стебельков! Сергей Иванович делится своими личными впечатлениями о Евтушенко - здесь, в Зиме, они есть почти у каждого.
Счастливее Пушкина
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня...
Евтушенко говорил, что он счастливее Пушкина, потому что может "поцеловать директора своего музея". Мы ждем заведующую музеем, сделавшую счастливым великого поэта.
Лидия Евинова появилась в воротах усадьбы в черном атласном костюме и кружевном платке в контраст белому как снег лицу. Под руку ее вел статный пожилой мужчина с медалями на пиджаке. Сложно поверить, но совсем не похожий на 90-летнего старика Валентин Смолянюк действительно ветеран Великой Отечественной, "на пять лет старше Жени". Знакомы с тех пор, когда такая разница в возрасте была существенной.
"В 15 лет я устроился художником-оформителем в местный кинотеатр, рисовал афиши, а мальчишки мне помогали. Среди них был Женя. Я пускал его с друзьями во время киносеанса посидеть за экраном - так они смотрели "обратное" кино, про которое он потом где-то напишет", - вспоминает Валентин Григорьевич.
Молча усаживаемся за круглый стол в по-деревенскому уютной, жарко натопленной комнате музея. Евинова ничего не говорит, но и так понятно: точно так же за этот стол усаживался поэт, пил чай с лесной сибирской земляникой и черемуховыми пирогами, которых так не хватало в Америке. Чувствую: спроси я что-нибудь сейчас - и у Лидии Георгиевны снова польются недавно остановленные слезы. Старается не плакать, но они все равно предательски выступают.
Валентин Григорьевич вспоминает, как варили уху на речке: "Женя любил сам закладывать рыбу, а Маша (жена Евтушенко. - Прим. ТАСС) ему помогала".
"Конечно, он великий поэт. Но его талант еще и в том, как он проживал каждый момент времени на сто процентов, с полной отдачей. Вот, к примеру, раздает он здесь автографы. Поставить просто закорючку и успокоиться он не может: обязательно поговорит с человеком, узнает, кем работает, чем живет. И даже в этом коротком разговоре успеет отдать ему часть себя. И что самое поразительное: ведь Женя очень болел, когда был здесь последний раз, но запал энергии, любовь к жизни, как светились его глаза - все было точно таким же, как раньше, ничего не выдавало болезни".
Молились и ждали
"Здесь, во дворе, его энергией собиралось столько народу - не то что присесть, яблоку негде было упасть! И Маша скромно сидела где-то на ступеньках. И мы все переживали: как же, жена нашего поэта - и где-то на ступеньках сидит! А ей, говорит, ничего, и так все нравится, - включается в разговор Лидия Георгиевна, к лицу которой после стакана черного чая (на станции Зима его пьют в подстаканниках) вернулся румянец".
Она открывает фотоальбом, который готовили к 85-летию Евгения Александровича. Вот сплав по сибирским рекам с иркутским журналистом Леонидом Шинкаревым, а вот 1990-е годы, Евтушенко со своими студентами в США, где преподавал историю русской литературы и русского и европейского кино. Каждое фото по старинке наклеено на бархатистый картон. Листы еще слегка влажные: их клеили накануне до позднего вечера. Знали, что Евтушенко плохо, но все равно молились и клеили. И иконку показывает - лик святого Пантелеймона. На обратной стороне написано дорогой рукой: "Это святой нашей семьи. Пусть хранит тебя, Лида".
Верил ли в Бога? Как мог не верить поэт, писавший "Дай бог быть богом хоть чуть-чуть, но быть нельзя чуть-чуть распятым". Лидия Георгиевна встает из-за стола, читает несколько четверостиший и прибавляет: "Вот он носил бабушкин крестик, но всегда говорил, что крест должен быть внутри!"
Дверь иногда поскрипывает, за круглым столом людей становится все больше - сотрудники музея, библиотеки, местные поэты. На вопрос, много ли в Зиме поэтов, ответить не могут: как узнать, сколько это - много, а сколько - мало. Начинают перечислять и диву даешься, особенно когда слышишь про совсем молодых авторов. Сходу называют с десяток имен, все печатаются, и это при том, что в самой Зиме всего-то 30 тысяч жителей.
