Главные источники по студенчеству 19 века. История высшего образования в конце XIX века в России. Сухотина Л.Г. Российская интеллигенция и общественная мысль…

Первый конфликт возник из-за полицейского произвола в отношении студентов Санкт-Петербургского университета. Студенты потребовали неприкосновенности личности, публикации всех касающихся их мер, отмены старого закона о призыве в армию исключенных студентов. Ректор университета ответил им, что "райские птицы, которым дается все, что они просят, не обитают в нашем климате" Соломонов В. А. Об участии московского студенчества в первой Всероссийской студенческой забастовке 1899 г. //Вестник МГУ. Серия 8: История. 1994. № 2.. Студенты устроили демонстрацию у Казанского собора. Их поддержало своей забастовкой 25000 рабочих. Университет был закрыт, все студенты исключены. После открытия университета принято было обратно 2181 студент из 2425.

Николай II осудил студентов, заявив, что они должны учиться, а не демонстрировать. Брожение не утихло и 14 января 1901 г. бывший студент Карпович П.В. убил министра просвещения проф. Боголепова Н.П. Это бессмысленное преступление, восторженно встреченное студенчеством, открыло серию террористических актов со стороны революционных сил и ответных действий правительства. После этих событий значительная часть студенчества стала в оппозицию царскому режиму. В 1902 г. произошел подпольный студенческий съезд с яростными дискуссиями эсеров и либералов Энгель Г., Горохов В. Из истории студенческого движения. 1899-1906. М., 1908.. Небольшая часть студентов-экстремистов пошла в террор, в боевую организацию эсеров. Через 5 лет в университетских городах черты оседлости евреев - Киеве, Одессе, Нежине студенты-евреи стали основной взрывчатой силой. В революционной смуте этих городов, особенно после Манифеста 17 октября 1905 г., они приняли активнейшее участие, являясь, как утверждали правые, ее "спинным хребтом". Великие идеи, в том числе социалистические, распространялись транснациональным образом, подобно религиозным, пацифистскому, феминистскому и другим движениям.

В начале 20 века студенчество стало основным классом, который был недоволен положением в стране. Конечно, наибольший гнет испытывали на себе маргинальные слои общества, но именно студенчество было аккумулятором социальных волнений, именно среди наиболее интеллектуальной ее части ходили марксистские настроения, мысли о грядущей революции, тотальной перемене в обществе. Думаю, что любой согласится с тем, что вряд ли рабочие были ознакомлены с философско-политическими воззрениями как отечественных, так и западных мыслителей. И только среди студентов и интеллигенции они имели огромную популярность.

Материально-бытовые условия жизни студенчества в России в конце 19 вв.

Особого внимания заслуживает студенческий быт того времени.

Студент и работа - тема для России не новая. Она занимала видное место в художественной литературе прошлого: полунищий, полуголодный, вечно ищущий место гувернера или репетитора, перебивающийся с воды на хлеб - таким предстает перед нами типичный студент второй половины XIX века Иванов П. Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы (Очерки). М., 1903.. Студент Петербургского университета Раскольников, иногородний, "из дворян", приехавший из маленького городка Р-й губернии, "был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу" Студенческую жизнь Раскольникова обеспечивали денежные переводы от матери (мать выделяла ему 15 рублей из своего пенсиона в 120 рублей, да и то нерегулярно) и уроки. Таков и его приятель студент Разумихин, который на учение зарабатывает уроками либо переводами с иностранных языков. До тех пор пока были уроки, Раскольников "как-нибудь, да пробивался", избегая обращаться к ростовщикам, хотя ломбарды и ростовщические конторы, где можно было закладывать и перезакладывать какие-то личные вещи, вплоть до собственной одежды, служили студентам подспорьем в тяжелые минуты. Однако к моменту совершения преступления Раскольников уже несколько месяцев как оставил университет, "за неимением чем содержать себя, и уроки и прочие средства его прекратились", несмотря на то, что учился усердно и многих своих однокурсников превосходил знаниями (на время оставляет учение и Разумихин по той же причине). На убийство ростовщицы Алены Ивановны Раскольникова во многом сподвигает отсутствие средств к существованию. Можно было бы предположить, что столь плачевное материальное положение студента, описанное Достоевским, явление маргинальное и экстремальное. Однако, обратившись к тетралогии Н.Г. Гарина-Михайловского, которую Горький назвал "целой эпопеей русской жизни", мы обнаруживаем в третьей и четвертой частях ("Студенты" и "Инженеры") почти такую же картину. Для большинства студентов, помимо родительских денег, основными источниками средств существования были репетиторство, гувернерство, частные уроки, переводы, работа переписчиком. Большая часть этих видов деятельности не имела никакого отношения к профессиям, которым студенты обучались в институтах.

Значит, о том, что эта работа помогала молодым людям в овладении будущей профессией, говорить не приходится. Скорее студенты использовали для выживания культурные ресурсы, которые они наследовали от семьи или приобретали, обучаясь в гимназиях. Ограниченность студенческого рынка труда отчасти определялась негативным отношением к труду физическому. Студенты той эпохи - чаще всего выходцы из дворянской среды, которая, несмотря на нередко встречающуюся материальную несостоятельность, сохраняла сословные предрассудки: вряд ли эти молодые люди могли представить себя на тяжелой физической работе вроде погрузки-разгрузки.

В фундаментальном труде А.Е. Иванова подробно и всесторонне рассматривается "искусство выживания" дореволюционного русского студенчества. Проанализировав огромное количество статистических и исторических документов, автор приходит к выводу, что помимо родительской помощи и государственных ссуд и субсидий, обществ вспомоществования и кооперативных студенческих организаций собственные заработки студентов составляли существенную статью доходной части их бюджета.

"Значительная доля студентов работала (постоянно, временно, эпизодически), притом не только в пору учебного процесса, но и в летнюю, вакационную". При этом уже в конце ХIХ - начале ХХ вв. "зловещей спутницей студенческой повседневности" была безработица Фроммет Б. Р. Основные моменты истории русского студенчества //Вестник студенчества. 1917. № 7. 17 февраля..

Чаще всего не могли получить выгодного места и бедствовавшие студенты. Почти неразрешимой задачей для них было найти такой заработок, который бы не отнимал большого количества времени и обеспечивал прожиточный минимум. "Наши товарищи усиленно обивают пороги редакций газет, всевозможных бюро и контор в погоне за заработком, но обыкновенно не находят здесь работы", - писал в 1903 году в редакцию газеты "Киевские вести" студент университета Святого Владимира в Киеве. Нуждающимся студентам трудно было обойти своих "более обеспеченных коллег с хорошими знакомствами", а следовательно, и соответствующими рекомендациями, проживавших в лучших городских кварталах города, прилично одетых. В Москве, по свидетельству П. Иванова, наниматели избегали иметь дело с теми, кто проживал в "студенческом лагере" (Бронные или "Живодерка", Грузины). Особенной неприязнью пользовались обитатели общежития для студентов-бедняков - пресловутой "Ляпинки" и злачных "Гиршей", а также доходных домов на Бронной, являвшихся царством хозяек-квартиросдатчиц, которые жили за счет квартирантов - в основном, студентов. Как правило, последние скрывали компрометировавшее их место жительства. Тема вторичной занятости студентов практически исчезает в послереволюционный, советский период. Многочисленны работы, посвященные проблемам здоровья молодежи и коммунистическому воспитанию, изучаются ценностные ориентации советского студенчества, проблемы его социализации. Полное отсутствие исследований материально-бытового существования студентов приводит к мысли, что политика советской власти в области высшего образования решила все эти проблемы. Не находит отражения эта тема и в художественной литературе того периода. В этом отношении симптоматична повесть Юрия Трифонова, в которой описываются жизнь и учеба студентов Литературного института в самые первые послевоенные годы. Большинство героев романа - бывшие фронтовики. Они увлечены учебой, общественной, комсомольской деятельностью, работой в студенческом научном обществе, устанавливают связи с рабочим классом, разоблачают враждебные, идейно чуждые элементы среди студентов и преподавателей, переживают любовные романы.…Практически отсутствуют лишь проблемы жизненного обеспечения студентов, "низменные вопросы" зарабатывания денег. Материальная дифференциация среди студентов и, соответственно, связанные с ней проблемы обозначены лишь намеками. При этом, как правило, "отрицательные" герои явно более обеспечены, чем "положительные". Так, отрицательный герой Сергей - талантливый эгоист - ходит, "засунув руки в глубокие карманы своего просторного мохнатого пальто", а Лагутенко - фронтовик носит "потертую шинель"…Понятно, что наслаждение первыми годами мирного времени, послевоенный аскетизм выводили проблемы материального достатка далеко за рамки по-настоящему важных и интересных сторон мирной жизни. Однако воспоминания бывших студентов разных советских поколений приоткрывают нам более разнообразную реальность. Зарабатывать на жизнь в дополнение к стипендии приходилось практически всем, кто не принадлежал к состоятельным слоям, кто приезжал в университетские центры из провинции. Материальные лишения, самоограничение, зачастую такая же, как у предшественников из дореволюционных времен, жизнь впроголодь были их буднями. Проблемы жилья, одежды стояли не менее остро, чем прежде. Безусловно, рынок приложения студенческого труда постепенно расширялся. Происходило это не только в связи с ростом производства и развитием научно-технического прогресса. Следует принять во внимание и то, что новые социальные слои, втянутые в сферу высшего образования, уже не гнушались неквалифицированным, физическим трудом. Так, погрузка-разгрузка вагонов становится одним из самых распространенных видов заработков среди студентов-юношей послевоенных лет. Обычно они работали в ночное время, разгружая вагоны с углем и стройматериалами, а летом еще и с овощами и фруктами. Бывшие студенты вспоминают, как на заработанные деньги они "водили девушек в коктейль-бары, наверстывая упущенное из-за войны". Девушки - эта исторически относительно новая для высшего образования категория - работали значительно реже. Их бюджет составляли стипендии и родительские деньги.

С началом кампании по освоению целинных земель появились новые формы заработков в знаменитых студенческих стройотрядах. Во время летних каникул студенты также участвовали в сборе урожая на юге, в геологических или археологических экспедициях. Более экзотическими представляются такие упоминаемые в рассказах бывших студентов виды эпизодических заработков, как сдача донорской крови, игра в преферанс на деньги с состоятельными клиентами (это было особенно распространено в вузах математического профиля), участие в качестве испытуемых в различных медицинских и психологических экспериментах. Те, кто владел музыкальными инструментами, играли в джазовых ансамблях; многие работали ночными сторожами, санитарами, истопниками Елфимова Н. В. Социальная помощь студенчеству в дореволюционной России //Российский журнал социальной работы. 1995. № 2. С. 36-38.. В эпоху тотального дефицита студенты, особенно языковых вузов, не гнушались и спекуляцией… Квалифицированный труд, совпадающий с изучаемой специальностью, был более доступен студентам престижных, столичных, в частности, гуманитарных, языковых вузов, факультетов МГУ. Они зарабатывали переводами, журналистикой, окололитературными формами деятельности (репортажи для прессы или радио, освещающие студенческую жизнь, и т. п.).

Распространенность занятости среди студентов зависела от профиля и статуса вуза. Так, в МВТУ им. Баумана студенты работали редко.

Студенческие праздники - особая традиция. Традиции русского студенческого разгулья сложились уже в начале 19 века. В отличие от остальных "пирушек" они отличались свободолюбием, каким-то особым патриотизмом и всепоглощающим братством. Нет никакого определенного ритуала празднования. Каждый год что-то новое. Меняются поколения, а вместе с ними и приходит новое осмысление студенческих праздников.

Пожалуй, самый известный и старинный праздник - Татьянин день (отмечается 25 января, в тот день, когда наконец-то "закрыта" зимняя сессия). В описаниях празднования Татьяниного дня обычно больше всего рассказывается о том, как много было выпито, и как кто куролесил. Все это сопровождается массовыми гуляньями. Ни один мороз не заставит студента в этот знаменательный день остаться дома.

А.П. Чехов в одном из своих ранних фельетонов 1885 года писал о московском студенческом празднике: "В этом году было выпито все, кроме Москвы-реки, и то благодаря тому, что она замерзла… Было так весело, что один студиоз от избытка чувств выкупался в резервуаре, где плавают стерляди…"

В 1918 году была закрыта университетская церковь, в ней устроили читальный зал. Прекратились праздники "в честь академической богини" Татьяны. В 1923 году "Архаичная и бессмысленная Татьяна" была замечена в директивном порядке Днем пролетарского студенчества. Однако совсем искоренить память о старинном студенческом празднике не удалось. В послевоенные годы московские студенты возобновили, конечно, в домашних компаниях, празднование Татьяниного дня. В 1990-е годы, вместе с возвращением некоторых, отмененных революцией обычаев, вернулся Татьянин день. В Московском Университете его стали праздновать официально, и ректор поздравлял студентов с бокалом шампанского в руке. В 1993 году помещение, где находилась университетская церковь, передали Патриархии, все снова встало на свои места. Совсем недавно появилась новая традиция: акции протеста - как отмечают многие газеты, в наше время это мероприятие можно приравнять к студенческому празднику.

Хотя первые университеты появились в России в 18 веке, студенчество как особая социальная группа сложилось только во второй половине 19 века. Как мы знаем, студенты-разночинцы были почти сплошь демократически настроены. Их кумирами стали Добролюбов и Чернышевский, их идеологией - народничество. Тогда модно было читать "Что делать?" и быть материалистом. Пожалуй, первой акцией протеста была организованная студентами Петербурга, Москвы и Киева в марте 1861 года панихида по убитым царскими войсками в Варшаве полякам-демонстрантам. "Зимой 1899 года прошла первая всероссийская студенческая забастовка, которые затем стали проводиться регулярно".

Между тем, одним из факторов, влиявших на формирование духовно-психологического облика русского студенчества, был театр. Театр в России, тем более в России конца 19 века., тем более столичный театр играл огромную культурно-просветительскую и общественно-политическую роль. Связь Московского университета с театральной жизнью Москвы имела давние и прочные основания. Достаточно вспомнить, что самим своим возникновением московский публичный театр был обязан именно университету, а точнее, университетскому студенческому театру, одним из создателей которого был известный русский литератор, выдающийся университетский деятель М.М. Херасков. С годами связь эта, освященная традициями, становилась только многограннее и прочнее. Московский университет - с одной стороны, и московские театры - с другой, прочно вплелись в культурную ткань столицы, превратившись в течением времени в общественные и культурно-просветительские центры, по самому характеру своей деятельности и традиционно теснейшим образом связанные друг с другом.

Влияние театральной жизни Москвы на формирование духовно-психологического облика студентов Московского университета. Сама эта проблема распадается на ряд своего рода подпроблем. Т.к. в к.19-н.20 вв. театры играли и культурно-просветительскую, и общественно-политическую роль в жизни русского общества, соответственно влияние их на публику носило как культурно-просветительский, так и общественно-политический характер. Если же говорить о московском студенчестве, то тут, наряду со всем вышеизложенным, огромную роль играла благотворительная деятельность театров, а также личные контакты театральных деятелей со студентами Московского университета. Влияние театра на студентов Московского университета, безусловно, не являлось односторонним. Студенты составляли одну из самых многочисленных, а, главное, наиболее активную часть театральной публики. Соответственно, и репертуар театров, и манера исполнения, и сам характер взаимоотношений с обществом во многом определялся именно запросами студентов. Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос о личных связях целого ряда театральных деятелей с Московским университетом. Известно, что многие выдающиеся актеры, певцы, композиторы, режиссеры либо получили университетское образование, либо принимали самое активное участие в общественной жизни Московского университета (в благотворительных акциях, в научно-просветительских и культурных обществах при университете и т.д.).

Таким образом, можно сделать следующие выводы:

1. Театральная жизнь Москвы оказывала огромное влияние на формирование духовно-психологического облика студентов Московского университета. На рубеже 19-20вв. это влияние вполне и прежде всего можно назвать революционизирующим фактором в духовной истории русского студенчества. И репертуар московских театров, и их общественно-политическая, и даже культурно-просветительская деятельность (попытки обращения к народным массам, встречавшие решительный отпор со стороны самодержавия) способствовали росту оппозиционных настроений в студенческой среде.

2. Студенты, являясь, во-первых, многочисленной и наиболее активной частью театральной публики, а, во-вторых, силой, весьма влиятельной в широких кругах русской интеллигенции, в свою очередь самым непосредственным образом повлияли на репертуарную политику московских театров и на характер общественного поведения театральных деятелей.

3. Связи Московского университета со столичными театрами не ограничивались

формальными и неформальными взаимоотношениями на ниве культурно-просветительской и общественно-политической деятельности. Для многих театральных деятелей Московский университет являлся в полном смысле alma mater, и, в то же время, для многих студентов Московского университета театр становился местом дальнейшего приложения их таланта, жизненных сил и энергии.

Что же касается отношения студентов с профессурой, то об этом на примере можно узнать из "Казанского телеграфа", 1900 г Иванов П. Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы (Очерки). М., 1903..

«Число учащихся в Казанском университете к 1 января 1900 г. было 823 студента и 75 постоянных слушателей. По факультетам они распределялись следующим образом: на историко-филологическом - 37 человек, на физико-математическом - 179 (по разряду математических наук - 60 и по разряду естественных наук - 19), на юридическом - 164, а на медицинском - 443 человека.

Правом бесплатного слушания лекций пользовались в течение 1899 года 169 студентов, что составляет 15,5% общего числа студентов.

Праздничный обед

5 ноября 1900 года в день основания Императорского Казанского университета бывшие его воспитанники собрались в Петербурге на товарищеский обед в ресторане Донона. В обеде участвовало около 20-ти лиц. Среди присутствовавших на обеде были: сенатор Н.П.Смирнов, старейший студент (выпуска 1846 года) В.В. Пашутин, Н.А. Кремлев - бывший ректор Казанского университета, проф. В.А. Лебедев, С.К. Булич, С.Ф.Глинка, А.Ф.Елачич и др. Ректору Казанского университета отправлена была телеграмма: "Бывшие студенты Казанского университета, собравшись на товарищеском обеде на рубеже двух столетий, пьют за дальнейшее процветание родного университета и выражают уверенность, что и в ХХ веке его питомцы будут продолжать вносить свои имена в ряды светил науки и честных деятелей на всех поприщах государственной жизни дорогого Отечества".

Профессура, ближе к студенчеству!

В целях установления возможного сближения профессуры со студенчеством и более правильной постановки университетского преподавания обращено внимание на усиление практических занятий на всех факультетах и разрешено образование студенческих, научных и литературных кружков; но наиболее целесообразной мерой для установления желательного общения между профессурой и студенчеством признано устройство правильно поставленных студенческих общежитий, для чего, по Высочайшему повелению, из суммы Государственного казначейства отпущено 3.262.000 руб».

Свою существенную роль в общественной презентации студенчества играла мода (демократическая и аристократическая).

Особое место в бытовой культуре студенчества принадлежало так называемому «половому вопросу». Со всеми своими таинствами и опасностями он бурно обсуждался в российском обществе, особенно после первой русской революции. В сферу субкультуры молодой интеллигенции входило и ее отношение к браку (церковному и гражданскому), семейной жизни и деторождению.

ВВЕДЕНИЕ

высший образование студенчество

В современных условиях, когда высшая школа России переживает серьезные трудности в адаптации к новым условиям социально-экономического развития государства, насущным требованием становится исторический анализ и обобщение широкого спектра проблем, связанных с его духовным и научно-культурным потенциалом.

Успешное решение этой непростой задачи зависит от многих факторов, главный из которых заключается в бережном отношении к историческому прошлому университетов, в сохранении и осмыслении накопленных ими интеллектуальных, научных и культурных традиций. В связи с этим заметно актуализируется изучение истории дореволюционного студенчества, по праву считавшегося верным "барометром" культурной и общественной жизни российских университетов. В настоящей работе представлен весь спектр проблем, связанных с жизнью и деятельностью студенческой молодежи на рубеже XIX-XX веков.

История российского студенчества довольно хорошо освещена в литературе и имеет достаточно представительную историографию. Наиболее полно и подробно история российского студенчества в 19-20 веках изложена в монографиях А.Е. Иванова.

Данная книга первое в отечественной историографии монографическое исследование, специально посвященное студенчеству Российской империи XIX - начала XX в. как социально-демографической общности, по своим профессиональным перспективам являвшейся частью интеллигенции, хотя и не в полной мере ей тождественной.

В монографиях представлены те аспекты жизнедеятельности студенчества, которыми в конечном счете определялись его социальная психология (групповое сознание), субкультура, общественно-политическое поведение, а именно: мотивация выбора профессии выпускниками разнотипных средних учебных заведений (мужских и женских) в контексте ментальности среды, из которой они вышли; нормативные принципы, технология", сословно-вероисповедно-охранительные регуляторы приема абитуриентов в высшую школу (государственную и общественно-частную); социальное и национальное структурирование состава студенчества; его правовой статус; материально-бытовое положение (бюджет, питание, жилищные условия, одежда, состояние здоровья, возраст); российское студенческое зарубежье (география, статистка, правовое и материально-бытовое положение).

Муки абитуриента в работе А.Е. Иванова также освещены весьма подробно. Правда, в идиллические времена империи университеты, как выясняется, кое-кому доставались даром - выпускникам "классических" гимназий. И дело тут не в высоком уровне образования, предоставляемом гимназиями, а в желании государства хоть как-то задержать процесс неизбежной демократизации общества и сохранить вопреки всему сословность аппарата управления. Университет открывал доступ к государственной службе, а в гимназиях учились преимущественно дети дворян. Незачем было ставить препоны на пути "своих" - иначе, не дай бог, на их место придут "чужие". Книга изобилует цифрами. В монографии подробно рассматриваются категории потенциальных абитуриентов и их возможности (причем наряду с "классиками" и "реалистами" присутствуют ускользающие обычно из поля зрения семинаристы и питомцы учительских институтов), особенности "женского вопроса". Все это включает не только технику поступления, но и мотивацию продолжения образования и выбора того или иного учебного заведения; численность; социальный, возрастной и национальный состав студенчества; бытовые условия (начиная от бюджета и кончая состоянием здоровья) - наконец, экзотику (все то же самое, но относительно русских студентов, уехавших за границу, включая стоимость комнаты с печкой в каком-нибудь швейцарском университетском городе). Можно сказать, что в глаза бросается отсутствие самого главного - процесса обучения, отношения к занятиям, к политике, интеллектуальной моде и проч.

Монография Ткаченко Н.С. посвящена исследованию вопроса об участии московского студенчества в общественно-политической жизни России второй половины XIX в. Значительное участие в этом движении принимало студенчество Петровской сельскохозяйственной академии и Технического училища. Но ведущую роль в общественно-политической жизни московского студенчества играл Московский университет, поэтому в настоящей работе ему уделено главное внимание. В работе освещается участие студенчества Московского университета в общественно-политической жизни России 1861-1900 гг. Разночинский этап освободительного движения заканчивается 1895 г. Автор же настоящей работы доводит своё исследование до 1900 г., когда мощное движение студентов Московского университета начало перерастать во всеобщую студенческую стачку 1902 г.

Обзор деятельности ведомства Министерства народного просвещения за время царствования императора Александра III вышедший в 1901 году дает полное представление о состоянии высшего образования в рассматриваемый период и содержит статистическую информацию об университетах и других учебных заведениях конца XIX в.

Хронологические рамки исследования ограничены периодом 1881- 1990 годов.

Методологической основой исследования выступают принципы - историзма и объективности, позволяющие воссоздать достоверную картину эпохи и показать все грани жизни студенчества России во второй половине XIX века.

Обьект исследования: русское студенчество в конце 19 века.

Предмет - социокультурные процессы в среде студенчества данного периода.

Цель работы российское студенчество во второй половине ХIХ века

В соответствии с поставленной целью в работе поставлены и решены следующие задачи:

-воссоздать исторически достоверную и разноплановую научную летопись российского студенчества: его социальной природы, уровня и принципов материально-бытового и правового жизнеобеспечения,

-описать нормы и традиции духовно-культурной жизни студенчества;

-раскрыть роль студенчества в общественной и политической жизни России конца XIX века.

Структура курсовой работы состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

ГЛАВА 1. ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ В РОССИИ В КОНЦЕ XIX ВЕКА

1.1 Особенности университетского образования

В 1881 году в Российской Империи было 8 университетов: С.-Петербургский, Московский, Харьковский, Казанскй, Св. Владимира в Киеве, Новороссийский (в г. Одессе), Варшавский, Юрьевский (г. Юрьев).

Число лиц закончивших университеты и получивших ученые и медицинские звания постоянно росло, с 1954 человек в 1881 году до 3892 человек в 1894 году. наибольшая часть студентов приходилась на долю изучающую юридические науки, далее идут медицинские факультеты, физико-математический, историко-филологический и богословские факультеты.

О распределении студентов по сословиям можно судить по следующей таблице.

Таблица 1

По сословиямДети дворян и чиновников.Духовного званияПрочие сословия.ИностранцыОбщее число студентов1881 г..46061844324416598591894 г.64441017626624913976

В жизни Российских университетов за 1881- 1894 г.г главными событиями были: введение нового общего устава в 1884 г взамен прежнего в С. - Петербургском, Московском, Харьковском, Казанском, Св. Владимира в Киеве, в Новороссийском и Одесском университетах и открытие в 1888 году нового университета в Томске.

Введение нового устава является важнейшим событием в жизни и деятельности университетов, т. к. он полностью изменил условия их существования. По ст.73 нового устава студенту предоставлялось право самому выбирать преподавателя, если предмет читается несколькими преподавателями. Кроме платы в пользу университета, в соответствии со ст. 129 устава, .установлена особая плата (так называемый гонорар) за слушание лекций и участия в практических занятиях в пользу того преподавателя, лекции которого студент посещает. Были введены прообраз стандартов образования, которые утверждались министром народного образования, таким образом, каждый поступающих на тот или иной университетский факультет студент должен знать наперед какие знания и умения должен он приобрести, чтобы получить университетский диплом. Разделение студентов на курсы и переводные экзамены с курса на курс были упразднены, но были установлено, что к выпускным экзаменам допускаются лишь те студенты, которым зачтено положенное для окончания курса число полугодий (10 на медицинском и 8 на остальных факультетах). Таким образом предполагалось что студенты будут заниматься избранными ими науками и у избранных ими преподавателей под бдительным надзором и руководством последних, результатом занятий будет зачет каждого полугодия факультетом. Студент, которому не зачтено 3 полугодия подряд или 5 полугодий вообще увольняется из университета. Занятия студентов стипендиатов по ст.128, находятся на особом контроле, а сами стипендии и пособия присуждаются по ст.82 по особым состязательным испытаниям. Председатели испытательных комиссий назначаются министром или из посторонних лиц, либо из профессоров других университетов, а члены комиссии - из профессоров того же университета. Разбирательство проступков студентов производится особым университетским судом, состоящим из трех судей, ежегодно избираемых из профессоров университета.

Устав 1884 года особое внимание уделяет научно - практическим занятиям студентов, придавая этим занятиям если не большее, то равное значение с лекциями. По ст.25 преподавание в университете распределено на учебные полугодия, и полугодия эти определены с 20 августа по 20 декабря и с 15 января по 30 мая.

Устав 1884 года устанавливает различные виды стипендий и пособий, выдаваемых впредь до назначения стипендий в начале университетского обучения студента при условии безукоризненного поведения и успешности занятий.

Вслед за введением устава последовали распоряжения о постепенном введении форменной одежды для студентов об издании факультетских обозрений преподавания наук по семестрам, о семестровых зачетах и экзаменационных требованиях в испытательных комиссиях.

1.2 Студенчество как социально-демографическая группа в России в 19 веке

В 2015г. наша страна будет отмечать 260-летие со дня основания Московского университета. Общепризнан и не требует дополнительной аргументации тот факт, что исторически Московский университет являлся и научным, и культурно-просветительским, и общественно-политическим центром не только самой Москвы, но и всей России. Все русское общество... прислушивалось к тому, что делает и говорит Московский университет, старейший и по времени своего существования, и по своей опытности и зрелости (Прокламация Киевского Союзного Совета объединенных землячеств и организаций. Март 1899г./ ЦГИАМ. Ф.418. Оп.514. Д.89. Л.17). Между тем, лицо университета определяли не только его преподаватели, но и студенты. А, следовательно, во многом они определяли и лицо всего русского общества в целом. Во всяком случае само общество охотно признавало это явление. Так, в исторической записке московских профессоров мы читаем: Студент в России является не учащимся, а учителем общества». Таким образом, проблема формирования духовно-психологической атмосферы предреволюционной эпохи есть во многом проблема формирования духовно-психологического облика русского студенчества.

Новой социальной группой в России начала XX века было студенчество. Надо отдать должное царскому правительству, которое поддерживало стремление к учебе в университетах молодых людей из бедных слоев. Из 4017 студентов столичных университетов 1957 были детьми неимущих родителей, причем 847 из них получали стипендию.

В этих по сути дела новых для традиции русской высшей школы факультетах зародилась и крепла особенная духовная среда, контролировать и подавлять которую не был в состоянии никакой диктат. Само свойство философской и социальной мысли, логика ее развития неизбежно приводит к проблемам и решениям, содержание которых оставалось безразличным к шелухе их словесной оболочки. Идеология идеологией, а философия искала свой внутренний смысл и находила его. Впрочем, со всеми социальными культурными нововведениями связан какой-то особенный закон несоответствия замысла и результата. Создаваясь и учреждаясь ради какой-то конкретной цели, они очень быстро начинают жить по своему собственному закону, входя в сложные коллизии с породившей их силой. Так ведь случилось и с русскими университетами. Уже вскоре после упрочения московского университета его профессура стала доставлять досадные беспокойства верховной власти ненадлежащим направлением своих мыслей и стремлением судить о вещах, которые, по представлению последней, не должны были входить в круг дозволенных научных предметов. В XIX столетии при всем нашем известном отечественном пресмыкательстве университеты стали постоянным источником нарастающих тревог правительства, сеятелями смуты и инакомыслия. Мог ли предвидеть Петр Первый, что издавая указ об учреждении академического университета, он тем самым положил начало заведению, в котором найдут убежище вольномыслие и государственная крамола, а студенчество вкупе с профессурой станут, помимо того что им вменялось их социальной и культурной функцией, еще и выразителем общественного протеста.

Так же, возможно в еще более сложной и непостижимой для несведущего в тонкостях идеологических процессов форме, складывались дела и с философскими факультетами. В николаевскую эпоху, устав бороться с вредными отклонениями (от официально установленных и с видами государства согласных принципов), усмотренными в лекциях и в книгах профессуры философских факультетов, правительство решает их закрыть, а чтение необходимых философских курсов в университетах возложить только на лиц духовного звания. Если принять во внимание, что философские науки в духовных академиях России того времени отнюдь не процветали, да и сами академии далеко не являлись светочами знания, то дурные следствия такого решения совсем нетрудно себе представить.

Именно в течение рассматриваемого периода в России формируется факультетская система преподавания, при которой студенты разделены на несколько прогрессивно специализирующихся в своем обучении потоков. Не менее важен и произошедший в это же время переход к ежегодному выпуску студентов из университета. Факультетская система обучения и переход к регулярному выпуску студентов оказали решающее влияние на становление "ученых" профессий. Сложившаяся к середине 1830-х - началу 1840-х гг. система оказалась довольно консервативной и продержалась с незначительными изменениями до послереволюционных преобразований до 20-го века. Социально-психологическое портретирование студенчества включает в себя и изучение (насколько это позволяют источники) его душевного настроения: депрессий, суицидальных порывов, вспышек коллективного негодования, массового энтузиазма. Духовный и душевный мир российского студенчества выражался в отношении к «личному Богу» (вера и безверие), к женскому и национальному равноправию (в сфере академической и в общегражданском смысле). В этих аспектах миропонимания особенно явственно проявляется общечеловеческий и общегражданский строй внутреннего мира молодой российской интеллигенции конца XIX - начала XX вв.

ГЛАВА 2. РУССКОЕ СТУДЕНЧЕСТВО: ЖИЗНЕННЫЙ МИР

2.1 Социальное положение студенчества

В социальном отношении высшее образование играет роль "лифта" - в конце XIX века в России этот лифт, слава богу, уже появился, работает он и по сей день, и не нужно закрывать глаза на его грубую подлинную природу. А.Е. Иванов называет студенчество рубежа веков маргинальной группой - но и маргинальность сама по себе есть выход из прежнего, не удовлетворявшего тебя состояния. Стремящийся стать студентом стремится к лучшей жизни - пусть не ради будущих заработков, пусть ради принадлежности к "субкультуре".

Что же касается мотивации и проблемы доступа к лифту, то можно сказать, что и "классикам" было не сладко - желавшие поступить в технические, коммерческие или сельскохозяйственные вузы (а ведь то была первая эпоха инженеров!) брали их с боем. "Реалистам" же, желавшим поступить в университет, приходилось не просто сдавать вступительные экзамены, а отчитываться за весь курс гимназии, то есть прежде всего за неведомые латынь и греческий. Отчего, в свою очередь, страдали медицинские факультеты университетов - работа врача для выпускника гимназии часто была все-таки слишком грязной. Меньше же всего студентов было на историко-филологических факультетах - при мысли о продолжении изучения греческого по лицам гимназистов пробегала гримаса отвращения. Все это богатство выбора, однако, существовало только для тех, кому удалось поступить и окончить средние учебные заведения. Подлинные маргиналы, к которым мы, к сожалению, уже не относимся, во все времена сходят с дистанции раньше.

В этот период впервые массово распространяются студенческие коммуны (Вульфовка, Смаргонская академия, Лештуковка) кружки Чайковского, Ишутина, Натансона. Формируется определенная субкультура молодежи со своим стилем поведения, манерой одеваться, ценностная система которой не приемлет традиционные установки Российской империи. Представитель "подпольной России" чаще всего студент младших курсов естественных факультетов, разночинец, выходец из провинции, бедный, обязательно атеист, самостоятельно изучает западную рационалистическую философию и современное естествознание, в связи с чем вскоре забросит учебу в университете и посвятит свою жизнь народу, возможно, будет арестован и отправлен в ссылку. Наша задача - рассмотреть ряд социо-культурных факторов, породивших этот типаж.