Председатель местного литературного объединения Наталья Якимова переехала сюда 40 лет назад, еще школьницей.
"Бабушка сказала мне тогда, что здесь жил великий поэт. В эту минуту я что-то почувствовала внутри, и стали рождаться стихи", - признается она.
Такие беседы, как и сама жизнь, заканчиваются тогда, когда кажется, что так много еще нужно сказать. В ней поставил точку снег, заставивший собираться в обратный путь. Провожали, как положено, всем миром. Выйдя за ворота усадьбы на пустую улицу, Лидия Григорьевна целовала всех на прощанье под белыми хлопьями:
Так всегда делал Евгений Александрович. Никогда не уезжал, не расцеловав всех!
Евтушенко любил эту землю и она ответила ему взаимностью, рифмуя его талант с жизнью дорогих сердцу земляков.
Екатерина Слабковская
В июле в подмосковном Переделкине отмечали 80-летие Евгения Евтушенко. Юбиляр общался с гостями, собравшимися в музее-галерее его имени, с помощью телемоста Россия – США. И там, конечно же, зашла речь и о Зиме – той маленькой сибирской станции, которая считается родиной поэта. Одна из первых поэм Евтушенко так и называется – «Станция Зима».
Нынешний юбилей Евтушенко отмечал ещё в прошлом году. Никакой подтасовки тут нет: обычная необычность, которыми полна биография Евгения Александровича, поэта, прозаика, актёра, режиссёра, сибиряка, москвича, американца, путешественника, мужа четырёх жён и отца пятерых сыновей. Возможно, это наследственное: мама его, Зинаида Евтушенко, была одновременно геологом и актрисой, тоже сочетание не из рядовых. В общем, на самом деле родился поэт не 80 лет назад, а 81. И произошло это не на станции Зима, как везде им декларируется, а в городе Нижнеудинске. И фамилия его была вовсе не Евтушенко, а Гангнус.
Вот как объясняет эти нестыковки сам Евтушенко: «Во время войны, как множество советских детей, я, конечно же, ненавидел немцев, однако моя не совсем благозвучная фамилия Гангнус порождала не только шутки, но и немало недобрых подозрений… После того как учительница физкультуры на станции Зима посоветовала другим детям не дружить со мной, потому что я немец, моя бабушка Мария Иосифовна переменила мне отцовскую фамилию на материнскую, заодно изменив мне год рождения с 1932-го на 1933-й, чтобы в сорок четвёртом я мог вернуться из эвакуации в Москву без пропуска (пропуск требовался для москвичей от 12 лет и старше)». Разночтение в месте рождения и вовсе пустяки: и то, и то Иркутская область, и там, и там была родня… А детство поэта действительно связано со станцией Зима. Чем он, кумир шестидесятников, собиравший со товарищи – Андреем Вознесенским, Беллой Ахмадулиной, Робертом Рождественским, Булатом Окуджавой – такие толпы на вечера поэзии, что для обеспечения порядка привлекалась конная милиция, весьма гордился. «Народными корнями» бравировал не он один. Один из эпизодов на эту тему описывается в стихотворении «Галстук-бабочка»:
Придавил меня Шукшин
взглядом тяжким и чужим.
Голос угрожающ:
«Я сказать тебе должон –
я не знал, что ты пижон –
шею украшаешь!..»
Крик:
«Ты бабочку сыми!
Ты – со станции Зимы,
а с такой фитюлькой!..»
При знакомстве с Шукшиным победила дружба. Евтушенко согласился снять бабочку, только если оппонент пожертвует кирзовыми сапогами.
Вообще успех юного Евтушенко кажется слишком головокружительным. В 17 лет в газете «Советский спорт» опубликовал первое стихотворение. Через три года, в 1952-м, выпустил первый сборник стихов. И сразу стал самым молодым членом Союза писателей СССР. «Меня приняли в Литературный институт без аттестата зрелости и почти одновременно в Союз писателей, в обоих случаях сочтя достаточным основанием мою книгу», – пишет он в «Преждевременной автобиографии».