Потребности пореформенной России в высококвалифицированных специалистах привели к реформированию в области образования, что проявилось в увеличении числа высших, средних, начальных учебных заведений, в возросшем числе студентов-разночинцев. Постепенно бытовые, психологические, умственные черты разночинца становились типичными для студенчества пореформенной эпохи. Увеличение числа разночинцев не могло не сказаться на облике учащейся молодежи. Являясь социальным слоем, потерявшим свои корни (традиционное занятие, место жительства), разночинство являло собой пример "культурных маргиналов", лишенных каких-либо традиций и очутившихся в неестественных для себя условиях жизни. Показателен в этом плане анализ формирования мировоззрения разночинцев, проведенный В.В. Воровским, рассматривавшим Базарова - героя романа И.С. Тургенева - как типичного представителя этой эпохи. Сравнивая мировоззрение нигилиста с мировоззрением "отцов" - Кирсановых, публицист приходит к выводу, что "отцы" были порождением "охранительных" традиций воспитания, с которым им передалось наследие, идущее из глубины веков, "Базаровы же явились порождением последних десятилетий". Базаров, как типичный разночинец, ушедший из своей среды в погоне за знанием, не имеет "никакой традиции, передаваемой путем воспитания, у них не было вообще никакого воспитания. Потому они стали утилитаристами и рационалистами. Мысль стала казаться все разрешающей силой". Здесь же упомянем формулировку Писарева применительно к данным людям - "умственный пролетариат" - то есть группа людей, не имеющих ничего, кроме своих знаний и, следовательно, легко приемлющая идеи о необходимости социалистического переустройства мира. Процитируем С.М. Степняка-Кравчинского: "Русские университеты и гимназии - центры самой бурной и страстной политической жизни в начале семидесятых годов испытывали на себе сильное влияние революционного движения, ибо студенты большей частью принадлежали к семьям мелкопоместных дворян и низшего духовенства, а те и другие бедны".

Учтем тот факт, что значительная часть студентов столичных вузов были выходцами из провинции, не имевшими в Москве или Петербурге ни знакомых ни друзей. В.Р.Лейкина-Свирская в своей работе "Интеллигенция в России во второй половине девятнадцатого века" приводит такие данные: в 1877 - 1878 годах из 1418 студентов Петербургского университета только 427 человек получили образование в Петербургском учебном округе. В Москве из 1568 студентов лишь 925 обучалось в московских средних учебных заведениях. Это один из факторов, порождавших студенческие общности, где быстрое признание находили революционные идеи, например, землячества. Особое внимание стоит уделить кружкам самообразования, многие из которых компенсировали недостаток семейного общения, так кружок Натансона своей целью ставил "нравственную помощь" приезжим студентам и вовлечение их в свое сообщество, чтобы не дать "погибнуть и заглохнуть из-за одиночества". Чаще всего кружки имели собственную библиотеку, где был представлен весь спектр литературы, знание которой необходимо молодому человеку, решившему принести свою жизнь в жертву народу. С первого курса студенты попадали в эти общности, быстро усваивая нормы субкультуры. Художественная литература выполняла роль некоего кода в исследуемых общностях, ведь не одно поколение революционеров начинало свою политическую деятельность, прежде всего со знакомства с ней. Достаточно определенный круг чтения формировал эстетические вкусы и потребности молодого поколения, их ценностный мир. Вот отрывок из письма, присланного Михайловскому по случаю его юбилея: Не размышления над несправедливостью режима, а литературные впечатления часто выступали как изначальные стимулы к борьбе.

Таким образом, можно сказать, что реформы шестидесятых годов привели к коренным изменениям социальной структуры общества, появление разночинства, доступность высшего образования даже представителям податных сословий породили типаж "культурного маргинала", сознание которого оказалось наиболее отзывчиво к идеям социализма и революции.

В социально-демографической группе российского студенчества необходимо выделить такую группу, как студенты, уехавшие учиться за рубеж.

Фёдор Степун в книге воспоминаний «Бывшее и несбывшееся» писал о трех группах русского студенчества. Во-первых, это была еврейская молодежь, ещё лишенная права получать высшее образование в России, но уже имевшая право уезжать из России учиться за границу. Ко второй группе принадлежала молодежь, по другим причинам не имевшая права поступать в университеты в России: для этого тогда нужно было непременно закончить гимназию, а реалистам или выпускникам всякого рода училищ требовались дополнительные экзамены. В тогдашней Германии с этим обстояло проще. Как вырывающиеся из более косной в более либеральную среду, студенты обеих групп не просто разделяли идеи социального переустройства России, но начинали в Европе развивать эти, в основном социалистические, идеи.

Идеи, которые были впоследствии перенесены в Россию и нашли в ней плодородную почву. Степун так писал об этом: «Установить справедливое отношение к России кануна революции людям моего поколения нелегко. С уверенностью можно сказать лишь то, что время между революцией 1905 года и войной 1914 года войдет в историю, с одной стороны, порой подлинного расцвета и углубления русской культуры, а с другой - порой явно нездорового, исполненного ядовитых соблазнов, утончения русской интеллигентной духовности. Молодому человеку было в ту пору нелегко внутренне справиться с богатством наступавших на него идей. Русские социалистические партии вели за границей регулярную революционную работу. Центром русского партийного студенчества была гейдельбергская читальня».

О читальне этой следует сказать особо. Основана она была русскими студентами еще в середине 19 века, в 1861 году, позднее её назвали «пироговской». Здесь собирались не только все издания тогдашнего русского зарубежья, но и денежные средства, на которые Николай Иванович Пирогов собрался в Италию и сделал операцию Джузеппе Гарибальди. Вождями читальни были братья Баксты, один из которых, Владимир, был выведен Тургеневым в «Дыме». Автора «Отцов и детей» обитатели «пироговской читалки» не жаловали. Их героем был Герцен. Если русский студенческий Гейдельберг и мог показаться к первой мировой войне настоящей кухней тлетворного социализма, то именно потому, что несколько десятилетий это место было убежищем выталкиваемой из России активной молодежи. Об этой эпохе писал историк и политический деятель Сергей Григорьевич Сватиков. Но послушаем, что пишет Фёдор Степун о третьей группе русского студенчества в Гейдельберге начала века.

«Революционность эпохи имела, конечно, и свою обратную сторону: некоторую никчемность рядовых представителей консервативного лагеря. Помнится, что в продолжение одного или двух семестров, лишь изредка заходя в Университет, в Гейдельберге шумно веселилась теплая компания дворянски-сановной молодежи. С читалкой эта компания, конечно, не общалась, но и с нами, интеллигентами-академиками, сближалась с осторожностью и с разбором.»

Здесь Степун спотыкается на германизме: академики в Германии - это не звание, а только обозначение причастности к учёному сословию. Но вслушаемся в то, что говорит Степун о дворянски-сановной молодежи, или третьей, относительно лояльной к государству российскому, группе русского студенчества.

«Политикой эта компания, конечно, не занималась. Интеллигентского интереса к нелегальной России и подпольной литературе не проявляла, словно не против неё оттачивались в читалке революционные топоры. Веселилась же она не только шумно, но и с вывертом, с теми причудами, которые никогда не могли бы прийти в голову студентам-корпорантам. Идея вынести мертвецки пьяного полуголого товарища в два часа ночи на улицу и двинуться похоронной процессией к вокзалу с ведром холодной воды для воскрешения обмершего, была чудовищным превышением традиционных в Германии студенческих шуток. Привычные к кошачьим концертам под окнами спящих бюргеров, к тушению фонарей или влезанию на памятники уютные гейдельбергские шуцманы решили поначалу, что тут не веселье, а настоящее убийство».

Следует признать, что вовсе не полицейские и не только консервативные бюргеры воспринимали в штыки заметных и шумных иностранцев. Студенты из России составляли до начала первой мировой войны в разных университетах Германии от трети до половины всех иностранных студентов вообще. В отличие от русских студентов-эмигрантов и полуэмигрантов, германское студенчество начала века было консервативно. Большинство объединялись в корпорации, т.е. мужские союзы, обладавшие весьма широкими полномочиями в рамках университетской автономии. Немецкие студенческие корпорации требовали в конце 19 - начале 20 века поставить преграды для студентов из России. На северо-востоке Германии, в Пруссии, студенты из России подвергались большей дискриминации, чем на юге, например, в Гейдельберге. В некоторых университетах студентам-иностранцам не дозволялось занимать первые ряды в аудиториях: те были зарезвервированы для немцев. «Славян», «русских» или «чехов», как называли собирательно студентов с востока, обвиняли в «нестуденческом, невежливом поведении». Поскольку большинство в русских колониях составляла еврейская студенческая молодежь, антисемитскому элементу в ксенофобии немецкого студенчества перед первой мировой войной было куда развиваться. В воспоминаниях Георга Гроссера, русского немца, отправившегося учиться в Германию, приводятся фрагменты из жалоб корпорантов на их товарищей из России:

Мы русских терпеть не можем, они низводят университет с его аристократической традицией с высокого пьедестала и стремятся сблизить его с грязными представителями рабочих кварталов. Они ходят грязно, как рабочие, возвращающиеся с фабрик, да и дружат с последними, точно сами чернорабочие, а не студенты... ("они чуть ли не все... социалисты, а значит, и враги наши")

Так писал русский немец Георг Гроссер об отношении немецких студенческих корпораций к наплыву студентов из России.

2.2 Студенчество в общественной и политической жизни России конца XIX - начало XX вв.

Первый конфликт возник из-за полицейского произвола в отношении студентов Санкт-Петербургского университета. Студенты потребовали неприкосновенности личности, публикации всех касающихся их мер, отмены старого закона о призыве в армию исключенных студентов. Ректор университета ответил им, что "райские птицы, которым дается все, что они просят, не обитают в нашем климате". Студенты устроили демонстрацию у Казанского собора. Их поддержало своей забастовкой 25000 рабочих. Университет был закрыт, все студенты исключены. После открытия университета принято было обратно 2181 студент из 2425.

Николай II осудил студентов, заявив, что они должны учиться, а не демонстрировать. Брожение не утихло и 14 января 1901 г. бывший студент Карпович П.В. убил министра просвещения проф. Боголепова Н.П. Это бессмысленное преступление, восторженно встреченное студенчеством, открыло серию террористических актов со стороны революционных сил и ответных действий правительства. После этих событий значительная часть студенчества стала в оппозицию царскому режиму. В 1902 г. произошел подпольный студенческий съезд с яростными дискуссиями эсеров и либералов. Небольшая часть студентов-экстремистов пошла в террор, в боевую организацию эсеров. Через 5 лет в университетских городах черты оседлости евреев - Киеве, Одессе, Нежине студенты-евреи стали основной взрывчатой силой. В революционной смуте этих городов, особенно после Манифеста 17 октября 1905 г., они приняли активнейшее участие, являясь, как утверждали правые, ее "спинным хребтом". Великие идеи, в том числе социалистические, распространялись транснациональным образом, подобно религиозным, пацифистскому, феминистскому и другим движениям.

2.3 Материально-бытовые условия жизни студенчества в России в конце 19 вв.

Особого внимания заслуживает студенческий быт того времени.

Студент и работа - тема для России не новая. Она занимала видное место в художественной литературе прошлого: полунищий, полуголодный, вечно ищущий место гувернера или репетитора, перебивающийся с воды на хлеб - таким предстает перед нами типичный студент второй половины XIX века. Студент Петербургского университета Раскольников, иногородний, "из дворян", приехавший из маленького городка Р-й губернии, "был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу" Студенческую жизнь Раскольникова обеспечивали денежные переводы от матери (мать выделяла ему 15 рублей из своего пенсиона в 120 рублей, да и то нерегулярно) и уроки. Таков и его приятель студент Разумихин, который на учение зарабатывает уроками либо переводами с иностранных языков. До тех пор пока были уроки, Раскольников "как-нибудь, да пробивался", избегая обращаться к ростовщикам, хотя ломбарды и ростовщические конторы, где можно было закладывать и перезакладывать какие-то личные вещи, вплоть до собственной одежды, служили студентам подспорьем в тяжелые минуты. Однако к моменту совершения преступления Раскольников уже несколько месяцев как оставил университет, "за неимением чем содержать себя, и уроки и прочие средства его прекратились", несмотря на то, что учился усердно и многих своих однокурсников превосходил знаниями (на время оставляет учение и Разумихин по той же причине). На убийство ростовщицы Алены Ивановны Раскольникова во многом сподвигает отсутствие средств к существованию. Можно было бы предположить, что столь плачевное материальное положение студента, описанное Достоевским, явление маргинальное и экстремальное. Однако, обратившись к тетралогии Н.Г. Гарина-Михайловского, которую Горький назвал "целой эпопеей русской жизни", мы обнаруживаем в третьей и четвертой частях ("Студенты" и "Инженеры") почти такую же картину. Для большинства студентов, помимо родительских денег, основными источниками средств существования были репетиторство, гувернерство, частные уроки, переводы, работа переписчиком. Большая часть этих видов деятельности не имела никакого отношения к профессиям, которым студенты обучались в институтах.

С началом кампании по освоению целинных земель появились новые формы заработков в знаменитых студенческих стройотрядах. Во время летних каникул студенты также участвовали в сборе урожая на юге, в геологических или археологических экспедициях. Более экзотическими представляются такие упоминаемые в рассказах бывших студентов виды эпизодических заработков, как сдача донорской крови, игра в преферанс на деньги с состоятельными клиентами (это было особенно распространено в вузах математического профиля), участие в качестве испытуемых в различных медицинских и психологических экспериментах. Те, кто владел музыкальными инструментами, играли в джазовых ансамблях; многие работали ночными сторожами, санитарами, истопниками. В эпоху тотального дефицита студенты, особенно языковых вузов, не гнушались и спекуляцией… Квалифицированный труд, совпадающий с изучаемой специальностью, был более доступен студентам престижных, столичных, в частности, гуманитарных, языковых вузов, факультетов МГУ. Они зарабатывали переводами, журналистикой, окололитературными формами деятельности (репортажи для прессы или радио, освещающие студенческую жизнь, и т. п.).

Таким образом, можно сделать следующие выводы:

Театральная жизнь Москвы оказывала огромное влияние на формирование духовно-психологического облика студентов Московского университета. На рубеже 19-20вв. это влияние вполне и прежде всего можно назвать революционизирующим фактором в духовной истории русского студенчества. И репертуар московских театров, и их общественно-политическая, и даже культурно-просветительская деятельность (попытки обращения к народным массам, встречавшие решительный отпор со стороны самодержавия) способствовали росту оппозиционных настроений в студенческой среде.

Студенты, являясь, во-первых, многочисленной и наиболее активной частью театральной публики, а, во-вторых, силой, весьма влиятельной в широких кругах русской интеллигенции, в свою очередь самым непосредственным образом повлияли на репертуарную политику московских театров и на характер общественного поведения театральных деятелей.

Связи Московского университета со столичными театрами не ограничивались

Что же касается отношения студентов с профессурой, то об этом на примере можно узнать из "Казанского телеграфа", 1900 г.

Праздничный обед

ноября 1900 года в день основания Императорского Казанского университета бывшие его воспитанники собрались в Петербурге на товарищеский обед в ресторане Донона. В обеде участвовало около 20-ти лиц. Среди присутствовавших на обеде были: сенатор Н.П.Смирнов, старейший студент (выпуска 1846 года) В.В. Пашутин, Н.А. Кремлев - бывший ректор Казанского университета, проф. В.А. Лебедев, С.К. Булич, С.Ф.Глинка, А.Ф.Елачич и др. Ректору Казанского университета отправлена была телеграмма: "Бывшие студенты Казанского университета, собравшись на товарищеском обеде на рубеже двух столетий, пьют за дальнейшее процветание родного университета и выражают уверенность, что и в ХХ веке его питомцы будут продолжать вносить свои имена в ряды светил науки и честных деятелей на всех поприщах государственной жизни дорогого Отечества".

Профессура, ближе к студенчеству!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Если дать обобщенную характеристику студенчества конца 19 века, можно сделать следующие выводы:

-Новой социальной группой в России начала XX века было студенчество. Надо отдать должное царскому правительству, которое поддерживало стремление к учебе в университетах молодых людей из разных социальных слоев.

-Именно в течение рассматриваемого периода в России формируется факультетская система преподавания, при которой студенты разделены на несколько прогрессивно специализирующихся в своем обучении потоков. Не менее важен и произошедший в это же время переход к ежегодному выпуску студентов из университета. Факультетская система обучения и переход к регулярному выпуску студентов оказали решающее влияние на становление "ученых" профессий.

-Самой специфической достопримечательностью интеллектуальной жизнедеятельности дореволюционного студента можно считать наличие в ней постоянной «академической» составляющей или учебной повседневности: его участие в учебном процессе, причины и мотивы пропуска занятий, нарушения внутренних распорядков учебного заведения, формы ответственности за это, коммуникация с профессорами (на лекциях, в аудиторных и надомных (у профессоров) семинарах, во время неформальных с ними бесед и домашних журфиксов и проч.), их рейтинг в студенческой среде (научно-педагогический, личностный, гражданский); взаимоотношения с учебной администрацией, персоналом низших служителей.