В 1955 году вышла в свет поэма «Станция Зима». Но ещё до того, как о сибирской станции, расположенной почти в пяти тысячах километров от Москвы, стало известно поклонникам Евтушенко, о ней писал в 1941 году поэт Дмитрий Кедрин:
…Там крепки бревенчатые срубы,
Тяжелы дубовые кряжи.
Сибирячек розовые губы
В том краю по-прежнему свежи.
В старых дуплах тьму лесных орехов
Белки запасают до весны...
Я б на эту станцию поехал
Отдохнуть от грохота войны.
Понятно, что место это у всех ассоциируется с заметёнными дорогами, тишиной, снегами… Ещё бы – Зима! Между тем название своё местность получила вовсе не в честь времени года, а от бурятского слова «зэмэ» – «вина», «проступок». Объяснение просто: по пролегающей здесь дороге в середине ХVIII века гнали заключённых. В 1743 году иркутская провинциальная канцелярия дала распоряжение о создании станции (пока ещё не железнодорожной). А в ревизских сказках были впервые упомянуты Зима и её первый житель – Никифор Матвеев, который был «приписан на Зиминский станец в ямщики для содержания подвозной гоньбы...».
Потихоньку население Зимы увеличивалось за счёт ссыльных и строителей железной дороги, решение о создании которой было принято в 1887 году. Первый поезд пришёл на станцию Зима 6 октября 1897 года, что стало величайшим событием. С появлением Транссибирской магистрали тихая жизнь Зимы резко изменилась: были построены локомотивное депо, железнодорожные мастерские, всё это требовало рабочих рук… В 1922 году Зима получила статус города, жизнь его была сосредоточена вокруг железной дороги – даже на городском гербе увековечено здание вокзала. Кстати, это здание, маленькое, деревянное, с башенками и старинными часами, особенно сказочное в окружении снегов, помнилось всем, там хоть раз побывавшим.
Уже в 1970-х годах в Иркутской области появилось химическое производство. «Для некогда патриархальной станции Зима пришло время больших перемен… В короткий срок здесь было освоено столько капиталовложений, сколько не осваивалось за всю столетнюю историю сибирского города, – восторгалась газета «Восточносибирская правда». – Среди деревянных домишек появились современные дома. Вырос целый микрорайон Ангарский, названный в честь первопроходцев, строящих химический завод. Сегодня пассажиров транссибирских экспрессов и многочисленных электропоездов встречает новое современное вокзальное здание».
Современному читателю понятно, что с появлением химического производства на местность обрушились экологические проблемы и что типовое бетонное станционное здание вряд ли краше рукотворного, резного, деревянного, но жизнь не законсервируешь. И Зима по-прежнему вдохновляет на творчество. Если когда-то стихи о сибирском полустанке декламировали многочисленные поклонники Евтушенко, то теперь про Зиму напевают поклонники Григория Лепса:
До станции Зима пешком почти полгода,
До станции Зима другой дороги нет.
На станции Зима до пояса сугробы,
До станции Зима в один конец билет…
Автору текста этой песни Владимиру Ильичеву сюжет был навеян тем, что станция была краевым пересыльным пунктом и здесь после амнистии послевоенных лет ждали своих любимых декабристки того времени. Такая она многогранная, эта русская Зима.
Евгений Евтушенко ответил на видеопослание журналистов, путешествующих по России на электричкахФото: Иван МАКЕЕВ
ЗВОНОК В ГОРОД ТАЛСА, США.
Алло, Евгений Александрович, это Саша Гамов из «Комсомолки». Два наших журналиста поехали на электричках по всей стране - от Москвы до Владивостока - и добрались до станции Зима. И вот они записали видеописьмо, адресованное вам. Включаю запись...
СТАНЦИЯ ЗИМА, РОССИЯ
Ворсобин:
Евгений Александрович, здравствуйте!
Гусейнов:
Добрый день.
Ворсобин:
С вашей родины мы передаем вам большой сибирский привет. Сейчас зима, мороз 30 градусов. Самая хорошая сибирская погода. И мы в вашем родном городе, не то что вас здесь все знают, здесь вас все любят. И нам посчастливилось передать привет с самой Зимы. Конечно же, как мы можем передать приветы без стихов?