-Существенная часть студенческой повседневности отдавалась досугу (интеллектуальному и развлекательному), который протекал в научных и культуртрегерских кружках, за чтением научной, художественной, общественно-политической литературы, периодики (в библиотеках и дома), включал в себя посещения театров и всевозможных театральных увеселений (кафе-шантан, оперетка и проч.), кинематографа, художественных выставок, устройство благотворительных спектаклей, концертов, музыкальных вечеров, деятельность студенческих оркестров и хоров. В досуговую практику входили и земляческие «вечеринки», и азартные игры, и винопитие. Кульминацией студенческих развлечений представляются праздники и главнейший из них - годичный акт каждого высшего учебного заведения..

-одними из факторов, влиявших на формирование духовно-психологического облика русского студенчества, были театр и литература

-Специфический колорит повседневности студенчества придавали характерные социально-психологические черты его сообщества. Они выражались в строе и ситуациях товарищеского общения, в его приоритетах и системах статусов (материальный достаток, сословное происхождение, интеллект, качество учебы, кругозор, лидерство, физическое развитие), в неписаном кодексе студенческой чести (и деятельности судов чести), в нравах и обычаях, царивших в студенческом сообществе.

-студенчество на рубеже 19 - 20 веков было одной из самых политически активных социальных групп в российском обществе, многие политические события связаны со студенчеством того времени, это была сила, с которой считались и царские власти и позже советские

-материально - бытовые условия жизни студентов зависели от их происхождения, положения их родителей и / или возможности найти хорошую, работу, стипендии хватало на то, чтобы оплатить жилье для приезжих учащихся и на минимальное пропитание Для большинства студентов, помимо родительских денег, основными источниками средств существования были репетиторство, гувернерство, частные уроки, переводы, работа переписчиком. Большая часть этих видов деятельности не имела никакого отношения к профессиям, которым студенты обучались в институтах. Значит, о том, что эта работа помогала молодым людям в овладении будущей профессией, говорить не приходится. Скорее студенты использовали для выживания культурные ресурсы, которые они наследовали от семьи или приобретали, обучаясь в гимназиях. Ограниченность студенческого рынка труда отчасти определялась негативным отношением к труду физическому. Студенты той эпохи - чаще всего выходцы из дворянской среды, которая, несмотря на нередко встречающуюся материальную несостоятельность, сохраняла сословные предрассудки: вряд ли эти молодые люди могли представить себя на тяжелой физической работе.

-особая группа в студенчестве того времени - это студентки, для девушки поступить в вуз было гораздо сложнее, чем для юноши;

-в социальном отношении высшее образование играет роль "лифта" - в конце XIX века в России этот лифт уже появился

-будущее студентов се же зависело скорее не от успехов в учебе, а от их социального положения, происхождения, от родовитости их родителей, т. е. высшее образование оставалось привилегией высших сословий российского социума. Дети из богатых семей, окончившие вуз направлялись в органы власти, таким образом. закрывая туда доступ для студентов из низших слоев общества, сохраняя сословно - классовую дифференциацию.

Таким образом, студенчество в конце 19 века представляло собой сложившуюся самостоятельную и довольно влиятельную в российском обществе социально- демографическую группу.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1.Алексеев В.М. Студент на рубеже столетий. Из моих студенческих воспоминаний (1898-1902) //Наука о Востоке. М., 1982.

2.Воровский В.В. Базаров и Санин. Два нигилизма. Статьи о русской литературе М., 1987. С.159.

Выдрин Р. Основные моменты студенческого движения в России. М., 1908. С.14).

Ганелин Ш.И. Очерки по истории образования в России во второй половине XIX века. Гимназия и учебный процесс в ней. Л., 1947.

Гессен С. Студенческое движение в начале 60-х годов. М., 1932.

Елфимова Н.В. Социальная помощь студенчеству в дореволюционной России //Российский журнал социальной работы. 1995. № 2. С. 36-38.

Змеев В.А. Эволюция высшей школы Российской империи. М., 1998.

Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX - начале XX века. М., 1991.

Иванов А.Е. За право быть студенткой //Вопросы истории. 1973. № 1.

Иванов А.Е. Студенчество России конца XIX - начала XX века: социально-историческая судьба. М., 1999.

Иванов П. Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы (Очерки). М., 1903.

Императорский московский университет: 1755-1917: Энциклопедический словарь / сост. А.Ю. Андреев, Д.А. Цыганков. М.: 2010.

Константинов Н.А. Очерки по истории средней школы (гимназии, реальные училища с конца XIX в. до Февральской революции 1917 г.). М., 1947.

Лейкина-Свирская В.Р. Интеллигенция в России во второй половине девятнадцатого века. М., 1978. С.27.

Немецкая волна - журнал Страницы истории / Deutsche Welle radio: Russian Service: Historical Magazine Страницы истории 03.04.01.

Обзор деятельности ведомства Министерства народного просвещения за время царствования императора Александра III.С.-Петербург, 1901.

Сватиков С.Г. Русское студенчество прежде и теперь //Путь студенчества. М., 1916.

Соломонов В.А. Об участии московского студенчества в первой Всероссийской студенческой забастовке 1899 г. //Вестник МГУ. Серия 8: История. 1994. № 2.

Ткаченко П.С. Московское студенчество в общественно-политической жизни России второй половины XIX в. М.: Изд-во Московского университета, 1958. - 336 с.

Развитие буржуазных отношений в России второй половины XIX века предъявило особые требования к высшему образованию — в связи с реформами этого периода необходимо было повысить образовательный ценз многочисленной армии чиновников. Остро встал вопрос о подготовке специалистов с техническим образованием, расширении научно-исследовательской работы университетов, создании новых высших учебных заведений. Уже в 60-е годы ряд технических учебных заведении был преобразован в высшие: Петербургский технологический институт (1862), Горный институт (1866), Московское высшее техническое училище (1868) и др. Наряду с этим были открыты и новые высшие технические учебные заведения, таким образом, что количество их возросло с 7 почти до 60.

Не касаясь становления и деятельности технических вузов страны как области специального образования, мы в дальнейшем обратимся к истории российских университетов во второй половине XIX века.

К середине прошлого века в России существовали шесть университетов: Московский, Петербургский, Казанский, Харьковский, Дерптский и Киевский. Университеты являлись крупнейшими научными и учебными центрами страны. Они готовили преподавателей для средней и высшей школы, врачей, ученых. Университеты являлись средоточием научной мысли, получили широкую известность благодаря выдающимся ученым-профессорам: в Московском университете ими были историки Т. Н. Грановский и С. М. Соловьев; в Петербургском — математики П. Л. Чебышев, В. Я. Буняковский, физик Э. Х. Ленц, зоолог С. М. Куторга; в Казанском — математик Н. И. Лобачевский, химик Н. Н. Зинин. Кроме научной и учебной работы университетские ученые консультировали народнохозяйственные вопросы, являясь членами различных комитетов и комиссий, вели просветительскую работу, читали публичные лекции и т. п.

Университеты, помимо сугубо научного профилирования, давали и прикладные знания. На соответствующих факультетах изучались медицина, механика и т. п. При университетах создавались клиники, лаборатории, научные библиотеки. Наибольшей известностью в первой половине XIX века пользовался старинный русский университет — Московский. Наиболее молодым являлся университет св. Владимира в Киеве, основанный в 1833 году после разгрома восстания в Польше и закрытия Виленского и Варшавского университетов.

Деятельность университетов определялась уставами. Устав 1835 года фактически ликвидировал ранее существовавшую автономию, и вся жизнь университетов стала всецело контролироваться попечителями учебных округов, которыми назначались почти исключительно военные.

Военизированный характер носил и распорядок студенческой жизни — военные занятия, дисциплина, близкая армейской; строгая регламентация поведения, в том числе запрет носить длинные волосы, бороду и усы; обязательная форменная одежда, нарушение которой каралось исключением из университета. Это же подчеркивали и некоторые внешние аксессуары университетских зданий. Так, в Петербургском университете до конца 50-х годов посередине главного коридора «продолжала красоваться медная пушка довольно больших размеров, свидетельствуя о том, что и университет не избег вторжения военного режима последних лет николаевского царствования, и в то время как в гимназиях учили ружейным приемам, студенты упражнялись в пушечной стрельбе».

Научно-исследовательская работа преподавателей также подвергалась жесткому контролю. Профессора были обязаны представлять программы своих лекций на утверждение ректору, и если «благонадежность» их вызывала сомнение, они передавались на рассмотрение попечителю учебного округа. Программа по курсам государственного права, политэкономии и всех исторических дисциплин подлежали утверждению министерства просвещения.

Государственное право «европейских держав, потрясенных внутренними крамолами и бунтами» было вообще исключено из университетского преподавания. Таким образом, профессор-юрист не мог не только касаться английских учреждений, но даже ссылаться на российский Свод законов. Исключена была из учебного плана университетов и философия, которая была признана бесполезной «при современном предосудительном развитии этой науки германскими учеными».

Естественно, что подобные изменения снизили уровень преподавания. Чтобы избежать научных командировок за границу для подготовки к званию профессора, по уставу 1842 года был введен институт доцентов, призванный заменить эту стажировку.

Одновременно усиливался административный министерский контроль за внутренней жизнью университетов. По положению 1849 года ректор университета не избирался советом с последующим утверждением министра, а просто назначался им. Кроме того, министр просвещения получил право смещать и увольнять деканов факультетов.

Идейной основой университетского образования была признана политическая благонадежность. Киевский генерал-губернатор Бибиков при посещении университета св. Владимира в публичной речи сказал, обращаясь к студентам: «Запомните: я буду снисходительно смотреть на ваши кутежи и тому подобное, но солдатская фуражка грозит каждому, кто будет замечен в вольнодумстве». Полицейская цензура не только тормозила развитие исследовательской мысли в трудах ученых, но отрицательно влияла на мировоззрение и психологию студенчества, порождая общественную и умственную апатию, направляя молодую энергию отнюдь не на научные дела. Студент тех лет вспоминал: «…Надо же было куда-нибудь деть избыток молодых сил при полном отсутствии общественных интересов и томительной скуке и апатии, царивших в обществе… являлось неудержимое желание как-нибудь особенно оригинально и дерзновенно почудить и удивить вселенную. И вот, то разбивали рестораны или иное увеселительное заведение, то, идя пьяною ватагою по Николаевскому мосту, сбивали и бросали в Неву с прохожих шапки, то перевешивали вывески магазинов… Подобные скандалы не всегда обходились благополучно и зачастую кончались ожесточенными, и порою и кровопролитными столкновениями с полицией».

В то же время подобные случаи большей частью не влекли за собой каких-либо карательных мер со стороны университетского начальства, поскольку бдительное его наблюдение обращалось в основном на политическую благонадежность учащихся. Эту же цель преследовала и регулировка состава студентов. Введенная в 1839 году плата за обучение в университете в течение 10 лет постоянно повышалась, ограничивая поступление юношей из неимущих и непривилегированных семей, на «казенный кошт» зачислялись лица лишь дворянского происхождения.

Новые политические веяния конца 50-х — начала 60-х годов заметно отразились на жизни университетов. Уже в конце 50-х годов попечителями учебных округов стали назначаться вместо генералов — Назимова, Кокошкина, Васильчикова — штатские: попечителем московского учебного округа стал сенатор Е. П. Ковалевский, петербургского — князь Г. А. Щербатов, киевского — известный ученый-медик Н. И. Пирогов.

Большие изменения произошли и в преподавательском составе университетов. «50 % преподавателей, работавших в университетах в 1854 году, к концу 1862 года выбыли. К осени 1861 года 47,5 % преподавателей были новыми. Перемены затронули все университеты. Особенно велики они были в Петербургском и Казанском, где выбыло соответственно 58,3 и 61 % и вновь поступило 59 и 58,8 % всего состава». Места старых консерваторов-профессоров занимали молодые, прогрессивно настроенные ученые. В Петербургском университете был забаллотирован профессор русской истории Н. Г. Устрялов — один из ведущих историографов николаевской эпохи, и на место его избран Н. И. Костомаров, незадолго перед тем возвратившийся из ссылки, на которую был осужден по процессу Кирилло-Мефодиевского общества. На юридический факультет были приняты ученый-просветитель Д. И. Мойер и К. Д. Кавелин — правовед, историк и социолог, видный общественный деятель либерального направления. На естественном отделении физико-математического факультета Петербургского университета стали читать лекции будущий великий ученый, тогда же молодой приват-доцент Д. И. Менделеев, высокоодаренный химик Н. И. Соколов и А. Н. Бекетов — известный ботаник, человек прогрессивных взглядов, позднее ставший ректором университета.

Постепенно стали меняться характер и содержание университетских лекций. Профессора информировали студентов о современных достижениях европейской науки, новых научных теориях. В 1864 году появился перевод на русский язык книги Ч. Дарвина «Происхождение видов», совершившей переворот в науке. Большее место в лекционных курсах стало отводиться освещению западноевропейской литературы, истории, права. Активизировались и научные публикации — в начале 60-х годов вышли из печати новые тома «Истории Руси с древнейших времен» Соловьева, «Исторические монографии и исследования» Костомарова, курс ботаники Бекетова. Появилась возможность для заграничных стажировок студентов и научных командировок преподавателей университетов. Новым явлением в университетской жизни стали научные дискуссии.

В 1860 году в Петербургском университете прошел публичный диспут между Костомаровым и Погодиным. Поводом послужило выступление первого против норманнской теории. Сторонник теории Погодина придал научному спору открытый характер и стал инициатором дискуссии, которая вызвала большой общественный интерес. Актовый зал университета во время диспута был переполнен молодежью.

Современница вспоминала: «Сидели по двое на одном стуле… сидели на коленях друг у друга, на окнах, на полу». Симпатии слушателей в основном были на стороне Костомарова. Стремление университетских ученых распространять научные знания проявилось и в чтении публичных лекций, которые ранее подвергались административным гонениям. При Вольном экономическом обществе с конца 50-х годов возобновились публичные лекции по широкой программе, профессор Петербургского университета С. С. Куторга прочел там целый курс «О человеке и природе». В Казани профессора университета Ешевский, Бабст, Булич и Пахман читали лекций гуманитарного цикла. В Петербурге товарищество «Общественная польза» даже открыло зал для публичных лекции в Пассаже. Там читали лучшие профессора университета:

Ленц, Загорский, Ходнев, Цонковский. Билеты брались нарасхват. Лекции проходили при переполненном зеле. На каждой присутствовало не менее 300, часто до 500 и более человек.

Изменения происходили и в студенческой жизни. Постепенно исчезал дух казарменной дисциплины, полицейского контроля. По словам современника, «начался ряд освободительных действий», в результате которых студенты почувствовали себя свободнее: «начали курить в стенах университета… О ношении треуголок и шпаг начальство уже не заикалось; их сдали в архив даже франты-беложилетники… Вместе с тем, начали появляться в университете студенты с косматыми гривами и усами… Все это были мелочи, но они несказанно поднимали дух и укрепляли…».

Бедность большинства студентов, непривилегированность социального положения: выходцы из мелкопоместного дворянства, духовного сословия, мещанства, они, оторвавшиеся от своего сословия, по существу были разночинцами — все это воспитывало в них самостоятельность поступков и суждений, привычку рассчитывать только на свои силы, непримиримость к несправедливости.

Любознательность таких юношей проявлялась не только в науке, но и в активном интересе к общественной жизни. Наряду с этим возникали стремления обсудить университетские проблемы, свое положение. Так, студенты Петербургского университета стали выпускать листки, в которых «помещались сведения о том, что обсуждали и что порешили на той или другой сходке, отчеты о действиях кассы (взаимопомощи — Н. Я. ), распоряжения старост… сатиры на профессоров и студентов». Однако вскоре редакторы и сотрудники листков были вызваны к попечителю князю Щербатову, который обязал их представлять ему тексты листков. Естественно, что дальнейшее распространение их прекратилось. Эта и подобные административные меры вызывали возмущение студентов, усиливавшееся всем происходившим в стране. «Сверху предпринимался ряд либеральных мер, — писал современник. — Общество выражало большое сочувствие им, вместе с тем роптало, волновалось, протестовало по поводу злоупотреблений и беззаконий, какие встречались на каждом шагу. Сатирические листки, с „Искрою“ во главе, взапуски обличали их; в газетах печатались протесты с десятками подписей…». Начались массовые сходки студентов, которым пыталось препятствовать начальство. В Московском университете, «когда очень многолюдная сходка хотела собраться в большой актовой зале старого университета, начальство распорядилось запереть двери этой залы; но это повело лишь к тому, что толпа выломала двери и, войдя в залу, устроила тем сходку…». Постепенно студенческие собрания стали носить политический характер. «…Несомненно, — свидетельствует участник сходки, — что в числе ораторов, говоривших на сходках и вообще руководителей движения были и прямо политические ораторы, находившиеся в связи с тайным обществом „Земля и Воля“, распространившим в то время деятельность свою по всей России».

Студенческие сходки и выступления стали вызывать тревогу в правительственных кругах. «Государь, — записал в своем дневнике профессор Петербургского университета, редактор „Северной почты“ А. В. Никитенко, — призвал к себе министра (Ковалевского — Н. Я. ) и объявил ему, что такие беспорядки, какие ныне волнуют университеты, не могут быть терпимы, и что он намерен приступить к решительной мере — закрыть университеты». Честный и умный, по словам того же Никитенко, Ковалевский возражал против этих крайних мер, но, не сумев успокоить студенческие волнения, был заменен не посту министра просвещения г. Путятиным, попытавшимся силой воздействовать на движение. Когда в Московском университете состоялась грандиозная студенческая демонстрация в день памяти профессора Т. Н. Грановского, то на следующий день 24 человека из ее участников были арестованы.

В мае — июне 1861 года правительством были приняты постановления о запрещении студенческих сходок и собраний, а также об освобождении от платы за учение не более двух студентов из каждой губернии, что закрывало двери университетов для малоимущих. Но эти меры только подлили масло в огонь. «Для возбуждения университетских волнений, — писал студент Киевского университета, — явился новый повод в только что изданных для студентов правилах, применение которых во всех почти университетах встречено было ропотом и даже сопротивлением». В ответ на эти правительственные указы возникли крупные студенческие волнения во многих университетах. В Киевском университете в связи с арестом студента Пеньковского начались массовые сходки. Особенно значительными были выступления студентов в Москве и Петербурге, где уличная демонстрация была разогнана полицией. «Господствующее настроение между студентами было самое крайнее: ненависть к власти… протест против существующего порядка вещей, доходивший до полного отрицания какого бы то ни было с ними компромисса» , — вспоминал участник этих событий.

В ответ на студенческие волнения власти закрыли Петербургский университет впредь до «особого распоряжения», которое последовало лишь в 1863 году.

Студенческие волнения вызвали широкое общественное сочувствие. Университетские вопрос приобрел политическое значение, так как отношение правительства к просвещению определяло и общую направленность внутренней политики. Подъем студенческого движения оказал непосредственное воздействие на разработку нового университетского устава, подготовка которого продолжалась с 1858 по 1863 год. В ходе его обсуждения высказывались самые крайние предложения, вплоть до превращения университетов в исключительно дворянские учебные заведения. Министр Путятин проявил полную некомпетентность в данном вопросе. «Очевидно, — писал Никитенко, — он не в состоянии сам обнять ни задач университетов, ни нужд их, ни средств, как их преобразовать и улучшить».

Тем не менее, общественные настроения и выступления студенчества предопределили в целом прогрессивный характер устава 1863 года. Согласно ему университеты признавались как самоуправляющиеся учреждения. Правительственный контроль был ослаблен. Университетские советы получали право решать все методические вопросы, определять учебную программу, распределять средства на учебные пособия, назначать стипендии студентам, рекомендовать к изданию научные работы, присуждать награды и медали. Устав 1863 года устанавливал выборность ректора и деканов с последующим утверждением их попечителем учебного округа или министром просвещения.

Устав 1863 года закрепил и стабильную структуру университетов. В состав их входили четыре факультета: физико-математический, с отделениями физическим, математическим и естественным; медицинский; историко-филологический, с отделениями историческим, славяно-русской филологии и классической филологии; юридический. В Петербургском университете не было медицинского факультета, поскольку в городе действовала Медико-хирургическая академия, но был факультет восточных языков. Томский университет открылся в 1888 году в составе одного медицинского факультета, в 1898 году к нему был прибавлен юридический. В Дерптском университете существовал еще богословский, лютеранский факультет.

В преподавании сочетались лекционный метод с практическими занятиями. Учебная программа была расширена за счет специальных предметов, при этом из нее были исключены фехтование, музыка, рисование. Срок обучения был увеличен до 5 лет.

По окончании университета студенты получали звание кандидата. Наиболее способные могли продолжать занятия в аспирантуре. Через два года обучения аспиранты держали экзамен на степень магистра и готовили магистерскую диссертацию.

Воплощение в жизнь положений устава 1863 года способствовало прогрессивному развитию университетского образования и научной деятельности.

При университетах и с участием университетских преподавателей стали создаваться многочисленные научные общества, деятельность их охватывала обширные регионы России и была очень плодотворна. Например, в 1868 году в Казани было создано «Общество врачей», председателем которого являлся профессор Казанского университета Виноградов. «Общество» производило «изучение в медицинском отношении Казанского края с целью повышения в нем уровня общественного здоровья». Среди прочих дел разрабатывались меры, призванные устранить «вредное влияние различных производств на жизнь рабочих». Сотрудники Харьковского университета изучали местные минеральные источники, принимали предупредительные меры против эпидемий (в частности, холеры), принимали участие в деятельности местного общества грамотности. В 1868 году в Петербурге, а затем в Казани, Киеве и др. городах возникли «Общества естествоиспытателей», деятельность их протекала в тесной связи с университетскими учеными. Активное участие в работе «Общества» принимал профессор Петербургского университета Фаминцын, в Казани совет университета предоставил в распоряжение «Общества» аудиторию и музей. При многих университетах создавались общества археологии, истории и этнографии, изучавшие местные памятники древности и собиравшие этнографический материал.

Несмотря на развитие университетского образования и науки во второй половине XIX века продолжало не хватать как научных кадров, так и людей с высшим образованием. В середине 60-х годов А. В. Никитенко записал в своем «дневнике»: «…из 80 000 чиновников империи ежегодно открывается вакантных мест 3000. В продолжение 2-х или 3-х лет… из всех университетов, лицеев и школы правоведения выпускалось ежегодно 400 человек, кроме медиков. Вывод из этого: как невелико у нас число образованных людей для занятия мест в государственной службе».

Положение, подобное этому, сохранялось и в последующие годы. Нехватка научных кадров побуждала привлекать университетских профессоров для обсуждения различных проектов, участия в государственных административных и финансовых комиссиях. Например, профессор А. И. Воейков был председателем метеорологической комиссии Российского географического общества, В. В. Докучаев — член комиссии по высшему сельскохозяйственному образованию и комиссии министерства государственных имуществ. В то же время экономическое положение университетов в 60–80-х годах продолжало оставаться тяжелым. Штатные суммы не покрывали действительных расходов на жалование преподавателей и служащих университетов. В начале 80-х годов XIX века они составляли по Петербургскому университету — 311 050 руб… Московскому — 409 570 руб… Казанскому — 342 820 руб… Харьковскому — 327 190 руб., Киевскому — 332 070 руб. На учебно-вспомогательные учреждения шести университетов отпускалось 2 907 722 руб. Из-за нехватки средств в лабораториях отсутствовали нужные препараты и приборы, беднели библиотеки и университетские музеи. Большие трудности испытывали университеты из-за неприспособленности и тесноты помещений. Так, при открытии Харьковского университета он был помещен в бывший генерал-губернаторский дом, естественно, не приспособленный для нужд учебного заведения. Посетивший его в конце 30-х годов В. А. Жуковский характеризовал положение университета двумя словами: «бедность и теснота». Подобное состояние ухудшилось во второй половине XIX века. В 70-е годы с ростом кафедр потребность в помещениях еще увеличилась — они нужны были для клиники при медицинском факультете (на 75 кроватей), обсерваторий астрономической и метеорологической, кабинетов механики, физической географии и судебной медицины. Благодаря крупному пожертвованию богатого сумского сахарозаводчика Харитоненко (100 тыс. руб. на строительство и 50 тыс. руб. на стипендии его имени) было построено здание для медицинского факультета, но проблема в целом решена не была.

Аналогичные трудности испытывали и другие университеты. Так, ректор Казанского университета профессор Н. Н. Булич сетовал на перенаселенность аудиторий, тесноту на медицинском факультете, ужасное положение библиотеки: «…безобразнее нашего библиотечного учреждения трудно представить… Я не говорю уже о совершенном неудобстве библиотеки для занятий в ней студентов… внутренность главной залы… в настоящее время… так загромождена шкалами и покрытыми густым слоем пыли, валяющимися на полу книгами, что в ней существует едва возможность пройти, а не заниматься спокойно».

Незавидным было и положение профессуры, особенно в провинциальных университетах. В 1875 году в шести университетах России работали 387 профессоров и доцентов. Современник так характеризовал условия существования профессоров Казанского университета в начале 70-х годов: «Сильно стесненные в средствах, так как жизнь с каждым годом становилась все дороже, не имея возможности не только приобретать книги, которые для каждого ученого составляют насущную потребность, но даже удовлетворять свои текущие обыденные потребности жизни». И, продолжая описывать бедственное положение провинциальной профессуры, автор добавлял: «От этого круга умственной деятельности в течение целого академического года добросовестному профессору по существу не приходилось пользоваться даже отдыхом, так как, с одной стороны, ему предстоял годичный курс, требовавший подготовки, с другой — привязанность к науке и техника научных исследований требовали непрерывных занятий. Но, тем не менее, несмотря на эту безостановочную работу, которая всегда делала и делает профессорскую должность едва ли не самой трудной из всех педагогических должностей государства, большинство профессоров — истинных тружеников — никогда не жалели о своем времени и трудах и с полной готовностью отдавали их делу общей пользы».

Несмотря на все трудности, творческая активность университетских ученых получила в этот период воплощение в ряде выдающихся научных работ: математика П. Л. Чебышева, физика А. Г. Столетова, механика Н. Е. Жуковского. Историческая наука обогатилась завершающими томами «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева (1878–1879), в это же время вышли в свет «Общинное землевладение…» М. М. Ковалевского, «Боярская дума в древней Руси» В. О. Ключевского и др.

Общедемократический подъем конца 70-х — начала 80-х годов оказал огромное воздействие на университеты. Под влиянием растущего общественного возбуждения, активизации революционной деятельности народников студенты начали принимать все более деятельное участие в разного рода публичных мероприятиях: юбилеях прогрессивных писателей, петициях, похоронах передовых общественных деятелей, затем сходках и демонстрациях. С весны 1878 года передовое студенчество принимает активное участие в общественных выступлениях против произвола властей. Многочисленные сходки в университетах страны прошли в связи с политическим «процессом 193-х». «Печать и высшая школа всегда являлись у нас наиболее чувствительными и нежными барометрами для определения политической погоды», — писал в своих воспоминаниях замечательный русский ученый-историк А. А. Кизеветтер.

Осенью и зимой 1878 года студенты Петербургского, Харьковского и Московского университетов обратились с петицией к наследнику престола великому князю Александру Александровичу (будущему императору Александру III). В петиции содержались просьбы о предоставлении корпоративных прав, разрешения касс взаимопомощи, сходок и других «прав человека». Подобные петиции подавались и студентами Петербургской Медико-хирургической академии. Харьковского ветеринарного института и других высших учебных заведений страны. В ряде случаев студенческие демонстрации были разогнаны полицией и казаками.

Академический конфликт стал приобретать политический характер.

В ответ на студенческие волнения правительство в изданных в 1879 году «Временной инструкции для университетской инспекции» и «Правилах для студентов» постановило: студенческие сходки, собрания, спектакли, а также подачу адресов и петиций запретить, усилить полицейский надзор за студентами. В обязанности инспектора теперь входило наблюдение за студентами во внеучебное время — посещение их квартир, вечеринок, изучение характера, интересов, дружеских связей каждого студента.

Однако дальнейшее нарастание революционной ситуации в период 1879–1881 годов притормозило последующие репрессивные меры против университетов и опубликование готовящегося нового университетского устава.

Лишь в августе 1884 года был обнародован новый университетский устав, явившийся «детищем» Д. Толстого, а позднее назначен министром просвещения И. Д. Делянов, который «был решительным врагом всяких либеральных веяний и являлся неизменным оруженосцем Победоносцева и Толстого».

Новый устав 1884 года был принят без предварительного одобрения Государственным советом, многие члены которого выступили с серьезными возражениями. Утвержденный императором устав, по выражению Б. Н. Чичерина, обезглавил университеты и «перевернул вверх дном». Показательно, что реакционная печать дала высокую положительную оценку уставу 1884 года «Московские Ведомости» писали, что в новом уставе «не допущено никаких искажающих дело компромиссов, не сделано никаких поблажек самодурству… Историческое дело благоустройства учебного дела в России, выпавшее на долю Толстого, получило теперь свое завершение… Надо всем простирается направляющий и контролирующий надзор государственной власти». Действительно, новый устав практически упразднил автономию университетов — был введен строжайший контроль министерства за преподавательской деятельностью, учебной программой и учебными планами университетов; министерство повышало и увольняло по представлению попечителя профессоров, «избирало» ректора и деканов факультетов. Историк А. А. Кизеветтер впоследствии так оценил значение устава: «Университетский устав 1884 года устанавливал некоторые полезные нововведения… совершенно ниспровергал университетскую автономию, сводил к нулю самостоятельность совета профессоров, уничтожал выборное начало в строе управления университетом, отменял выборы ректора и деканов и превращал ректора и деканов в чиновников назначаемых: ректор — министром народного просвещения, деканы — попечителем учебного округа».

В «Соображениях о приведении в действие постановлений нового устава» подчеркивалось политическое значение университетов: «университет как учреждение государственное не может не иметь политической цели», поэтому «…университетское воспитание… должно быть на службе государственных интересов и правительственной власти». Отсюда вытекало требование, чтобы «профессора в политическом отношении сознавали себя органами правительства и обязанными следовать его видам». Выборы профессоров не могут быть предоставлены «случайностям и пристрастиям», а должны быть результатом «внимательного и подробного обсуждения с решающим голосом центральной власти». Во время таких «избраний» профессоров и доцентов главное внимание обращалось на их «благонадежность» и образ мыслей. При этом наряду с прискорбными случаями увольнения способных ученых и педагогов случались и курьезы. Так, один доцент Харьковского университета (впоследствии видный ученый) был «оставлен за штатом», то есть не принят на должность, так как, «по частным сведениям», один его доклад на археологическом съезде в Одессе был признан не соответствующим официальной концепции. Однако впоследствии оказалось, что упомянутый доклад был сделан совсем другим человеком.

Решающее влияние на жизнь университета получил инспектор. Не будучи преподавателем, он, тем не менее, мог теперь совместно с деканом обсуждать распределение часов, содержание лекций и даже научные вопросы.

Поскольку одной из главных целей устава являлось стремление сделать невозможными студенческие беспорядки, то инспекторское наблюдение за студентами было «настолько усилено, что, по существу, приближалось к полицейской слежке.

„Сыск и шпионство царили в университетах, — писал позднейший исследователь. — В Казанском они проявлялись, кажется, в особо грубых формах… Там вводить устав 1884 года был назначен новый попечитель из ретивых директоров гимназий, некто Масленников — господин, как говорили, сделавший карьеру по протекции какой-то влиятельной монахини… Приступив к вылавливанию из студенческой среды крамольников, Масленников нашел себе хорошего помощника в лице… инспектора Потапова, который почти каждого студента почитал личным врагом“.

Совершавший инспекторскую поездку председатель ученого комитета министерства народного просвещения А. Георгиевский также положительно оценил деятельность казанского инспектора, его „тщательное наблюдение за студентами“, особо подчеркнув, что „инспекция в Казани была поставлена в правильные отношения к общей полиции и жандармскому управлению“.

Устав 1884 года внес изменения и в учебные планы университетов, при этом большой урон претерпело историко-филологическое образование. Было уничтожено деление историко-филологических факультетов на историческое, славяно-русское и классическое отделения. Основными предметами для студентов этого факультета стали древние языки, древняя история и мифология.

Бывший студент этого факультета, впоследствии академик С. А. Жебелев писал: „Из всех университетских факультетов факультеты историко-филологические были затронуты уставом 1884 года наиболее чувствительно. Строго говоря, эти факультеты, как таковые, были упразднены… В них сохранялась одна лишь классическая филология, понимаемая, опять-таки, не научно, а под определенным углом зрения…“. „Министр просвещения, — иронично продолжал мемуарист, — убежденный в том, что классическая филология — альфа и омега всех гуманитарных дисциплин, что в ней залог блага и спасения России… задумал… взрастить возможно большее количество филологов-классиков, как самый надежный оплот отечества…“.

В результате такой учебной программы студент филологического факультета мог его закончить, не прослушав таких лекционных курсов, как история России, русский язык и литература, славянское языкознание и другие, признанные „необязательными“. К счастью, большинство профессоров-классиков, читавших курсы классической филологии, понимали ее как научную дисциплину, а не как особого рода педагогический прием, имеющий в виду не столько научить, сколько „обуздать“ и „смирить“.

Во всяком случае, тем „привилегированным положением“, в какое профессоров-классиков должен был поставить устав 1884 года, они и в малой степени не пользовались. Более того, они, видимо, этого привилегированного положения конфузились, и вскоре же первые с жаром против него ополчились».

Не оправдала себя и система так называемых гонораров. При существовании в учебной программе «необязательных» и «обязательных» курсов, профессора, читавшие первые курсы, получали вдвое меньше, чем их коллеги, читавшие «обязательные» курсы, независимо от эрудиции и способностей лектора. Кроме того, подобная финансовая система была крайне тяжела для студентов.