«...Но землю эту в пальце разминая,
Ее водой своих детей поя,
Любуясь ею, поняли: родная!
Почувствовали: кровная, своя...»
Вот это чувство родины мы хотели передать вам.
Станция Зима.
Гусейнов:
Привет вам!
Ворсобин:
До свидания.
Евтушенко:
Спасибо большое, ребята...
- Что бы вы, Евгений Александрович, хотели бы передать нашим журналистам?
Что надо просто быть пытливыми. Понимать, в чем проблемы. Там проблем много. Это я знаю. Там не очень все легко, людям живется довольно трудновато. Надо думать, как им помочь. Они сами все увидят.
- Они ночуют на вокзалах, встречаются с простыми людьми. Рассказывают, какая жизнь там.
Очень хорошо, так и должны поступать настоящие корреспонденты. Они должны все излазить, все видеть. Все хорошее и все плохое, должны все описывать.
- Ваше стихотворение они правильно прочитали?
Совершенно правильно. Это из поэмы «Станция Зима». Это моя первая поэма. Она была написана в 1954 году. Я поехал после смерти Сталина туда.
- Этот привет вам наших ребят вызвал у вас какие-то воспоминания о Зиме?
Еще бы! Я ведь снимал фильм там. Тогда было очень плохо, вообще ничего в магазинах не было. В 1979-м. Со мной же 70 человек приехало туда, вся экспедиция, это - первый фильм о Сибири , который поставлен был в Сибири. Потому что даже «Сибириаду» снимали в Твери .
- Этот фильм как назывался?
- «Детский сад»... Конечно, было трудно работать. И мне предложил горисполком: знаете, мы вам можем устроить, поставить на особое спецпитание. Будем с проходящих поездов снимать специально для вас из вагонов-ресторанов продукты. Я им сказал: я не могу этим заниматься, у меня здесь все родные, я не могу - какое-то особое питание.
Действительно, тогда так было, чтобы прожить нормально, чтобы что-то есть, только снимать с вагона-ресторана из проходящих поездов. Это они хотели такое обслуживание нам сделать.
- Для Евтушенко специально.
Да, я сказал своим: ребята, я вам не советую это делать. И все меня поняли. И их всех разобрали по домам. И делились с ними всем. И к нашим относились все очень хорошо, ко всей группе.
Когда мы снимали базар военного времени, местные жители все приходили, снимались бесплатно. Ничего не просили. Они приходили в тех шубейках, кацавейках, которые у них были…
Когда наша группа уезжала в Москву , один парень сделал нехорошую, чудовищную вещь. Он был молодой, глупый, был избалован, - сын одного из руководителей «Мосфильма ». Местные жители нам давали все свои семейные фотографии, самое дорогое, что у них было. Чтобы снимать. И он им не вернул обратно эти фотографии семейные, их реликвии. Я сразу же его уволил. И как папа его ни старался спасти, я сказал: нет! Он оскорбил людей.
А они - просто как родные. Они нас всех провожали.
Так никто не снимал фильм. Нам проявляли весь материал, потом нам его присылали. И я разрешал (мне говорили, что случая такого не было), чтобы весь народ ходил и смотрел разные дубли. И чтобы выбирали и голосовали за какой-то. Мне это тоже было очень важно – их мнение. Это обычно прячут режиссеры, тихонечко показывают. А тут - все было открыто. Это было просто замечательно. Они оказались замечательными редакторами.
Кстати, премьеру фильма мы сделали там же, на станции Зима.
- Я ребятам обязательно передам ваш рассказ о Зиме...
И передай им еще мое спасибо. Самое прекрасное, что может быть, – привет с родины.
МЕЖДУ ТЕМ
О машине времени, ненависти к москвичам и золотых тревожных кнопках
32 градуса.
Аутентично, как говорит Гусейнов . Сибирь нас, полу-москвичей (Ворсобин родом из Саранска , Гусейнов - из Калининграда , - Ред.), встретила правильно. Сразу показала, кто есть кто. Где она - крепкая, суровая, с исполинской гордостью смотрящая на нас в окно электрички, а где - европейски -гриппозное «околонуля»