Устав 1884 года вызвал многочисленные протесты как общественности, так и самих «универсантов», тем более что реакционное его значение было усилено последующими правительственными циркулярами. «Правилами» 1884 года студентам было запрещено выражать одобрение или неодобрение профессорам и вступать в брак во время обучения в университете. В 1885 году распоряжением Комитета министров в университетах вводилось обязательное ношение формы. Студенты были обязаны отдавать честь членам императорской фамилии и университетскому начальству. Запрещались студенческие собрания и сходки. За нарушение дисциплины были установлены системы наказаний.

Видный историк русской культуры П. Н. Милюков, признавая основной тенденцией устава 1884 года «подчинение профессорского преподавания и службы университетскому начальству и министерству», а также «усиление инспекторского надзора за студентами», писал о его последствиях в 90-х годах: «В области высшей школы борьба идет против академических условий, созданных уставом 1884 года Правительство отвечает на студенческие волнения, прежде всего, усилением репрессий. Высшая точка, до которой оно доходит в этом направлении, — это правило 29 июля 1899 года об отдаче в солдаты участников беспорядков. 183 студента Киевского университета были действительно отданы в солдаты в силу этих правил. Ответом было убийство министра народного просвещения Боголепова студентом (социалистом-революционером) Карповичем». Лишь после этого министерством просвещения было предложено советам университетов высказать свое мнение по поводу желательных изменений в уставе 1884 года. Советы потребовали восстановления автономии и возвращения прав студенческим организациям.

Устав 1884 года и последующие правительственные мероприятия отрицательно сказались и на материальном положении студенчества.

Поскольку основную массу студенчества второй половины XIX века составляли разночинцы, то естественно, что имущественное положение этой группы было недостаточным. Тем более что в течение ряда лет плата за обучение неуклонно возрастала. Если в 60–70-х годах студенты столичных университетов вносили в год 50 руб., а провинциальных — 20 рублей, то по уставу 1884 года плата была повышена до 60 руб., а после 1887 года (то есть после покушения на Александра III 1 марта 1887 года студента Петербургского университета Александра Ульянова — Н. Я. ) плата возросла до 100 руб. в год. Кроме платы за обучение студентам полагалось внести 20 руб. в комиссию для сдачи выпускных экзаменов и получения выпускного свидетельства. Государственными стипендиями же пользовались не более 15 % студентов каждого факультета. Получение ее было обусловлено рядом требований: представления справки о бедности, положительного отзыва инспектора о поведении студента и, наконец, благополучной сдачи так называемых «состязательных испытаний». Кроме государственных стипендий, существовали стипендии из фондов общественных и частных пожертвований. Студенты предпочитали обращаться за помощью к ним.

Но ни государственные стипендии, ни благотворительность не могли в значительной степени удовлетворить потребности неимущего студенчества, существование которого постоянно отравляла мучительная нехватка средств и постоянные поиски заработка. Впоследствии видный ученый профессор И. И. Янжул вспоминал, что, будучи студентом Московского университета, «последние гроши употреблял на публикации в „Полицейских ведомостях“, ища какого угодно заработка и давая взятки газетным разносчикам и наборщикам, чтобы они извещали меня раньше всех о опросах на труд… Из всех этих мер ничего хорошего не выходило… я оставался без заработка и задаром трепал свои старые и без того дырявые сапоги… Я распродал решительно все, что только можно продавать, и заложил все из более необходимого». Мемуарист тщательно воспроизвел бюджет студента, имеющего в месяц 25 руб. Кроме платы за комнату (11 руб.) наибольшие расходы на питание. Большинство студентов пользуется полусытными и нездоровыми обедами в кухмистерской. Минимальная плата за обеды в этих столовых 7 руб. 50 коп. Такая же цена и в платной столовой «Общества для пособия нуждающимся студентам». Кроме этого утренний и вечерний чай с сахаром обходился в месяц в 1 руб. 30 коп. Хлеб утром и вечером по 5 коп., всего в месяц — 3 руб. Освещение при небольшой лампе (керосиновой) — 50 коп., прачка 1 руб., мелкие расходы (мыло, баня, зубной порошок, бумага) — 50 коп. В итоге — 24 р. 80 к. «И 20 коп. остается на табак или театр».

Жилищные условия для большинства неимущих студентов были тяжелыми. Селились преимущественно в наиболее бедных кварталах, где комнаты были дешевле. Описание одного из подобных мест дает в своих воспоминаниях бывший студент Московского университета: «Узкие-преузкие улицы (Бронные, Козихинские).

Невзрачные деревянные домишки с полинявшей краскою, грязные, противные… Небольшие колониальные (то есть мелочные, торгующие различными товарами, в том числе чаем— Н. Я. ) лавочки с немытыми окнами. Отталкивающего вида ворота. Безобразные дворы — антисанитарные до последней степени. И всюду вонь, смрадная вонь подвалов, отхожих мест и помойных ям. В воздухе носятся ядовитые испарения… Население сплошь состоит из людей без определенных занятий, мелких канцелярских служащих, вдов и женщин разного типа… Пьяное веселье обитает рука об руку с вечной нуждой, перебиванием с хлеба на квас». В таких старых деревянных домишках Москвы или 4–5-этажных доходных домах Петербурга с дворами-колодцами снимали студенты комнаты. Если комната сдавалась одному студенту, то стоила 11 руб. в месяц с прислугою, то есть уборкой и самоваром по утрам: «… Это будет помещение, где можно спать и изредка заниматься, если позволят соседи и холод — эти неизменные спутники студенческих квартир». Но нередко бюджет студентов бывал меньше 25 руб. — 18 или 15 руб. в месяц составляли прожиточный минимум. Тогда комнату снимали втроем или вчетвером. Вот как рисует быт таких бедолаг известный публицист В. Гиляровский: «В каждой комнатушке студенческих квартир… жило обыкновенно четверо. Четыре убогих кровати — они же стулья; столик да полка книг, за переплетами которых переезжали из квартиры в квартиру клопы». Обедали в столовых (кухмистерских) или питались чаем с хлебом. При жесткой экономии вместо чая заваривали цикорий, «круглая палочка которого в 1/4 фунта стоила 3 коп., и ее хватало на четверых дней на 10».

Особенные материальные трудности возникали у бедных студентов с одеждой, особенно форменной. «И вот многие покупают пальто и тужурку где-нибудь по случаю: у товарищей, старьевщиков. Тут не приходится рассуждать, принято или не принято носить платье неизвестно с чьего плеча — может быть, больного или умершего от заразной болезни», — вспоминал бывший студент.

Вообще, обязательная форма вызывала у студентов не только новые расходы, но и насмешки. В. Гиляровский в своих воспоминаниях приводит стихи, которые ходили по рукам у студентов: «У Александра III было две слабости: страсть всех одевать в форму и увлечение игрой на тромбоне… Царь наш юный — музыкант. На тромбоне трубит. Только царственный талант Ноту „ре“ не любит. Чуть министр поднесет новую реформу, „Ре“ он мигом зачеркнет. И оставит форму».

Конечно, не все студенты так сильно нуждались, существовала категория среднеобеспеченных и хорошо обеспеченных студентов, которые не испытывали необходимости в приработках и не знали всей тяжести бедности. Родительские «вспомоществования» давали им возможность не только спокойно заниматься, но и приятно проводить время. Тем не менее, большая часть университетских студентов принадлежала к первой категории.

Несмотря на все сложности, которые испытывало университетское образование во второй половине XIX века, развитие его происходило поступательно. Увеличилось количество университетов: в 1863 году был открыт Новороссийский университет в Одессе, в 1888 году — в Томске, который стал крупнейшим для Сибири научным и культурным центром. Соответственно возросло и число студентов: в 1864 году их было 4328 человек во всех университетах России, в 1875 году — 5679, в 1885 году — 12 939, в 1894 году — 13 944.

К концу XIX века Россия занимала одно из первых мест в мире по теоретическим разработкам многих отраслей науки, и прежде всего — химии, физики, естествознания, математики. В эти достижения значительнейший вклад был сделан университетскими учеными — Д. И. Менделеевым, А. Г. Столетовым, И. И. Сеченовым, А. А. Марковым и др.

Российские университеты стали подлинными культурными центрами страны, способствуя созданию многих научных обществ, популяризации научных знаний, давая сотням и тысячам студентов не только высокую профессиональную подготовку, но прививая уважение к науке, широту взглядов и стремление к прогрессу. Д. И. Писарев писал: «Лучшие надежды Отечества сосредоточиваются на университетах».

А.М. Феофанов

УНИВЕРСИТЕТ И ОБЩЕСТВО: СТУДЕНТЫ МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА XVIII - НАЧАЛА XIX ВЕКА (СОЦИАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ И БЫТ)

UNIVERSITY AND SOCIETY: STUDENTS OF MOSCOW UNIVERSITY IN XVIII -ARLY XIX CENTURY (BACKGROUND AND MODE OF LIFE)

Ключевые слова: история России конца XVIII - начала XIX века, Московский университет, социальный состав населения, студенчество, социальный состав населения Российской Империи.

Key words: history of Russia of late XVIII - early XIX century, Moscow University, social membership of population, students, social membership of population of the Russian Empire.

Аннотация

В статье говориться о существовании Московского императорского университета в первые десятилетия его существования, конец XVIII - начало XIX века. Затрагивается такой малоизученный вопрос как жизнь студенчества, его социальный состав, быт, культурная жизнь, участие в общественной жизни. Сравниваются условия жизни и обучения в Московском университете с условиями существовавшими в западных, прежде всего немецких университетах.

The article tells about Moscow Imperial University in the first decades of its existence (late XVIII - early XIX century). There is touched upon such an insufficiently known problem as students’ life, its social membership, mode of life, cultural life, participation in public life. The conditions of life and education in Moscow University are compared to those of European ones, first of all of German universities.

Становление и развитие Московского университета происходило при непосредственном участии государства, которому требовались подготовленные кадры. Выпускники университета пополняли ряды чиновников, военных, становились литераторами, учеными и придворными, т.е. составляли элиту общества. Но университетское образование далеко не сразу приобрело ценность в глазах общества. А именно отношение общества к получению образования и определяло численность учащихся. Конечно, и взгляд общества на университет менялся в зависимости от политики, проводимой государством, и не только в области образования, но и социальной политики. Сам университет как научный и общественный центр оказывал культурное влияние на общество.

Численность и социальный состав. Социальный состав отражает меру связи с университетом различных слоев общества. До сих пор в историографии не получил должного освещения вопрос о численности и социальном составе студентов Московского университета рассматриваемого периода. Все ограничивалось общими фразами о «разночинском характере» Московского университета второй половины XVIII - первой четверти XIX в., с тем, чтобы подчеркнуть его «демократическое» направление.

Выделяются несколько эпох в динамике численности студентов Московского университета. Всплески поступлений связаны с повышением внимания общества к

университету. За всплеском (иногда) следовали падения. Резкий рост числа студентов связан с муравьевским обновлением университета, когда произошло утроение количества студентов.

В начальный период, длившийся до конца 1770-х гг., максимальное число принятых в студенты не превышало 25 человек, а среднее значение составило 15 поступающих за год.

С 1780 г. в динамике численности студентов Московского университета ощущаются результаты воздействия начавшегося в 1779 г. «новиковского десятилетия». В 1780-1784 гг. количество поступающих в студенты резко возросло и колебалось от 17 до 54 человек при среднем числе в 37 человек. Значительное число студентов в эти годы были приняты на содержание Дружеского ученого общества.

С 1785 г. в поступлении студентов вновь наступил спад. Московский университет как центр масонского кружка вызывал беспокойство и недоверие правительства Екатерины II, общественные начинания Новикова были подавлены, сам же университет еще не мог самостоятельно обеспечивать себе широкий приток студентов.

Новый период в динамике численности студентов открыл 1803 г., когда одним из результатов университетских реформ стало привлечение общественного внимания к Московскому университету. Количество поступающих с этого момента неуклонно растет: в 1803-1809 г. составляет от 28 до 61 чел., в 1810-1820 - от 70 до 117 чел. Все это свидетельствует о качественном изменении общественного статуса Московского университета после принятия Устава 1804 г. и новой роли студентов в обществе, когда обучение в университете стало рассматривать необходимым для дальнейшего вхождения в жизнь. С этим же изменением связан и четкий рубеж между 1809 и 1810 гг. под влиянием принятого 6 августа 1809 г. указа об экзаменах на чин. Этот указ устанавливал прямую связь между образованием и производством в чин, требуя от всех желающих получить чины 8 и 5 класса предъявить аттестат, полученный от университета и свидетельствующий о сдаче экзаменов. После принятия указа количество желающих стать студентами резко выросло.

Начав со скромной цифры в 30 студентов и около 15 поступающих в год, Московский университет к 1812 г. вышел на рубеж в 300 учащихся (студентов и слушателей), что вывело его в ряд крупнейших университетов Европы.

Московский университет был всесословным учебным заведением. Невысокая численность студентов Московского университета во второй половине XVIII в. объяснялась прежде всего недостаточным притоком сюда из ведущего российского служилого сословия - дворянства. В глазах российских дворян того времени обучение в университете само по себе не являлось ценностью, изучение университетских наук считалось роскошью, не нужной для дальнейшей службы, да и «самое слово студент звучало чем-то не дворянским». Дворяне охотно учились в гимназии, но вместо продолжения учебы в университете предпочитали поступать в кадетские корпуса или сразу на военную службу. Разночинцы же чаще поступали в духовные учебные заведения, ибо не имели средств для обучения в университете за свой счет.

В Европе точно также путь к высшим государственным должностям дворяне предпочитали пролагать через военную карьеру. Представители благородного сословия «питали непреодолимое отвращение к экзаменам и дипломам, поскольку в отличие от простолюдинов им не нужно было документально подтверждать то, что полагалось им по праву рождения». Можно вспомнить М.М. Сперанского, который резко высказывался об экзаменах на чин, предлагая принимать всякого дворянина в воинскую службу офицером, требуя от них единственно знания начал математики и русского языка.

С начала XIX в. формируется устойчивая тенденция, по которой дворяне составляли не менее половины от поступавших. Эти выводы позволяют значительно скорректировать утверждения о «разночинском» характере Московского университета.

Всего за период от основания Московского университета до начала Отечественной войны 1812 г. нами выявлено по различным данным (указанию сословия при зачислении в университетскую гимназию, титулу, биографическим данным) около 500 дворян и более 400 разночинцев, из общей численности около 1400 человек учившихся в Московском университете данного времени. Отсюда можно заключить, что число дворян составляло более трети от общего числа всех студентов второй половины XVIII - начала XIX в., но вряд ли более половины. Нужно также учесть, что многие выпускники Благородного пансиона, которые являлись дворянами и становились посетителями университетских лекций, оставаясь в ведении пансионского начальства, т.е. фактически студентами, не попадали в публикуемые списки студентов.

Рассмотрим теперь основные социальные группы студентов второй половины XVIII - начала XIX в. подробнее. Разночинцы. В эту группу входят дети солдат, мещан, купцов, мелких чиновников (канцеляристов, копиистов, приказнослужителей), реже дети секретарей (правлений, департаментов и духовных консисторий), врачей (штаб-лекарей, лекарей и подлекарей), аптекарей, учителей. Основную же часть разночинцев составляли дети духовенства, в основном сельских священников, реже дьяконов, а также пономарей, псаломщиков и других причетников.

Иногда выходцы из духовного сословия могли иметь тесную связь с другими социальными группами: это были дети священников, чьи предки были дворянами, но по каким-то причинам приняли сан. Например, отец Федора Петровича Лубяновского был из дворянского рода, происходящего от польского выходца, но сам служил священником. Из дворянского рода был и Антон Антонович Прокопович-Антонский, отец которого стал священником в Черниговской губернии.

Крестьяне же в Московском университете в этот период практически не учились (хотя такую возможность им давал «Проект об учреждении Московского университета» 1755 г.): известен лишь пример Гаврилы Журавлева, крепостного бывшего

университетского директора князя М.И. Аргамакова. Некоторые крепостные могли учиться в Московском университете по разрешению своих хозяев, но не получив вольной и, соответственно, не будучи студентами. Так обучался в университете крепостной Николай Смирнов, который был дворовым человеком князей Голицыных.

Дворяне. Среди студентов Московского университета второй половины XVIII в. представлен весь спектр российского дворянства - от столичного до провинциального, от титулованных особ до мелкопоместных семей. Первые титулованные дворяне появились среди студентов Московского университета уже в 1760 г. Это князья Леон Грузинский и Тимофей Гагарин. Мы встречаем также представителей таких фамилий, как Шихматовы, Салагины, Касаткины-Ростовские, Дивеевы. В это же время учился в Московском университете и известный мемуарист, поэт и драматург, князь И. М. Долгоруков.

Разумеется, среди дворян, учившихся в Московском университете, были представители не только аристократических родов, но и широкой массы служилого дворянства. В 1779 г. для привлечения к учебе дворян был открыт Благородный пансион, созданный по инициативе М.М. Хераскова. Вскоре пансион приобрел репутацию ведущего в Москве элитного учебного заведения. Ученики высших классов получали право на посещение университетских лекций. Таким образом, для учащихся Благородного пансиона производство в студенты на рубеже XVIII-XIX в. не противоречило тому, что они продолжали находиться в самом пансионе: такие примеры мы находим в биографиях

братьев Тургеневых, Грамматина, Одоевского. При этом дворяне охотно учились в пансионе, но редко продолжали обучение в самом университете.

В результате деятельности попечителя М.Н. Муравьева в Московском университете и правительственных реформ в сфере образования начала XIX в. не только резко увеличилась численность студентов, но изменился и социальный состав студенчества. С 1807 по 1812 гг. в университет каждый год поступали титулованные дворяне. В списках студентов появились фамилии не только русских князей, но и немецких прибалтийских баронов, таких как Энгельгард, Ридигер, Бистром, Будберг и др.

В Европе представителям третьего сословия университетский диплом открывал путь к государственной (королевской или княжеской) службе1. В ответ на конкуренцию со стороны образованных простолюдинов, которые служили в государственном аппарате, потребность в образовании возникла и в дворянской среде. В XVIII в. «господствующее сословие, чтобы сохранить свое положение, было вынуждено получать университетское образование»2. Лекции профессоров слушает аристократия, в том числе князья, графы, бароны и принцы королевского дома. Титулованная знать составляла в XVIII в. в университетах Вюрцбурга, Тюбингена, Страстбурга и Иены около 5%, в Лейпциге, Гейдельберге и Галле около 7%, а в Геттингене достигала даже 13%3

Российские же дворяне второй половины XVIII в. рассматривали университет в качестве ступеньки для начала будущей служебной карьеры, причем использовали для этого в основном гимназию (где получали аттестаты, необходимые для производства в чин, чего не было в Европе), а в студенты записывались редко. Поэтому изначально студенчество Московского университета, действительно, имело разночинский характер, хотя доля дворян в нем составляла около одной четверти и была вполне ощутимой. Постепенно социальный состав студентов изменялся в пользу все большей доли в нем дворян, что говорило об укреплении общественного признания университета и его роли для получения образования служилым сословием.

Возраст студентов, зачисляемых в университет. Точный ответ значительно затруднен вследствие несовершенства наших источниковых данных. При отсутствии архива за вторую половину XVIII - первое десятилетие XIX в. мы в наших реконструированных списках студентов можем установить год их рождения только при наличии каких-либо дополнительных данных. Это, во-первых, сохранившиеся в РГАДА ведомости об успехах студентов, учившихся в 1764-1768 гг., в которых наряду с другими данными приводился возраст студентов. Также год рождения известен у тех из студентов, которые стали писателями, государственными и общественными деятелями, и тогда студенческие списки можно дополнить данными из биографических словарей.

Большинство студентов при поступлении в Московский университет имело возраст от 15 до 19 лет. Абсолютный рекорд для второй половины XVIII в. зафиксирован в случае с Евгением Сырейщиковым (в будущем - преподавателем университетской гимназии, получившем там звание экстраординарного профессора философии): он был произведен в студенты из гимназии в возрасте 11 лет в 1768 г., когда студенческий состав был значительно ослаблен после изъятия нескольких десятков студентов для работы в Уложенной Комиссии. В начале XIX в. такие случаи встречались несколько чаще: так в 11 лет поступил в студенты Александр Лыкошин и, по-видимому, его товарищ Грибоедов (если допустить более позднюю из двух возможных дат рождения писателя), причем в 13 лет Грибоедов уже окончил словесное отделение университета его со степенью кандидата, а в дальнейшем продолжал слушать лекции этико-политического отделения.

В целом в XVIII в. студенты были старше (16-18 лет), чем в начале XIX в., а еще старше (как правило, 19 лет и выше) являлись поступавшие в университет выпускники семинарий (как писал Д.Н. Свербеев, они уже «брили бороды»). В связи с желанием дворянских семей ускорить продвижение своих отпрысков по чинам в начале XIX в. появилось такое явление как «студенты-мальчики».

Именно Устав 1804 г., закрепивший за званием студента университета права на чин 14 класса, стимулировал дворянские семьи к тому, чтобы отдавать своих детей в студенты как можно раньше (явление, родственное тому, как в XVIII в. дворянские дети с младенчества

числились в полках). То, что при зачислении в университет в начале XIX в. в дворянских семьях ценилось прежде всего звание студента, а не возможность постигать науки, прекрасно передает дневник С.П. Жихарева. «Звание мое не безделица и порадует моих

домашних», - пишет Жихарев, ставший студентом в 1805 г. в 16 лет. «Предчувствую, -продолжает он, - что недолго слушать мне добрых моих профессоров. Отец, обрадовавшись моему 14 классу, торопит службою».

1 Хаванова О.В. Заслуги отцов и таланты сыновей. С. 12.

Паульсен Ф. Германские университеты. С. 110.

3 A History of the University in Europe. P. 321.

Таким образом, «омоложение» студенчества Московского университете в начале XIX

в. связано с притоком в студенты молодых дворян.

Главными проблемами организации студенческого быта являются: выделялись ли студенты как обособленная группа, и с помощью каких атрибутов это осуществлялось. Согласно п. 21 «Проекта об учреждении Московского университета» конечной целью учебы студента является получение им аттестата. Этот аттестат выполнял определенную социальную функцию (чего, как правило, не было в западных университетах) - оказывал «протекцию» при вступлении на службу. Студенты-дворяне в XVIII в. стремились получить аттестат, дававший право на производство в следующий чин. Для разночинцев университет должен был особо «ходатайствовать» об их чинопроизводстве.

Первоначально университет рассматривался государством почти исключительно как учебное заведение для подготовки чиновников, которых можно забирать, не дожидаясь, пока закончится период их обучения. Значительное число студентов, не окончивших курса, определяли на службу в Сенат и др. государственные учреждения, назначали учителями. Так, в 1767 г. в Уложенную Комиссию было взято 42 студента, что нарушило нормальный ход обучения, так как после этого на «высших» факультетах осталось только 5 студентов: 4 на юридическом и 1 на медицинском.

Нормальный ход учебы многих из студентов прервала Отечественная война 1812 г., в период которой многие из них бросали учебу, вступали в ополчение или шли оказывать медицинскую помощь в армию. Среди причин увольнения студентов в этот период встречается уже и желание продолжить образование в других учебных заведениях. Например, Василий Матвеевич Черняев в 1812 г. перешел на медицинский факультет Харьковского университета.

Правила поведения в университете были достаточно строго регламентированы. Первый из внутриуниверситетских актов, регламентирующих быт студентов, был принят в 1765 г. Студентам запрещались ссоры и драки, особенно строго - дуэли и секундантство. Этот проект был в 1765 г. издан под названием «Устав, к наблюдению которого все университетские студенты обязуются письменно». Для приема в студенты требовалось свидетельство «о благонравии». Студенты должны были «одеваться пристойным образом, избегая цинической гнусности, так как и излишнего щегольства», «жить скромно и соразмерно своим доходам, не входя ни в какие долги».

Корпоративным признаком университета являлся мундир. «Университет имел свой мундир, сходственный с мундиром Московской губернии», малинового цвета с синим бархатным воротником и белыми пуговицами. Первое упоминание о введении мундира в университете относится к 1782 г. и связано с празднованием 20-летия восшествия на престол императрицы Екатерины II. Мундир Московской губернии, который должны были носить и профессора, и студенты, тогда представлял собой красный суконный камзол, панталоны до колен, чулки, башмаки и черная треугольная шляпа.

Но далеко не все студенты носили такой мундир. Исключения составляли лишь дни общеуниверситетских торжеств. Из записок Тимковского известно, что «в одеянии студенты не имели никакой определенной формы», даже «университетский мундир не все имели. Каждый, и состоящий на жалованье, одет был, как мог и как хотел». Сам Илья Федорович носил мундир «новгородский синий с черным».

«Формы, - вспоминал Полуденский, учившийся в университете в 1790-х гг., - как теперь, своекоштные студенты не имели, что ж касается до казенных, то они имели

сюртуки и мундиры. В мундирах между разночинцами и дворянами была разница, и, как прежде было сказано, они жили врознь. - Сначала у разночинцев мундир был синий, с красными обшлагами, а у дворян красный с синими обшлагами». На самом деле, разница в мундирах между разночинцами и дворянами была только у гимназистов. «Когда разночинцы гимназисты производились в студенты, - указывает П.И. Страхов, - им малинового цвета платье менялось на зеленое дворянское».

14 октября 1800 г. был официально утвержден собственный мундир Московского университета, отличный от мундиров прочих ведомств - темно-зеленый кафтан, «воротник и обшлага на кафтане малиновые, пуговицы белые, в одной половине с гербом Империи, а в другом с атрибутами учености». 9 апреля 1804 г. постановлением «О мундирах для Московского университета и подведомых оному училищ» был утвержден новый студенческий мундир: «однобортный кафтан темно-синего сукна, со стоячим воротником и обшлагами малинового цвета», украшенный золотым шитьем. Но и в царствование Александра I студенты, в особенности своекоштные, продолжали носить свое собственное платье. По воспоминаниям, «студенты, как казенные, так и своекоштные, ходили в партикулярных платьях, разумеется, почти все в сюртуках и редкие во фраках». И даже еще в 1820-х годах, по воспоминаниям Пирогова, «мундиров еще не существовало».

Ситуация изменилась только в царствование Николая I. При осмотре университета было замечено, что учащиеся «не имеют единообразной и определенной во всех отношениях формы одежды». 22 мая 1826 г. было издано постановление «О дозволении казенным студентам Московского университета иметь на мундирах погончики» «для различия их от своекоштных», а 6 сентября 1826 г. постановление «О мундирах для студентов Московского университета и для воспитанников благородного пансиона и гимназии». Согласно ему, был принят синий однобортный студенческий мундир. Форма нужна была для того, чтобы «учащиеся, имея единообразное платье, приучались к порядку и к будущему назначению своему для государственной службы».

Не менее, а даже и более важным признаком студента, нежели мундир, являлась шпага. В § 23 Проекта об учреждении Московского университета указывалось, что шпага дается студентам «во ободрение», «как и в протчих местах водится». Шпага являлась символом личного достоинства, носили ее дворяне. Таким образом, недворяне, получая звание студентов, как бы уравнивались в правах с благородным сословием. К тому же, в соответствии с Уставом 1804 г., студент университета, поступающий на службу, сразу записывался в 14 класс, дававший права личного дворянства. Поэтому после 1804 г. вручение шпаги уже имело не только символический, но и реальный смысл изменения бывшим разночинцем своего социального статуса. И.М. Снегирев вспоминал о том, как он после производства в 1807 г. в студенты «с детским восхищением надел студенческий мундир, трехуголку и привесил шпагу, которую клал с собою на постель... Мне казалось, что не только родные и соседи, но и встречные и поперечные заглядывались на мою шпагу, а что более всего льстило моему ребяческому тщеславию, будочники и солдаты отдавали мне честь».

Здесь мы видим явное сходство с немецкими университетами. Паульсен отмечает, что если в средние века «схоласта университетские уставы заставляли носить духовное платье, с середины 17 столетия студент как в одежде, так и манерах считает для себя образцом дворянина. А вместе со шпагой, этой необходимой принадлежностью дворянского костюма, в университетский мир проникла и дуэль». Характерно, что в это же время в университетах появляются учителя фехтования (в средние века носить оружие студентам было запрещено). Так «формы жизни дворянства приобретают значение идеала; место средневекового схолара, клирика-семинариста, занимает академический студент XVII в., играющий роль кавалера».

Согласно § 24 «Проекта об учреждении Московского университета» был учрежден университетский суд. Появление такого университетского суда подтверждало

корпоративную природу первого российского университета: ведь для любого

европейского университета такой суд был неотъемлемой принадлежностью и осуществлял право «академической свободы» членов корпорации, согласно которому ни один из них (профессор, студент или даже служащий университета) не был подсуден городским властям, но мог судиться только такими же, как и он, членами корпорации, и только в соответствии с законами, изданными его университетом. Правда, в Московском университете эта норма приживалась плохо и безукоснительно действовала только в отношении студентов, тогда как учителя гимназии во второй половине 1750-х гг. имели несколько столкновений с московским магистратом, пытаясь доказать, что те не имеют права арестовывать их за проступки (в частности, за долги). Университетский Устав 1804 г. подтвердил корпоративное право университетского суда.

О ведении дел в университетском суде в XVIII в. дают представление выдержки из протоколов университетской Конференции. Суд осуществлял директор университета совместно с другими членами Конференции. Наказаниями студентов, нарушавших дисциплину (в основном, из-за драк) были лишение шпаги, заключение на несколько дней в карцер, увольнение с казенной стипендии, наконец, исключение из университета.

Особым родом нарушения университетских предписаний были случаи женитьбы студентов. Хотя ни в каких университетских законах не существовало прямого запрета студенту жениться, однако куратор Адодуров писал: «Уведомился я, что из состоящих на казенном содержании студент Юдин женился... А как ни в одной Академии и в университетах того не бывает, да и студентам не токмо оное неприлично, но и в обучении наукам делает великое препятствие». Студент Юдин был лишен стипендии.

Некоторые студенты бежали из университета. В ордере куратора Адодурова о «беглом студенте» Иване Попове от 30 октября 1768 г. описан как раз такой случай. За свой поступок студент Попов был исключен из университета и отослан в контору Синода, поскольку он происходил из духовного сословия. Таким образом, исключенный студент лишался достигнутого им повышения социального статуса, возвращаясь обратно в свое сословие.

Студенчество в XVIII в. начинает осознавать собственную идентичность, осознавать себя как некую общность, отличную от прочих обитателей города. Это проявлялось, в частности, в столкновениях представителей университета с городскими жителями. Такие стычки начинаются с самых первых лет его существования. Уже в 1757

г. зафиксирована драка гимназистов с «титулярными юнкерами» (учениками коллегий). Ее зачинщик Петр Аргамаков, сын университетского директора, вместе с другими участниками был арестован и наказан розгами.

«Г ородская полиция, - вспоминал Пирогов, учившийся в Московском университете в 1824-1828 гг., - не имела права распоряжаться со студентами и провинившихся должна была доставлять в университет». Эта привилегия была отменена указом Николая I от

4 сентября 1827 г. «О поручении студентов Московского университета, живущих вне университета, надзору городской полиции».

Студенты, неспособные учиться на своем содержании, принимались на казенный кошт на основе прошения при условии хорошей успеваемости, хорошего поведения и предъявления свидетельства о бедности, подписанного несколькими лицами благородного происхождения. Первые казеннокоштные студенты получали в год по 40 руб. В 1799 г. их жалованье, которое выдавалось по третям, составляло уже 100 руб. в год. Если число казенных студентов превышало установленное количество, им могла выплачиваться ученическая стипендия, т.е. такая, какую получали казеннокоштные гимназисты. С 1804 г. казенный кошт составлял в год 200 руб., а на медицинском отделении - 350 руб. В казеннокоштные принимались прежде всего те студенты, которых правительство готовило к службе в качестве врачей или учителей. По окончании университета они должны были в

качестве компенсации государству за обучение прослужить не менее 6 лет по ведомству Министерства народного просвещения.

Некоторые студенты жили на квартирах у знакомых или родных. М.А. Дмитриев жил у дяди. По родству с профессором Барсовым на его квартире жил Полуденский. Без помощи знакомых или родственников содержать себя своекоштным студентам было бы достаточно сложно.

Любимым местом студенческих собраний был трактир «Великобритания», где иногда устраивались товарищеские попойки. Вообще студенты часто посещали трактиры. «Очень часто случалось, - вспоминал Дмитриев, - что, возвратясь в час пополудни с лекций, я должен был отправляться пешком обратно или на Тверскую, или на Кузнецкой мост обедать у ресторатора».

В письме из Геттингена брату, А.И. Тургеневу, Николай, отвечая на упрек А.Ф. Мерзлякова, которому «больно было видеть брата друга его часто в кофейной и с Чеботаревым», пишет: «туда ходил я не для шалостей, не для того, чтобы там пить и дурачиться, но для удовольствия, совершенно позволенного. Там часто находил я знакомых, приятелей, разговаривал с ними, пил чай, кофе, читали газеты и более ничего».

«По известному в то время грозному изречению Сандунова: «Самовар - инструмент трактирный и в школе не годится», на этот инструмент наложено было veto, и потому некоторые имели медные чайнички и таким образом утешались чаепитием. Другие убегали для этого дела в трактиры Цареградский (в Охотном ряду) и Знаменский (недалеко от нынешней Казенной палаты). В этих светлых заведениях (теперь уж и следов их нет) некоторые из студентов были постоянными завсегдатаями». В трактирах студенты пили не только чай, но и напитки покрепче. «Бывало так: половой подал чай, через несколько секунд ложечка стучит, половой вбегает. Ему говорят: «Подай еще горячей воды», он схватывает чайник, в котором еще много воды (и не вода нужна) и приносит тот же чайник, будто с водою, но в нем aqua vitae. Видно, тогда кондиции трактирных заведений не дозволяли торговать драгоценной влагой, и хозяева боялись соглядатаев, которые без сомнения везде были». Казеннокоштные студенты успевали посетить трактир даже утром перед лекциями.

Жихарев предпочитал другим развлечениям обеды и балы, часто посещал оперу и балет. Воспитанники университета с менее взыскательными запросами развлекались по иному: они участвовали в кулачных боях на Неглинной, где по воспоминаниям И.М. Снегирева, «сходились бурсаки духовной академии и студенты университета, стена на стену: начинали маленькие, кончали большие. Университантам помогали неглинские лоскутники».

Многие студенты любили в праздничные дни гулять в Марьиной роще или Сокольниках. Ляликов вспоминает, что студенты «не пропускали и так называемых монастырских гуляний по их храмовым праздникам. Раз, помню, втроем наняли мы лодку у Москворецкого моста (6 авг.) и поплыли к Новоспасскому монастырю. Плавали также к Воробьевым горам, лакомились молоком и малиной в Марьиной роще и в Останкине».

Посещали студенты и театр. Университетский театр был одним из первых в России. В подготовке спектаклей принимали участие студенты и гимназисты. Театр нес просветительскую миссию, сближая университет с русским обществом. Кроме театральных представлений, давались маскарады тоже на святках или масленице, а «по воскресеньям и праздникам случались иногда вечерние танцы или концерты».

С 1760 г. студенческая труппа становится профессиональной и получает название «Российский театр». В университетском театре начали свою деятельность такие русские актеры, как Троепольская, Лапин, Михайлова и др. В 1776 г. антрепренером Медоксом был создан первый в Москве постоянный публичный профессиональный театр, для которого в 1780 г. Медокс построил большое здание на улице Петровке - Петровский театр. Именно в нем в 1783 г. впервые в Москве была показана комедия «Недоросль» Фонвизина. В состав труппы входили выдающиеся актеры, и в их числе - Петр

Алексеевич Плавильщиков, окончивший в 1779 г. Московский университет. В 1825 г. на месте Петровского театра построено новое здание (ныне Большой театр).

На посещение театра и покупку книг студенты тратили сэкономленные деньги, оставшиеся после платы за учебу, а также заработанные переводами книг и частными уроками.

Важная роль в период пребывания студентов в университете отводилась их церковной жизни. Когда университет помещался в здании Аптекарского дома, студенты ходили на службу в Казанский собор. После того, как университет приобрел дом Репнина, «подле сего места рядом стоявшая по Никитской улице приходская каменная церковь Успения Богоматери, или св. Дионисия Ареопагита, была переименована университетскою и присоединена к нему». 5 апреля 1791 г. была освящена в левом крыле строящегося университетского здания на Моховой церковь во имя св. мученицы Татианы. В сентябре 1817 г. домовым храмом университета стала церковь св. Георгия на Красной горке, а в 1820 г. в ней был освящен придел в честь св. мученицы Татианы.

По воспоминаниям Полуденского, в конце XVIII в. церкви в это время особенной при университете не было, а поочередно учащихся водили в разные приходские храмы.

Как вспоминал Ляликов, студенты «обыкновенно говели на первой неделе Великого поста. Всенощную слушали в большой столовой во всегдашнем присутствии Сандунова и обоих суб-инспекторов. Хор был из своих». «Приобщались мы Св. Таин, -вспоминал он, - в Георгиевской церкви на Моховой. Представьте же себе (меня и теперь это удивляет): во все время, довольно продолжительное, причащения студентов (нас было человек 40, да медицинских втрое больше) пелену пред подходящими к потиру держали Сандунов и Мудров, как инспекторы». Студенты посещали не только университетскую церковь, но и другие московские храмы. «Вообще нам часто повторяли - ходить к службе в свою приходскую (Георгия на Красной горке) церковь; но все постоянно ходили в соседний Никитский монастырь или кучками куда-нибудь вдаль, например в Донской, Новодевичий». Причинами выбора той или иной церкви служили как красивое пение, так и хорошая проповедь в этом храме. Любителем церковного пения был Жихарев. После обедни, правда, он может отправиться смотреть картинную галерею (покойного князя Голицына) или конские бега.

Студенты проявляли себя и как часть литературного пространства Москвы. В XVIII в. университет включал в себя целый комплекс учреждений. При нем функционировали библиотека, типография и книжная лавка. Именно в университетской типографии стала печататься газета «Московские ведомости», вокруг которой объединились любители словесности. К работе над выпуском этой газеты привлекались гимназисты и студенты Московского университета. «Литературная и типографская деятельность при университете, - пишет Шевырев, - с каждым годом оживлялась более и более. Газеты возбуждали внимательное участие публики. В 1760 году невозможно было найти в книжной лавке полного экземпляра газет за предшествовавший год».

В начале 1760-х годов при Московском университете возникает новая группа периодических изданий - литературные журналы. Университетские издания были задуманы как план воспитания общества путем культурного воздействия на него.

Четыре первых журнала («Полезное увеселение», «Свободные часы», редактором которых был Херасков, «Невинное упражнение» (издавал И.Ф. Богданович), «Доброе намерение»), выходившие при Московском университете в начале 1760-х годов, были изданиями литературными. В них участвовали известные писатели - Сумароков, Херасков, Тредиаковский и обширная группа молодежи, начинавшей пробовать свои силы в творчестве.

В 1771 г. по инициативе куратора Мелиссино в Московском университете было образовано первое его официальное ученое общество - Вольное «российское «собрание. Оно было учреждено «для исправления и обогащения Российского языка, чрез издание полезных, а особливо к наставлению юношества потребных, сочинений и переводов,

стихами и прозою». Председателем собрания был сам Мелиссино, замещал его директор университета

М.В. Приклонский. В число членов общества входили многие «знатные особы», такие как княгиня Дашкова, историк М.М. Щербатов, Сумароков и сам князь Потемкин. Заседания собрания проходили очень торжественно и пышно. По описаниям современников, Потемкин сидел за столом, «выставляя напоказ бриллиантовые пряжки башмаков своих, щеголяя ими перед студентами, которые в мундирах, стоя вокруг, присутствовали при этих заседаниях». Вольное российское собрание привлекло к делу просвещения российскую элиту, что позволило оказать значительное влияние на общество и породить множество сторонников, включая Новикова и М.Н. Муравьева.

Общества несколько иного характера появились при Московском университете в 1780-х гг. Их появление связано с деятельностью масонов, прежде всего Новикова и Шварца. Новиков сам являлся питомцем Московского университета, к работе в университете его привлек Херасков. 1 мая 1779 г. университет заключил с Новиковым контракт, по которому университетская типография передавалась ему в аренду на десять лет. Главная цель Новикова заключалась в том, чтобы распространять просвещение, «которое он разумел не иначе, как основанным на религиозно-нравственных началах, преимущественно в духе мистическом». Для перевода иностранных книг он привлекал студентов, оказывая тем самым им существенную материальную подддержку. С 1779 г. он издает в Москве журнал «Утренний свет».

В 1779 г. Новиков познакомился с Шварцем, профессором немецкого языка при университете. Их общими целями были «подготовка учителей в духе масонской этики, внедрение новых правил воспитания». Благодаря их трудам, в 1779 г. была открыта Учительская (Педагогическая), а в 1782 г. - Переводческая (Филологическая) семинарии. Первая из них предназначалась для подготовки студентов к преподавательской деятельности, а вторая - для перевода на русский язык иностранных сочинений. 13 марта 1781 г. в университете, по инициативе Шварца, было открыто первое студенческое общество под названием «Собрание университетских питомцев». Целью общества ставилось «усовершенствование российского языка и литературы» через сочинения и переводы. Многие студенты являлись активными участниками собрания. М.И. Антоновский «сочинил обществу оному устав, правилам коего соображаясь члены сего общества столь хорошо образовались, что, по выходе их из университета и по вступлении в государственную службу, тогда же оказались самыми способнейшими людьми к оной, так что редкий из них ныне служит без отличия (кроме одних гонимых завистию и злобою), менее 4-го класса».

В 1782 г. на масонской основе вокруг университета сложилось Дружеское ученое общество. Оно объединяло более 50 человек. На его иждивении обучались более 20 студентов, среди которых будущие митрополиты Серафим (Глаголевский) и Михаил (Десницкий), профессора П.А. Сохацкий, А.А. Прокопович-Антонский и П.И. Страхов. Именно кружок товарищей Новикова по Дружеском ученому обществу и осуществлял выпуск литературных изданий при университете в 1780-е гг.

В 1781 г. Новиков выпускал «Московское ежемесячное издание», в 1782 г. начинает издаваться журнал «Вечерняя заря», а с 1784 г. - «Покоящийся трудолюбец». Содержание этих журналов главным образом состояло из написанных студентами стихотворений или «рассуждений» на нравственно-философские темы. «Покоящийся трудолюбец» имел явно выраженную оккультно-мистическую направленность, о чем говорит то, что там помещались такие статьи, как «О науке, называемой Кабале», а также давалась положительная оценка известного мистика Сведенборга.

Столь явная пропаганда мистицизма не могла не обратить внимания властей. В указе от 23 декабря 1785 г. Екатерина II писала, что в типографии Новикова печатаются «многие странные книги» и архиепископу Платону было предписано рассмотреть их и испытать Новикова в законе Божием. В результате кружок Новикова подвергся гонениям:

в 1786 г. были закрыты Филологическая семинария и Дружеское ученое общество. В результате студенческая литературная деятельность замерла на несколько лет.

Студенты Московского университета принимали самое деятельное участие в общественно-литературной жизни России. Многие из них были талантливыми писателями, поэтами; некоторые из них стали издателями. Благодаря переводческой деятельности студентов Москва и вся Россия знакомилась с западной литературой. Процесс образования и воспитания продолжался вне стен университетских аудиторий, на частных квартирах. Студенческие кружки формировали новые взгляды, закладывали систему ценностей, таким образом, проходил процесс вхождения студента в общественную жизнь. Так происходила «культурная колонизация» университетом городского пространства.

Таким образом, перенос европейских университетских реалий в Россию состоялся, хотя местная почва создавала определенную специфику. Московский университет, как и европейские, представлял собой корпорацию, признаками которой были относительная автономия, свой суд, мундир и некоторые другие привилегии.

Повседневная жизнь студентов Московского университета еще несла на себе отпечаток тех сословий, откуда они вышли, и о формировании единого «корпоративного» знаменателя в рассматриваемый период пока не может быть речи. В то же время, общение сближало юношей из различных социальных групп, формировало единое пространство идей. В конечном итоге, начальная история студенчества Московского университета в это время свидетельствует о происходившем процессе формирования студенческой корпорации, осознания общности интересов и жизненных задач, что во многом стало характерно уже для студентов середины XIX в.

Университет сближал представителей разных сословий с помощью организации общих форм быта. Хотя в университете среди студентов и профессоров долгое время преобладали разночинцы, он был тесно связан с дворянской культурой.

Образ русского студента в конце XIX начале XX века

В отличие от закрытых учебных заведений, в которых учились в основном дворяне, значительное число учащихся в университетах были людьми незнатными и небогатыми. Чтобы сводить концы с концами, студенты часто были вынуждены подрабатывать. Именно в XIX веке формируется привычный облик российского студента, снимающего дешевую комнату и зарабатывающего на жизнь частными уроками или переводами. Правда, социальный статус учащихся был достаточно высоким.

Но бедность и бесприютность во все времена были спутниками российского студенчества, в значительной степени происходившего из полисословной демократической среды. По данным инспекции Московского университета, в 1899/1900 учебном году в нем насчитывалось более 50% «недостаточных» студентов. Студенческая перепись 1912 г. в Петербурге, охватившая немногим более 2 тыс. человек, или 5,4% учившихся в высших учебных заведениях столицы, зафиксировала 30.7%) нуждавшихся студентов, что также было немало. Если этот показатель принять за общероссийский, для чего есть основания, поскольку Петербург был самым населенным студентами городом, то численность «нуждавшихся» во всех высших учебных заведениях империи по состоянию на 1913/1914 учебный год составляла примерно 40 тыс. человек (из 123 тыс. списочного состава студентов высшей школы).

Московские студенты в основной своей части еще с шестидесятых годов XIX столетия состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев, не имевших ничего общего с обывателями, и ютились в «Латинском квартале», между двумя Бронными и Палашевским переулком, где немощеные улицы были заполнены деревянной стройкой с мелкими квартирами.

Кроме того, два больших заброшенных барских дома дворян Чебышевых, с флигелями, на Козихе и на Большой Бронной почти сплошь были заняты студентами.

В каждой комнатушке студенческих квартир «Латинского квартала» жило обыкновенно четверо. Четыре убогие кровати, они же стулья, столик да полка книг.

Одевалось студенчество кто во что, и нередко на четырех квартирантов было две пары сапог и две пары платья, что устанавливало очередь: сегодня двое идут на лекции, а двое других дома сидят; завтра они пойдут в университет.

Обедали в столовых или питались всухомятку. Вместо чая заваривали цикорий, круглая палочка которого, четверть фунта, стоила три копейки, и ее хватало на четверых дней на десять.

В семидесятых годах XIX в. формы у студентов еще не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента всегда можно было узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широченными полями и иногда – верх щегольства – плед и очки, что придавало юношам ученый вид и серьезность. Так одевалось студенчество до начала восьмидесятых годов, времени реакции.

Законодательное закрепление положения студентов

В 1819 году положение студентов было законодательно оформлено. Появились ученые степени действительного студента, кандидата, магистра и доктора. Действительным студентом назывался тот, кто окончил университетский курс и получил аттестат. Студент, окончивший курс и представивший на факультет письменное сочинение, получал степень кандидата. Ученая степень давала право на получение соответствующего класса в чиновнической иерархии: 14-го класса для студентов (что соответствовало чину прапорщика), 10-го для кандидатов (командир роты), 9-го для магистров и 8-го для докторов.

Согласно ст. 39–40 Закона «Об устройстве училищ» от 24 января 1803 г. «Всякой Университет должен иметь Учительский, или Педагогический институт. Студенты, принятые в оный, получают степень кандидата, соединенную с особенными выгодами в содержании.

Положенное число кандидатов преимущественно наполняется казенными воспитанниками. Они не могут без важных причин оставить учительского звания, не прослужа в нем по крайней мере шесть лет от определения к должности».

Государство пыталось заинтересовать в университетском образовании и дворян. В 1809 году по инициативе М. М. Сперанского был принят указ, согласно которому чиновник не мог получить чин 7-го класса (коллежский асессор) и 5-го класса (статский советник) без предъявления университетского диплома или же сдачи специального экзамена. Среди учебных дисциплин, без которых чиновник не мог прожить, были русский и один из иностранных языков, право, государственная экономия, уголовные законы, история России, география, математика и физика. Таким образом, окончание университета становилось условием удачной карьеры.

Рост популярности университетского образования и увеличение числа студентов вели к тому, что вновь стало остро не хватать профессоров. Правительству опять пришлось приглашать преподавателей из-за рубежа. Разумеется, приезжие преподаватели не знали русского языка, а латынь, на которой они привыкли читать лекции, студенты понимали плохо. В итоге преподавателям приходилось повторять объяснения дважды: по-немецки (для тех, кто не знал французского) и по-французски (для тех, кто не знал немецкого). Меньше всего страдало от этого преподавание математики, для усвоения которой можно обойтись минимумом слов.

Вступив на престол, Александр III стал заводить строгие порядки. Они коснулись и университета. Новый устав 1884 года уничтожил профессорскую автономию и удвоил плату за слушание лекций, чтобы лишить бедноту высшего образования, и, кроме того, прибавился новый расход – студентам предписано было носить новую форму: мундиры, сюртуки и пальто с гербовыми пуговицами и фуражками с синими околышами.

Университетский устав 1884 г. стеснил университетскую автономию, дав министру просвещения право назначать ректоров (ранее избиравшихся профессурой) и не считаться с мнением профессуры при назначении преподавателей. Однако уровень университетского образования не пострадал. В начале XX в. российское университетское образование вполне соответствовало западноевропейскому, а университетская автономия была восстановлена в 1905 г.

Состав студенчества в России был намного демократичнее, чем, например, в Англии или Германии, где в университетах учились почти исключительно дети аристократии и буржуазии. Плата за обучение была невысокой и было множество «стипендиатов». Начиная с 1860-х гг., «большинство студентов состояло из необеспеченных и неимущих. В начале 70-х гг. на стипендии и пособия в Казанском университете жили 72% студентов, в Киевском и Одесском к недостаточным принадлежало 70 и 80% студентов. В Московском университете в 1876 г. было освобождено от платы 59%»!. В Московском университете в 1899–1900 гг. 1957 студентов из 4017 были освобождены от платы. Кроме того, 874 студента получали стипендии, учрежденные частными лицами и общественными организациями. Согласно уставу 1884 г. плата за обучение составляла 10 руб. ежегодно, в 1887 г. она была повышена до 50 руб. Студенты еще вносили от 40 до 50 руб. ежегодно на гонорары профессорам. В естественнонаучных дисциплинах полагались дополнительные лабораторные взносы.

Главные источники по студенчеству 19 века. История высшего образования в конце XIX века в России. Сухотина Л.Г. Российская интеллигенция и общественная мысль…

Материально-бытовые условия жизни студенчества в России в конце 19 вв.

Читайте также

"Давайте говорить правильно!

Как отличить тестовое задание от попытки воспользоваться вашими мозгами Тестовое задание должно быть

Современные проблемы науки и образования Стратегия развития кафедры фина

THE BELL